Никлас Луман:
Реальность масс-медиа.
Глава 16. Кибернетика второго порядка как парадокс

Разработанная Хайнцем фон Ферстером кибернетика второго порядка ¹ по праву считается конструктивистской теорией, если не манифестом операционального конструктивизма. Однако обратной связи не существует: конструктивистским теориям познания не обязательно свойственна строгость кибернетики кибернетики. Можно наблюдать способы познания как конструкции наблюдателя, что не связано с тезисом, что наблюдающие наблюдатели наблюдают себя самих в качестве наблюдателей. Это отличие настолько важно, что мы посвятим ему заключительную главу.

В предшествующих размышлениях мы руководствовались двумя исходными пунктами. Согласно первому, в случае масс-медиа, как и в случае всех функциональных систем, речь идёт об оперативно-замкнутых и поэтому аутопойетических системах. Во втором подчёркивалось, что это касается и всех типов познания, ибо и они суть операции и поэтому могут производиться лишь в рамках системы. Это сохраняет своё значение и в том случае, когда во внимание принимается то, что в обществе с системой масс-медиа могут существовать коммуникации, исходящие из её внешнего мира. Ведь и последние возможны лишь на основе знания, которое поставляется системой масс-медиа; кроме того, средства массовой коммуникации понимают то, что им сообщается, лищь на основе своей собственной сети воспроизводства информации. Всякая коммуникация с масс-медиа и внутри них остаётся связанной со схемами, которые для этого имеются в их распоряжении.

Проект этого теоретического описания осуществляется в модусе наблюдения второго порядка. В нём (теоретическом описании) наблюдаются и описываются наблюдатели. Оно, однако, не предполагает, что и сами масс-медиа наблюдают себя в модусе наблюдений второго порядка. Средства массовой коммуникации обозначают содержание своих коммуникаций и поэтому должны его отличать. Например, они информируют о скандалах и должны при этом предполагать, что нескандальное поведение также было возможным. При этом, однако, от их рефлексии ускользает, что можно было бы поставить вопрос (который мог бы поставить социолог) о том, почему вообще наблюдение осуществляется в рамках схемы скандальное/нескандальное и почему частота использования этой схемы с очевидностью возрастает.

Другими словами, масс-медиа — как наблюдатели — остаются (и как мы скоро увидим: с полным основанием) невидимыми для самих себя. Они оперируют, обращаясь к миру, и не подвергают рефлексии то, что уже эта обращённость порождает непомеченное пространство, в котором они сами и пребывают. Мы можем сформулировать это высказывание по-другому, расколов наше понятие автономии. С одной стороны, существует аутопойетическая автономия, покоящаяся на оперативной замкнутости и означающая, что система может воспроизводить свои собственные структуры и операции лишь посредством собственных операций, то есть лишь из собственных продуктов. От этого следует отличать когнитивную замкнутость и соответственно когнитивную автономию. Она означает, что система во всех своих типах познания одновременно наблюдает и тот факт, что речь идёт лишь о собственных наблюдениях. Лишь благодаря этому мы оказываемся на территории, которой так интересуется кибернетика второго порядка в строгом смысле. ² При этом вопрос о том, кто является наблюдателем, ставится универсально и применяется также и к наблюдающей системе. Вместо вопроса о причинах, который должен был бы приводить к бесконечному регрессу, ставится вопрос о наблюдателе; и тот, кто хотел бы обосновать свои собственные переживания или действия, должен, следовательно, наблюдать самого себя как наблюдателя и тем самым выбор различений, которые направляют его наблюдение. Но как это возможно?

Очевидно, что с эмпирической точки зрения система масс-медиа не оперирует на когнитивно-замкнутом уровне кибернетики второго порядка. Она, правда, различает между самореференцией и инореференцией. В рамках установки на инореференцию она сообщает о фактах и мнениях. Это включает возможность наблюдать наблюдателя. Поэтому и возникает обычное для современного общества наблюдение второго порядка. Но это ведёт лишь к бесконечному регрессу в вопросе о том, какой наблюдатель, в свою очередь, наблюдает это. В самой системе не возникает конечной формы (Abschlussfigur) двусмысленной «наблюдающей системы», ³ а именно автологического понимания: то, что относится к наблюдателям, существенно и для наблюдающей их системы. Благодаря различению самореференции и инореференции система масс-медиа способна обозначать и себя саму в своём отличии от всего другого. Она может делать темой обсуждения собственные структуры и операции, как если бы они являлись объектами. Она, однако, не задаёт дополнительного вопроса: как я оперирую в качестве наблюдателя и почему я различаю так, а не иначе? Посредством всех используемых ей различений она переносит себя саму в ненаблюдаемое, непомеченное пространство, и это сохраняется даже тогда, когда она обозначает саму себя в своём отличии от других. Всякое различение делает наблюдателя невидимым — но сам этот факт ещё доступен познанию. Но, желая снять этот покров невидимости, он должен был бы себя обозначить, то есть себя отличить. И снова возник бы вопрос: кто же тот наблюдатель, кто различает так, а не иначе?

Это относится и к современному обществу, а также к тем условиям, которые сегодня некоторыми обозначаются как «постмодерн». Это сохраняет своё значение и тогда, когда отказываются от притязаний на абсолютную значимость, которые в традиции проявлялись под именами бога, природы или разума. Этот отказ изображают в виде релятивизма или историцизма. Допускается контингентность всех критериев и всех возможных позиций наблюдения. Но это лишь означает, что от любого различения можно перейти к другому, скажем, учитывать изменение моды или ценностей. Речь, между тем, идёт о принятых схемах. Проблема изменения и контингентности может быть переварена, может получить выражение с помощью нормальных схематизмов масс-медиа. Правда, тогда система оперирует на уровне более высокой неопределённости (Unsicherheit), но это относится и к другим функциональным системам: монетарной экономике, искусству, науке, политике. Принимая этот постмодернистский стиль выражения (Duktus), масс-медиа лишь следуют требованиям формы общественной дифференциации. Однако с помощью непрерывной смены перспектив опять-таки невозможно зафиксировать наблюдателя, осуществляющего эти изменения посредством различения до/после. Под утверждением «Бог — мертв» подразумевают невозможность идентификации последнего наблюдателя.

Вот уже несколько лет — как реакцию на это открытие — можно наблюдать попытки смещения этой проблемы в область этики. Это касается общества, а значит, и масс-медиа. Так, например, можно спроектировать некий этический код для журналистов и попытаться утвердить его посредством процессов самоконтроля, действующих в этой профессии. О том, что речь при этом не может идти об этике обоснования в академическом стиле, легко догадаться, если проследить академическую дискуссию о трансцендентальной, утилитаристской или ценностной этике.

Во всех этих случаях дедуктивный подход к принятию решений потерпел неудачу. И это известно. Речь, следовательно, может идти лишь о конвенциях, которые неизменно сталкиваются с новыми ситуациями. Эта этика — если она не уплотняется до уровня норм права — не содержит никакого указания на то, как следует обращаться с тем, кто от неё уклоняется. Положение кибернетики второго порядка даёт возможность рефлексивно осмыслить это бегство в этику как смещение проблемы. Но ведь и этика в любом её конкретном понимании представляет собой практику различения. Она различает стандарты и способы поведения, конформное и отклоняющееся и, прежде всего в моральном смысле, хорошее или плохое (либо злое) поведение. Кроме того, к её предпосылкам относится то обстоятельство, что отклонения приписываются поведению, а не ошибочно выбранным стандартам или «этикету» («labeling»), как некоторое время полагали критически настроенные социологи. ⁴ Даже если в сильно морализированных областях приходится считаться с жёсткими связями и эмоциональной напряжённостью, кибернетика второго порядка может тем не менее задать такой вопрос: почему вы различаете именно так, а не иначе; или опять-таки: кто является наблюдателем, который пытается навязать именно эти схемы?

Такие авторитетные авторы в конструктивистской теории познания, как Умберто Матурана и Хайнц фон Ферстер, попытались на этой основе развить новую этику. Однако они не продвинулись дальше намёков, и остаётся вопросом, ⁵ насколько подобный подход может быть успешным. Ведь если бы от этики потребовали осуществлять различение и одновременно подвергать рефлексии то обстоятельство, что именно она осуществляет различение, она бы саботировала саму себя.

И на фоне многочисленных усилий по поиску этического фундамента кибернетика второго порядка снова и снова задаёт лишь этот вопрос: кто является наблюдателем? Этот вопрос она может адресовать всем наблюдающим системам, а значит, и самой себе. Тем самым подрываются все когнитивные, нормативные и моральные — то есть все этические коды. Это могло бы привести к возможности оспаривать всякую релевантность и всякую возможность эмпирического приложения кибернетики второго порядка. И всё-таки следует остерегаться чересчур поспешных выводов. Ведь бросается в глаза, что в практически ориентированных усилиях, понимаемых как терапия, эта кибернетика второго порядка играет всё более важную роль. Совершенно очевидно, что это существенно для семейной терапии и организационного консалтинга. Но в том же аспекте можно рассмотривать и психотерапию или тот случай, когда по поводу не контролируемых медициной болей дают совет: наблюдай Твои боли. Ведь одновременно с конструктивистским концептом терапии была открыта и вполне реализуемая установка, которая формулируется при помощи парадокса. ⁶ Уже традиция риторики рекомендовала фигуру парадокса как технику для потрясения окостеневшей веры, communis opinio, common sense. Это функциональное описание сегодня может быть связано с кибернетикой второго порядка и благодаря этому получить теоретико-познавательное обоснование. Всегда есть возможность спросить о наблюдателе, но этот вопрос — также и применительно к себе самому — приводит к парадоксу, а именно к необходимому (injunktives) парадоксу. Он (вопрос) призывает к тому, чтобы сделать видимым нечто, что само для себя должно оставаться невидимым. Он противоречит самому себе. В нём воплощается перформативное самопротиворечие, которое не даёт принимать ему догматичную форму или прописывать рецепты.

Этим обращением к парадоксу наблюдателя ⁷ кибернетика второго порядка преодолевает и все ещё типичное для социологов и интеллектуалов различение «критического» и «утвердительного». Ведь и оно является различением, а значит, инструментом наблюдения. В результате наблюдения того, кто с помощью этого различения выбирает одну (а не другую) его сторону, появляется ещё одна версия парадокса наблюдателя. Тот, кто (подобно большинству интеллектуалов) выбирает опцию «критическое», должен вести себя «утвердительно» по отношению к самому различению. Тот, кто выбрал опцию «утверждения», должен признавать различение, которое допускает критическую установку. Поэтому наблюдатель, который выбирает это различение, должен оставаться невидимым. Во всяком случае, он может сказать: я — парадокс моего различения, единство того, что я утверждают как различное.

Парадокс предлагает наблюдателю ту же самую концентрацию на единственном, не допускающем дальнейшего уплотнения пункте, что и автологическая, включающая себя саму кибернетика второго порядка. Уже этот тезис заставляет понимать, что кибернетика второго порядка даёт форму парадокса тому, что наблюдается её наблюдением. Это не должно означать остановки наблюдения. Как учат теория и практика системотерапии, форма парадокса — всего лишь промежуточная стадия. Прежде бывшие привычными различения с помощью вопроса о наблюдателе мы идентифицируем как парадоксальные; мы подводим их под вопрос о единстве различия, чтобы затем поставить вопрос о том, какие другие различения могут «развернуть» парадокс, то есть способствуют его новому разрешению. При таком рассмотрении парадокс представляет собой временную форму, другая сторона которой образует открытое будущее, новую аранжировку и новое описание привычек как сомнительных. Как и в аутопоэзисе, здесь также не существует никакой окончательной формы, которая не допускает вопроса о «до» и «после» — пусть даже речь идёт об источнике происхождения или о цели. Конечно, можно делать предположения, но, если стремиться к консистентному обращению с кибернетикой второго порядка, можно говорить о них всего лишь как о поводах для размышлений. Первичная цель должна была бы состоять в том, чтобы научить своих клиентов во всех различениях самим видеть неотъемлемую парадоксальность, но в то же время видеть и то, что наблюдения возможны лишь в том случае, если эту парадоксальность вновь привести к форме различения, которая в данный момент кажется убедительной.

Занимая позицию кибернетики наблюдения второго порядка, социология тем самым не отказывается от коммуникации, но свою коммуникацию она — как терапевт — должна отсылать на обходные пути парадоксии. Особым поводом для этого может стать вопиющее противоречие между селективными процессами масс-медиа и их успехом в конструировании реальности, на которую ориентируется общество. Мы повторяем поэтому наш вводный вопрос. Мы не спрашиваем о том, что имеет место; что за мир и что за общество нас окружает. Напротив, мы спрашиваем о том, как возможно, что информация о мире и об обществе признается информацией о реальности, если известно, как она производится.