Франсуа Жюльен: Трактат об эффективности

Предисловие автора

Что мы имеем в виду, когда говорим, что какой-то предмет является основанием? Не в значении «основание чего-либо», а основанием в абсолютном смысле? Рассматривая тот или иной фактор в качестве основания, например, в области экономики, производства, торговли, мы предполагаем, что этот фактор сам по себе составляет источник определённого развития, на которое мы можем опереться: вместо того, чтобы предпринимать какие-либо действия по собственной инициативе, мы исходим из того, что в ситуации заложен определённый потенциал, который нам следует отыскать, чтобы затем уже действовать в соответствии с теми возможностями, какие он предлагает. Такое словоупотребление несколько расплывчато, но всё-таки оно принадлежит сфере практической деятельности, так что речь идёт не о соизмерении практики с абстрактной схемой, а наоборот, о проверке схемы практикой. И мне кажется, что именно здесь можно найти ключ к пониманию связи человека с окружающим миром; более того, именно здесь открывается выход за пределы теоретических рассуждений, налагающих свою схему, рамку на наши действия, и мы можем переосмыслить их, открывая новые источники их «эффективности».

Новые — по отношению к европейской традиции или, во всяком случае, к наследию древних греков, где эффективность человеческих действий мыслится как отпечаток некоторых идеальных форм, данных действию в качестве моделей, призванных спроецироватъся на окружающий нас мир и реализоваться в нём через посредство воли человека. Суть этой традиции — в том, чтобы заранее составлять план действий и реализовывать его, быть может, совершая при этом героические подвиги. Для неё важны отношения между средством и целью, между теорией и практикой.

Далее мы увидим, что концепция эффективности в Китае иная. Она исходит из того, какие условия нужны для получения эффекта: суть дела не в том, чтобы прямо и непосредственно добиватъся результата как заранее поставленной цели, а постепенно создать условия, как следствие каковых он не смог бы не появиться. Другими словами, речь идёт не о том, чтобы «преследовать» какой-то эффект, а о том, чтобы дождаться — и не мешать ему наступить. Для этого достаточно, — учат нас древние китайцы, — научиться извлекать пользу из развития ситуации, действовать так, как она сама «несет» нас. А значит, не надо ничего изобретать, не нужно прикладывать никаких усилий — все это нужно не ради отрешения от земного мира, а единственно для того, чтобы добиться наилучших результатов. Основу этого образа мысли, не породившего внутри себя противопоставления теории и практики, составляет проникновение в обычный ход вещей и то, что мы называем стратегией. Но углубившись в него, мы должны будем ответить на вопрос: в самом ли деле в нашей европейской концепции, даже во взглядах «реалистов» (от Аристотеля до Макиавелли и Клаузевица), не говоря уже о более распространённых теориях, речь идёт о понятии «эффективности?» Не является ли само понятие эффективности слишком узким, слишком жёстким, не способным вместить наше понимание того, как надо действовать, чтобы в реальной жизни происходили (случались) те или иные события?

Когда мы рассматриваем вопрос об эффективности, то непременно вскрывается ещё одна проблема: каковы условия появления эффекта, результата? Собственно, что такое результат действия? Каким образом в реальной жизни что-то может осуществиться? Этот вопрос ничего общего не имеет с такими вечными понятиями метафизики, как бытие и познание, как не имеет он отношения и к этическому пониманию действия.

От проблемы результативности действия, эффективности, несущей на себе отпечаток волюнтаризма, мы перейдём к вопросу о той эффективности, применительно к которой есть основания говорить об имманентности; и здесь нам не избежать некоторого сдвига. «Сдвиг» как термин здесь получает двойное значение: с одной стороны, это определённое изменение привычного нам образа мышления, переход из одних рамок в другие — из Европы в Китай и обратно. Мысль таким образом становится активной, деятельной, способной изменить наши представления об окружающем мире. С другой стороны, сдвиг — это перемена, позволяющая «снять барьеры» и наконец увидеть то, чего мы обычно не допускаем в границы нашей мысли, а значит, не можем мыслить.

Конечно, чтобы произвести такой «сдвиг», потребуется основательно перестроить нашу языковую структуру и её теоретические основания с тем, чтобы вывести её на новый путь, где она бы выражала не то, что внутренне было заложено в ней ещё до начала коммуникации, а то, что откроется в новой потенциально приемлемой для неё мыслительной деятельности, способной отныне черпать из новых источников.

Материал и источники ¹

Эта книга является своего рода продолжением предыдущей, посвящённой этике (Fonder la morale. Paris, Grasset, 1996), основным героем которой был Мэн-цзы. В Китае на исходе эпохи «Древности» действительно прослеживаются два течения, все более чётко противопоставлявшиеся друг другу: течение «моралистов», куда входит Мэн-цзы (конец IV века до новой эры) и к которому примыкает трактат «Чжун юн», и течение «реалистов» — тех, кто посреди безудержной гонки за властью, наложившей свой отпечаток на весь период «Борющихся Царств», выступал против традиции, воспитания, ритуалов и обычаев в пользу чистой авторитарной власти.

Очевидно, что мысль об эффективности в Китае наиболее явно развивают «реалисты». Однако позже мы увидим, что и «моралисты», в частности, Мэн-цзы, считая себя приверженцами противоположной точки зрения, во многих пунктах всё же сходятся с реалистами. Ибо все они признают важность идеи эффективности, разница лишь в том, какой путь к её достижению они считают наилучшим.

Что касается военной стратегии, то главный текст принадлежит Сунь-цзы (IV или V век до до новой эры). Мы пользовались изданием Ян Биньганя (Сунь-цзы гуйцзя; Чжунчжу гуцзи чубаньше, Хэнань, 1986), а также «Одиннадцати комментаторов» (Ши и цзя чжу Сунь-цзы), издания Го Хуажо (Чжунчжу шуц-зю). Лучшим западным изданием считается издание Роджера Эймса (Roger Ames, Sun tzu, The art of Warware, Ballantine Books, New York, 1993).

В качестве дополнительного материала приводятся цитаты из Сунь Биня (IV век до новой эры), которые также очень интересны, хотя тексты, дошедшие до нас, изрядно испорчены; издание, которым мы пользуемся — это Дэн Цзэцзун. Сунь Бинь бинфа чжуи. Пекин, 1986. Цитируется также новое издание — D. C. Lau et Roger Ames, Sun Pin, The Art of Warfare, Ballantine Books, New York, 1996.

Что касается политики, то мы пользовались текстом Хань Фэй-цзы (280–234), самого блестящего мыслителя эпохи китайской империи, неудачно называемого «законником» («легистом»); использовалось издание Чэнь Цзиюя (Хань Фэй-цзы цзиши. Шанхай, 1974, 2 тт). Что касается дипломатии и того, что мы будем называть риторикой, хотя на самом деле это скорее антириторика, то текст, которым мы пользовались, это сочинение Гуйгу-цзы (390–320). За неимением более надёжного издания (этому тексту обычно не придавали должного значения), я пользовался, помимо классических комментариев (Инь Цзиц-зан, Тао Хонцзин), также более новыми сведениями (Чжен Цзивэнь. Гуйгу-цзы яньцзю. Хайкоу, 1993).

Война, власть, язык образуют три главных пункта нашего исследования. Особняком стоит Лао-цзы (VI или IV век до новой эры), которого при таком подходе невозможно поместить в классификацию, потому что он перекраивает её всю. Вот почему я задался целью вывести Лао-цзы из зоны действия того мистического ореола, в который его с таким удовольствием поместили на Западе, и включить в наши размышления об эффективности; мы пользовались изданием текста с комментарием Ван Би: Чжи сяоши, том 1, Пекин, 1980. Лучшее западное издание — это Robert G. Henricks, Lao-tzu, Te-tao ching, Ballantine Books, New York, 1989.

И наконец, я предпочёл оставить за рамками этого исследования тексты типа «Тридцати шести стратегем» («Сань ши лю цзи») — сборники полезных советов по части военной хитрости. Я сделал это для того, чтобы, с одной стороны, сохранить историческое единство материала (ибо эти сборники несомненно относятся к более позднему периоду и лишь повторяют хорошо известные идеи в афористической форме), а с другой стороны, чтобы чётко отмежеваться от той вестернизованной «китайщины», по поводу которой и без меня было сказано немало.

Эта книга, в действительности, не трактат по эффективности, а трактат об эффективности. И как таковой, он заново поднимает вопросы, затронутые в Propension des choses (Seuil, «Des travaux», 1992), пытаясь осмыслить их в определённых границах и наметить пути их успешного решения.