Георгий Петрович Щедровицкий:
Система педагогических исследований.
Глава II. «Практика», «искусство» и «наука» в педагогике

До сих пор, в том числе среди педагогов и теоретиков педагогики, широко распространено убеждение, что создание учебников, задачников, методических пособий по тем или иным учебным предметам, проектирование новых программ обучения и воспитания и тому подобное — есть научная задача педагогики, её собственно научный продукт. Но когда вопрос ставится таким образом, тогда и возникает вполне оправданный и обоснованный условиями контртезис, что педагогика вообще не наука, а лишь искусство, подобное инженерному делу. И если настаивать на том, что основным и единственным продуктом педагогики должны быть учебники, программы воспитания и методические знания, то тогда педагогику действительно можно будет сопоставлять и отождествлять только с инженерным искусством.

Но наряду со всем этим у педагогики есть и должен быть ещё один аспект — собственно научный.

Это значит, что есть совершенно особая область социальной действительности — обучение и воспитание подрастающих поколений, — которая является объектом изучения педагогики и относительно которой педагогика создаёт один или несколько научных предметов. Действительность обучения и воспитания не только искусственно создана и создаётся обществом, всем его «педагогическим подразделением», но и исследуется, анализируется и описывается, как любой другой социальный объект. Эта действительность, несмотря на свой искусственный характер, несмотря на свою созданность людьми, имеет объективные свойства и механизмы, которые могут выявляться и описываться в виде закономерностей и законов. Правда, эти законы и закономерности особого рода, не совсем сходные с привычными нам законами физики и химии, но это обстоятельство не устраняет их объективного существования и не делает ненужным их изучение ³; знание этих законов и закономерностей должно быть продуктом педагогики как науки, и в той мере, в какой она даёт этот продукт, она действительно — наука.

Между практикой, искусством и наукой в педагогике существуют очень сложные исторически меняющиеся взаимосвязи. Сначала складывается обучение детей существующим производственным деятельностям; оно нуждается в особых средствах, которые создаются на чисто интуитивной основе я без всякой науки.

Обученные индивиды — продукт педагогической практики; новые средства обучения — продукт педагогического искусства. Своими корнями педагогическое искусство уходит непосредственно в педагогическую практику и первоначально почти ничем не отличается от неё. В истоках это однако деятельность, дающая двоякий продукт. Постепенно деятельность по созданию педагогических средств всё больше развёртывается и отделяется от самого обучения и воспитания. Задачи, решаемые педагогическим искусством, становятся всё более разнообразными, и поэтому в какой-то момент оно превращается в относительно обособленную, весьма сложную и иерархированную сферу деятельности, связанную с педагогической практикой «прямыми» и «обратными» связями.

Вместе педагогическая практика и педагогическое искусство дают основание для педагогической науки. Когда средства, выработанные педагогическим искусством и хорошо «работавшие» раньше, в каких-то новых ситуациях «не срабатывают», появляется ещё необходимость знать, почему так происходит. Именно в этом пункте встают собственно научные проблемы, требующие изучения, а в результате исследования появляются научные знания об обучении и воспитании. На основе этих знаний строится новое обучение или создаются новые средства; потом в каких-то ситуациях они вновь «не срабатывают», появляется необходимость в новых знаниях и так далее [59, с. 101]. Таким образом, педагогическая наука постоянно исходит из «трудных» ситуаций в педагогической практике и педагогическом искусстве, отталкиваясь от них, создаёт свои научные предметы и формирует объекты изучения. Но было бы ошибкой думать, что предметами и объектами педагогической науки являются предметы и объекты практики или искусства. Наука создаёт свои особые, «идеальные объекты», развёртывание и изучение которых подчиняется своей собственной логике, во многом независимой от запросов практики и искусства. Это значит, что наука тоже обособляется и становится относительно автономной сферой деятельности, оказывающей обратно влияние на практику и искусство и даже управляющей их развитием.

Характер научных предметов, которые складываются или должны сложиться в педагогике, в известных границах зависит от многообразия задач, решаемых в педагогической практике и в педагогическом искусстве, хотя, как мы уже сказали, одновременно подчиняется своей автономной логике. Например, принципиальное значение имеет различие между теми педагогическими знаниями, которые нужны для построения самой деятельности обучения, и темя» которые используются при создании новых средств учения и обучения. Можно было бы указать ещё на ряд других существенных различий в педагогических знаниях, которые обусловлены разнообразием задач практики и инженерии. Чтобы разобраться в этом сложном переплетении различий, связей и зависимостей между наукой, искусством и практикой в педагогике, нужно, хотя бы в общих чертах, представить себе структуру каждой их этих сфер деятельности.

До последнего времени все вопросы и проблемы такого рода могли обсуждаться только на языке здравого смысла. Не было ни научных предметов, в которых можно было бы изображать и анализировать деятельность и её виды, ни средств и методов такого анализа. Положение изменилось лишь в последнее десятилетие, когда разрозненные идеи и принципы, высказанные раньше различными философами и учёными, стали оформляться в фрагменты общей теории деятельности со своими особыми схемами и моделями, особой идеальной действительностью и специфической логикой рассуждений (см. [14, 5, 77, 78, 59, 61, 20, 63, 71, 36, 39]). Один из разделов теории деятельности даёт средства для описания функций обучения и воспитания в системе общественного воспроизводства, изображения структур входящих в них деятельностей, форм их кооперирования, организации, операционного состава разных видов деятельности и так далее. Очень коротко и схематически мы изложим их здесь, чтобы иметь возможность более подробно и обоснованно представить взаимоотношение практики, искусства и науки в педагогике.

Воспроизводство и трансляция культуры

В социальной системе, взятой как целое, основным процессом, определяющим характер всех её структур, является воспроизводство. В него входят все другие социальные процессы, в том числе обучение и воспитание. Поэтому естественно начать анализ поставленной нами проблемы с анализа И изображения процессов воспроизводства и в их контексте определять место обучения и воспитания, их функции, строение и механизмы.

В самом простом и абстрактном виде один «акт» или «цикл» воспроизводства можно представить в структуре, изображённой на схеме 1. Это та «единица», в рамках которой мы дальше будем всё время оставаться. Блоки Si Sj в ней изображают социальные структуры, являющиеся, соответственно, исходными и конечными в цикле воспроизводства; мы будем называть их состояниями.

Для того, чтобы вторая структура действительно воспроизводила первую — а мы предполагаем, что это необходимо для нормального функционирования социума в целом, — между ними должны существовать определённые связи (их изображает ломаная стрелка) и должны быть определённые средства, которые эти связи реализуют.

Дальнейшая задача в линии развёртывания предмета анализа будет заключаться, очевидно, в том, чтобы определить, во-первых, те элементы и компоненты состояний социальных структур, которые должны воспроизводиться, и, во-вторых, механизмы, обеспечивающие их воспроизводство.

Теоретическое решение первой проблемы предполагает детализированное описание и классификацию всевозможных составляющих исходного состояния социальной структуры.

Для упрощения, вполне допустимого при методологическом анализе, предположим, что в него входят: орудия и предметы труда, условия и предметы потребления, сами Люди, отношения между ними и организационные формы их деятельности. Механизмы воспроизводства будут рассматриваться уже в зависимости от строения социальных структур, заданных в исходных состояниях.

Схема 1.

Исходная и простейшая форма среди многих разнообразных механизмов воспроизводства — это простое «перетекание» или простая «передача» функциональных элементов социальной структуры из одного, разрушающегося состояния в другое, складывающееся. Так могут переходить из одного состояния в другое орудия, предметы и продукты труда, так могут переходить отдельные люди и некоторые организации людей. Подобная вещественная передача элементов от одного состояния к другому, по существу, не требует восстановления (или воспроизводства) в точном смысле слова, но является необходимым составляющим процессом в нём; мы называем её трансляцией элементов социума (см. [61,20]).

Более сложным механизм воспроизводства становится в тех случаях, когда элементы первого, разрушившегося состояния не переходят сами непосредственно во второе состояние, не становятся его элементами, а служат как бы образцами, или эталонами, для воссоздания других, точно таких же образований, входящих во второе состояние социальной структуры (схема 2).

Образцы, или эталоны, имеют совершенно особую функцию в социуме: они должны как-то запечатлеть в себе то, что содержится в первом состоянии, чтобы затем по ним можно было «отпечатать» то, что пойдёт во второе состояние. Следовательно, сами образцы, или эталоны, «живут» уже вне этих состояний; они движутся как бы параллельно им, постоянно обеспечивая восстановление социальных структур (схема 3). Так мы приходим к необходимости выделить внутри социума два разных слоя, — собственно производства и культуры; последняя, грубо говоря, — это совокупность тех средств, которые обеспечивают восстановление производственных (или каких-либо иных) структур. (Заметим сразу же, что выделение этих образований, заданное таким образом, справедливо лишь для данного уровня абстракции, а при дальнейшем усложнении модели требует уточнений).

Схема 2.

При таком механизме восстановления состояний мы получаем воспроизводство в точном смысле этого слова. Но непременным условием его является деятельность: образцы, или эталоны, смогут выполнить свою функцию только в том случае, если рядом будет человек, который может создать по эталонам новые образования, входящие в производственные структуры (схема 4). Значит, подобный процесс трансляции имеет смысл лишь в том случае, если параллельно ему непрерывно передаётся деятельность.

Деятельность, как мы уже говорили, занимает совершенно особое положение в системе социума.

Именно она является тем фактором, который превращает все его элементы (и вещи и отношения) в одну или несколько целостных структур. Вне деятельности нет ни средств производства, ни знаков, ни предметов искусства; вне деятельности нет самих людей. Точно так же и в процессе воспроизводства социума именно деятельность занимает основное место — и как то, что воспроизводится, и как то, что обеспечивает воспроизводство.

Самая простейшая форма трансляции деятельности — это переход из одной производственной структуры в другую самих людей — носителей деятельности. Здесь не возникает никаких особых затруднений и проблем, так как нет воспроизводства самой деятельности; сложные ситуации возникают только тогда, когда ставится задача действительного воспроизводства её.

Как и при трансляции других элементов социума, простейшим случаем здесь будет тот, когда определённые деятельности выталкиваются в слой культуры и служат в качестве образцов для осуществления такой же деятельности в производственных структурах.

Схема 3 и схема 4.

Реальный механизм этого — приобретение некоторыми людьми особой функции, позволяющей им формировать привычки, поступки, деятельность других людей. Знаменитый дуэлянт и игрок, крупный политический деятель, кинозвезда часто являются семиотическими, культурными образованиями социума по преимуществу, поскольку служат образцом для подражания («волосы, как у Брижжит Бардо», «свитер, как у Жана Маре»). Деятельность образцового рабочего, известного новатора и тому подобное неизбежно приобретает особую «культурную» функцию, поскольку она становится образцом для подражания. В определённых условиях эти люди перестают работать в собственно производственной сфере, их деятельность становится только образцом и вместе с тем чисто культурным образованием. Так, в частности, происходит с рабочими-мастерами, обучающими в школах и училищах. Педагог вообще по многим параметрам совершенно независимо от его воли и желания выступает как элемент культуры; но с точки зрения сознательно формулируемых требований одна из важных его педагогических функций — быть живым носителем определённых деятельностей и разворачивать их в качестве образцов для подражания при передаче другим людям (схема 5).

Схема 5 и схема 6.

Но подобное выражение образцов деятельности в живых людях, олицетворение их — лишь один из видов фиксации деятельности в процессе трансляции. Другим средством фиксации и передачи деятельности служат любые её продукты (как вещественные, так и знаковые), они сохраняют и переносят свойства и строение деятельности. Особый вид трансляции образует передача тех знаковых образований, которые использовались при построении деятельности в качестве средств или орудий (схема 6; П — любые продукты данной деятельности, ЗС — её знаковые средства, ВС — вещественные средства). На первых этапах вещественные и знаковые средства деятельности передаются в тех сочетаниях и связях, в каких они были употреблены при решении задач (см. [38]). Так, по-видимому, возникают тексты, представленные сейчас в собственно научной литературе.

Но в каком бы виде ни передавалась деятельность — в виде ли живых образцов, или в виде предметов-продуктов знаковых средств, — вопроизведение её другими людьми в новых состояниях социальной системы возможно только в том случае, если эти люди умеют это делать, то есть если они умеют копировать деятельность других людей или восстанавливать деятельность по её продуктам и применённым в ней знаковым средствам. Если же такой способности нет, то в процессе воспроизводства, несмотря на трансляцию деятельности, возникает разрыв.

Именно как средство преодоления этого разрыва исторически сложилась и развилась сфера обучения.

Трансляция культуры и обучение

Функция обучения в системе общественного воспроизводства состоит в том, чтобы обеспечить формирование у индивидов деятельностей в соответствии с образцами, представленными в сфере культуры в виде «живой», реально осуществляемой деятельности или же в виде знаковых средств и продуктов деятельности. Таким образом, обучение деятельностям является вторым необходимым звеном в процессе воспроизводства; оно дополняет процесс трансляции и в каком-то смысле выступает даже как противоположный ему механизм.

Схема 7.

Этот момент обнаруживается особенно отчётливо в тех случаях, когда деятельность транслируется не в «живом» виде, а только в форме своих средств и продуктов; трансляция опредмечивает деятельность, даёт ей превращённую предметную или знаковую форму, а обучение обеспечивает обратное превращение предметных и знаковых форм в деятельность индивидов; оно как бы выращивает деятельность в соответствии с этими формами и даже из них (схема 7).

Здесь важно отметить, что вещественные и знаковые эталоны, а также продукты и средства деятельности попадают в совершенно различные контексты реальной деятельности индивида в зависимости от того, владеет он этой деятельностью или ещё только должен научиться. Для человека, владеющего математикой, формулы являются вспомогательными средствами, позволяющими перенести содержательную мыслительную работу в формальную и даже чисто механическую. Для учащегося формула предстаёт в совершенно ином виде; он должен увидеть и раскрыть в ней те системы содержательных операций, вместо которых или в контексте которых она используется; только таким путём он сможет овладеть и формулой, и выраженной в ней деятельностью.

Деятельность второго типа называется учением. Нередко её объектом становится деятельность других людей, выбранная в качестве образца (то, что изображено на схеме 6). Деятельность учения как бы пересекается, или перекрещивается, с обучением.

Обучение и «педагогическое производство»

Итак, в системе воспроизводства учение-обучение имеет совершенно специфическую задачу: оно должно сформировать деятельность, используя различные вещественные и знаковые образования; при этом уже неважно, будут входить в дальнейшем эти знаковые средства в деятельность или нет. Для обучения важно только одно; эти знаковые средства должны быть наилучшим образом приспособлены к тому, чтобы с их помощью формировать деятельность. Но подавляющее большинство знаковых средств и продуктов деятельности, в частности научной деятельности, меньше всего подходят для этого. И даже более того: очень часто условия использования их в деятельности требуют исключения всего того, что отражает характер и строение самой деятельности.

В связи с этим ставится новая задача, обусловленная специфическими требованиями обучения: создать и транслировать из одного состояния в другое специальные выражения деятельности, такие комбинации вещественных и знаковых образований, которые лучше всего соответствовали бы процессам восстановления структуры самой деятельности.

Но это требование, в свою очередь, делает необходимой особую работу по созданию подобных форм предметного и знакового выражения деятельности — условно её можно назвать «педагогическим производством», и она, очевидно, должна ориентироваться прежде всего на специфические закономерности и механизмы процессов обучения (схема 8).

Схема 8.

Здесь важно подчеркнуть, что учебные средства заменяют те продукты и вещественно-знаковые средства деятельности, которые раньше транслировались непосредственно (схема 7) и становились объектами учения. С появлением специальных учебных средств деятельность учения преобразуется в учебную деятельность, которая уже не пересекается с деятельностью обучения, а должна быть подчинена ей; если на первых этапах деятельность учения была ведущей, а учитель представлял лишь «живой» образец деятельности, которую надо было скопировать, то теперь ведущей деятельностью становится собственно обучение, а учебная деятельность выступает как включённая в неё или, во всяком случае, управляемая ею. (В дальнейшем при сравнительно высоком уровне развития учащихся отношение между этими двумя деятельностями вновь меняется: многие элементы обучения сливаются с учебной деятельностью и всё это вместе передаётся учащемуся; появляется самообучение и самообразование).

Упрощая схему, мы можем элиминировать «педагогическое производство» и представить дело так, что учебные средства просто транслируются от одного состояния социальной системы к другим, обеспечивая в условиях обучения овладение деятельностью.

Системы обучения и воспитания

В предыдущем анализе мы постоянно сталкивались с тем обстоятельством, что использование любых образований, транслируемых из одного состояния в другое, предполагает наличие у индивидов какой-то деятельности, (это справедливо и для тех случаев, когда транслируется сама деятельность). Чтобы научиться ей даже в условиях обучения, нужно уже владеть какими-то деятельностями, которые выступают в качестве предпосылок научения, а в ряде случаев, кроме того, входят элементами во вновь присваиваемую деятельность. Так образуется сложная цепь зависимостей одних деятельностей от других. Эта зависимость определяет способ организации деятельностей в трансляции и порядок задания их в обучении. Те сравнительно простые виды деятельностей, которые образуют общие составляющие для других, более сложных видов деятельности и являются поэтому предпосылками при освоении последних, выделяются в особые учебные системы и транслируются по особым «каналам»; им обучают заранее. Это образует первую группу каналов трансляции деятельности и, соответственно, первое подразделение обучения. Если затем исходят из того, что общие элементы деятельностей уже освоены, то трансляцию более сложных деятельностей сводят к трансляции тех знаковых средств, которые позволяют построить эту сложную деятельность из освоенных элементов. Это образует вторую группу каналов трансляции деятельности. Важно подчеркнуть, что эти две группы каналов принципиально разнородны. Они противопоставлены друг другу: первый построен на непосредственной передаче деятельности, второй — на передаче знаковых средств построения сложной деятельности из более простых.

Это пока очень абстрактная схема. В действительности обе группы сами расчленены на множество разнородных составляющих. Во-первых, само обучение общим элементам деятельности строится в несколько этапов, причём каждый опирается на предшествующие, и, следовательно, для каждого этапа, начиная со второго, строится своя система знаковых средств. Таким образом, и сам первый канал разлагается на составляющие по той же схеме, по какой был введён он сам, и этот процесс идёт постоянно и в настоящее время. Кроме того, обучение членится по типам деятельности, например: воспитание (физическое, нравственное, эстетическое и так далее), общее образование, специальное образование, профессиональное обучение, — и каждый тип требует своей организации процесса трансляции и своих особых знаковых средств.

Не менее сложная дифференциация идёт и во второй группе каналов. Использование знаковых средств для построения деятельности само предполагает особые деятельности. И чем больше различных знаковых средств, тем разнообразнее эти деятельности, и им тоже надо специально обучать. Таким образом, развёртывание и усложнение второй группы каналов трансляции деятельности предъявляют особые задания первой группе, увеличивая перечни тех элементарных деятельностей, которые должны быть освоены в ходе предварительного обучения. Со временем оказывается, что эти деятельности, необходимые для употребления знаковых средств, составляют львиную долю всех социальных деятельностей.

Таким образом, в результате всего этого процесса создаются как особая конструкция длинные ряды зависимых друг от друга специальных учебных средств и соответствующих им ситуаций обучения.

Это рассуждение можно обобщить. Хотя каждый этап обучения и воспитания детей не сводится к одним лишь учебным средствам, а предполагает значительно более широкую систему жизненных отношений к другим детям, к педагогу, к окружающим явлениям и так далее, мы с полным правом можем говорить о том, что эти системы в целом транслируются и строятся искусственно в целях обучения и воспитания. Мы можем говорить о длинном ряде ситуаций жизни ребёнка, которые создаются для обучения общественно-фиксированным деятельностям и через которые общество как бы «протаскивает» ребёнка в ходе его воспитания и обучения (схема 9).

Схема 9.

Нам важно подчеркнуть, что эта «труба» — искусственно созданная система (поэтому мы и называем её «инкубатором»); она возникла на определённом этапе исторического развития общества, сначала как очень маленькое образование, ещё не обособившееся от системы самого производства, постепенно всё более и более разрасталась; причём рост её шёл слева направо, то есть от производства и вплетённого в него обучения к «чистым» формам обучения, от обучения сложным деятельностям к обучению все более простым деятельностям, лежащим в основании всех других; при этом, конечно, происходила перестройка всей системы. Вырабатываемые таким образом ситуации обучения и воспитания и их последовательности закреплялись в особых средствах трансляции и передавались от поколения к поколению. Но это значит, что закреплялись в особых средствах трансляции, передавались из поколения в поколение и навязывались ребёнку его жизненные ситуации во всей этой системе «инкубатора».

Важно отметить зависимость между последовательными частями, или этапами всей этой системы: её «правые», развитые части являются условием и основанием происхождения казалось бы предшествующих в функциональном отношении, левых систем. На деле, в построении системы существует прямо противоположная зависимость: существование и необходимость левых частей системы являются основанием для выделения и создания строго определённых правых частей.

Фактически мы имеем одну двустороннюю зависимость: чтобы овладеть деятельностью, заданной в левом элементе, ребёнок должен предварительно овладеть деятельностями, заданными в правом элементе, а поэтому последний должен быть дан в системе воспитания и обучения и должен предшествовать первому.

Обучение и воспитание как сфера «массовой деятельности»

В предшествующих частях работы мы охарактеризовали место и функции обучения и воспитания в системе общественного воспроизводства. Одновременно мы начали раскрывать и изображать структуру и механизмы этих составляющих воспроизводства, рассматривая их как особую сферу «массовой деятельности». Так внутри сферы обучения и воспитания появилось особое подразделение — «педагогическое производство» (см. схему 8). Но полученная картина ещё очень неполна; её нужно уточнить и развернуть дальше.

А.

В контексте практического обучения рождается особая педагогическая деятельность — «обобщение опыта обучения», — которая заключается в сопоставлении разных процедур обучающей деятельности и в выделении из них наиболее эффективных приёмов.

Сначала учитель хочет просто научить своих учеников и для этого совершает все свои действия. И если это не удаётся ему с первого раза, то он повторяет их, добавляя новые, более эффективные элементы и выбрасывая плохие, неработающие. И так повторяется снова и снова, пока практическая задача обучения не бывает решена. Получается ряд варьирующих деятельностей Д [1], Д [2], Д [3], … каждая из которых направлена на решение одной и той же задачи обучения. Лучшие варианты интуитивно выделяются учителем и закрепляются в его индивидуальной деятельности в качестве неких стандартов. Но сама эта практика повторения деятельности с разными вариациями создаёт условия и материал для появления деятельности принципиально иного типа: сравнения и анализа уже произведённых деятельностей, направленной на то, чтобы выбрать из них (или же сконструировать из их элементов) лучшие, наиболее совершенные и эффективные деятельности.

Необходимость передавать деятельность обучения непрерывно расширяющемуся кругу лиц приводит к тому, что такая деятельность начинает практиковаться всё чаще и чаще и наконец оформляется в особую специальность. От учителя отделяется инженер-методист, конструирующий приёмы и способы обучения. Его деятельность создаёт иные продукты, нежели деятельность учителя, и направлена на иные объекты; она начинает обслуживать деятельность учителей и вместе с тем управлять ею.

Б.

Сохраняется и непрерывно развивается уже описанная нами деятельность построения учебных средств, обеспечивающих овладение производственной деятельностью. Но из неё выделяется особая деятельность составления программ обучения, которая затем начинает управлять непосредственной разработкой учебных средств.

Механизмы выделения этой новой специальности аналогичны механизмам разделения практической деятельности учителя и деятельности инженера, конструирующего приёмы обучения; когда отдельные учебные средства и учебные предметы уже созданы или сложились, появляется необходимость связывать их друг с другом, согласовывать, объединять в единой системе и передавать её от поколения к поколению. Эта работа требует уже иных средств, нежели конструирование отдельных учебных средств, и поэтому она обособляется и оформляется в отдельную специальность; появляется инженер-методист, разрабатывающий программы обучения и воспитания.

Схема 10.

В.

Чтобы строить программу образования и отдельные обеспечивающие её учебные предметы и средства, нужно иметь представление о целях обучения и воспитания, нужно их сформулировать. И это тоже особая работа. На ранних этапах развития общества ей занимаются, как правило, политические деятели или деятели культуры, то есть люди, по роду своих занятий не имеющие непосредственного отношения к педагогике. Но расширение системы образования, всё большая дифференциация подготавливаемых специалистов, усложнение и совершенствование техники обучения и воспитания и тому подобное заставляют всё больше детализировать и конкретизировать цели (ср. [53]). Чтобы обеспечить это, нужен все более скрупулёзный, а следовательно, и специализированный труд. Поэтому формулирование и конкретная разработка целей образования начинают всё больше входить в систему самого «педагогического производства» и все более отделяются от собственно политического формулирования целей развития общества. В системе педагогики появляется особая специальность педагога-проектировщика, разрабатывающего проект человека будущего общества.

Если теперь все выделенные внутри «педагогического производства» специальности свести воедино, то получится система, представленная на схеме 10.

Деятельность всех этих специалистов образует единую сферу, в которой все составляющие связаны и зависят друг от друга: конкретный проект, выражающий цели образования, нужно сформулировать для того, чтобы потом можно было построить программу обучения и воспитания; программа нужна для того, чтобы определить число, вид и связь тех учебных предметов, которые должны быть включены в систему образования; в зависимости от характера учебных средств строятся те приёмы и способы обучения, которые обеспечивают передачу средств учащимся. Таким образом, продукты деятельности одного специалиста передаются другому и становятся у него либо средствами, либо управляющими регулятивами, либо составляющими объектов деятельности, а всё это вместе образует единую систему кооперированной деятельности.

Когда вся работа выполнена — учебные средства построены в соответствии с программой, приёмы обучения обеспечивают освоение этих средств, а вся система «инкубатора» в целом даёт возможность формировать именно таких людей, какие нужны обществу, — тогда вся изображённая выше структура кооперированной деятельности, обслуживающей работу учителей, становится ненужной.

Система учебных предметов и приёмы обучения, раз созданные, продолжают жить в сфере культуры и непрерывно транслируются от одного состояния социума к другому, обеспечивая работу учителей и обучение учащихся. Точно также остаются в сфере культуры и транслируются проекты, выражающие цели образования, и программы; они в любой момент могут быть извлечены из хранилищ и использованы для обоснования существующего порядка обучения и воспитания. Таким образом, описанная выше инженерно-методическая работа как бы «свёртывается» в работу по трансляции её уже готовых продуктов ⁴.

Но так продолжается лишь до тех пор, пока сложившаяся система образования обеспечивает подготовку людей, удовлетворяющих существующей системе «производство — потребление — клуб». Когда между требованиями этой «действующей» части социума и «инкубатором» создаётся разрыв, то вся описанная выше система инженерной деятельности развёртывается вновь, чтобы опять последовательно создать новый проект целей, новую программу образования, новую систему учебных предметов и новые приёмы, обеспечивающие их освоение. Все это меняет характер и продукты деятельности обучения, устраняет разрыв между подготовленными индивидами и требованиями общества.

В условиях быстро развивающегося общества инженерно-методическая работа строится не в виде спорадически возникающих «вспышек», как это описано выше, а ведётся специальными институтами постоянно; но она всё равно может быть направлена лишь на то, чтобы менять существующую систему обучения и воспитания — по частям или сразу во всей системе.

Нарисованная выше картина «педагогического производства» ещё отнюдь не полна. Фактически то, что мы изобразили, ограничивается пока системой «педагогического искусства», или «педагогической инженерией», представленной в её иерархии и связях с педагогической практикой.

Мы сознательно оставили в стороне все деятельности, возникающие в этой системе в связи с задачами государственной организации системы народного образования и руководства ею; это — особый круг вопросов, которого мы вообще не будем касаться. Кроме того, в системе отсутствуют пока все деятельности, направленные на получение знаний, обслуживающих «педагогическое производство».

Не рассматривали мы и входящую в них собственно методическую работу; хотя выше мы часто употребляли слова «методист» и «методическая», следуя широко распространённым в педагогике словоупотреблениям, описанные выше деятельности не являются методическими в точном смысле слова. Теперь, чтобы ответить на вопрос о взаимоотношениях педагогического искусства и педагогической науки, мы должны двинуться дальше и последовательно ввести собственно методику, методологию и, наконец, педагогическую науку.

Практика, инженерия и методика

Любая из деятельностей, изображённых в схеме 10, независимо от того, относится ли она к педагогической практике или к педагогической инженерии, может быть представлена одной и той же структурой (схема 11). Она будет состоять из неоднородных элементов, группирующихся как бы в два узла.

Нетрудно заметить, что индивида, осуществляющего практическую деятельность, может появиться потребность и в других формах кооперации; например, у него может не хватить орудий или исходного материала преобразований и, чтобы получить их, он вынужден будет обращаться за помощью к другим «специалистам». Рассматривая эти формы кооперации, мы получим ещё несколько разных линий развёртывания деятельности, важных для понимания функций и строения науки, в частности, — её связей с инженерией. Подчёркивая значение этих исследований, мы сейчас оставляем их в стороне, так как они не лежат в основной линии объяснения природы «методологической работы» и науки.

Схема 11.

В правой нижней части схемы изображена «объектная» часть деятельности: ИсМ — исходный материал объектного преобразования, ПР — продукт его, Ор — орудия преобразования, d [l]… d — действия, осуществляемые человеком (взятые вместе с орудиями, они образуют процедуры деятельности). В левой верхней части Схемы изображена «субъектная» часть деятельности: сам индивид, Ср — интериоризованные средства и Сп — способности, необходимые для оперирования средствами, осуществления действий и построения соответствующих процедур, производящих преобразование ИсМ в Пр, «табло» изображает сознание индивида, в котором находятся, с одной стороны, цели деятельности, а с другой — «отражения», или субъективные образы» объективных ситуаций.

Специально отметим также, что в качестве изображения деятельности эта структура неполна и, кроме того, не имеет единого и однородного принципа построения. Эти недостатки, весьма существенные в других аспектах, при нашем способе рассуждения не будут иметь никакого значения.

Представленные в одной и той же схеме, практические и инженерные деятельности не будут уже иметь различий, и поэтому в дальнейшем для упрощения мы будем говорить лишь о «практической деятельности», имея в виду, что это может быть любая деятельность (см. [36, с. 105–107]).

Введя таким образом единицу «практической деятельности», можно затем построить ситуацию, делающую необходимой специальную «методическую работу». Для этого мы поставим индивида, обладающего теми же самыми субъективными средствами и способностями, в положение, когда перед ним встаёт такая цель, которая, при заданных Ор и ИсМ, уже не может быть достигнута известными ему путями и заставляет его строить новую систему действий; мы предположим также, что до этого данный индивид должен построить определённую процедуру, но не знает, как это сделать.

Выход из положения был бы найден, если бы кто-то посторонний рассказал ему, что именно, с чем и как нужно делать для достижения данной цели, дал бы ему «подсказку», по которой он мог бы построить нужную процедуру. Подобная подсказка и является первой формой «методики», первыми «методическими положениями». Во многих существенных пунктах характер деятельности второго индивида будет зависеть от того, откуда он берёт свою подсказку.

Самым простым будет случай, когда он сам уже осуществлял деятельность, направленную на достижение подобной цели и, следовательно, у него на табло уже есть соответствующее «видение» этой деятельности, соответствующие «знания» о ней. Тогда «методические положения» будут, с одной стороны, выражением вовне этого видения, экстериоризацией уже имеющихся у второго индивида содержаний сознания, а с другой — описанием соответствующих элементов, отношений и связей объективной части этой деятельности, лишь переведёнными в форму указания или предписания к построению её копии (схема 12). Если подсказка вырабатывается точно таким образом, то мы имеем пример методической деятельности в собственном смысле.

Схема 12.

Методика и методология

Чтобы описать, каким образом методическая деятельность развёртывается в более сложные формы и благодаря этому превращается в методологическую работу, осуществляемую несколькими специалистами, мы должны рассмотреть ситуации с разрывами другого типа. Примером их может служить случай, когда деятельность, которую нужно осуществить первому индивиду, ещё никогда никем не строилась и, следовательно, нет образцов её, которые могли бы быть описаны в методических положениях. Но методическое указание всё равно должно быть выдано. И оно создаётся вторым индивидом, теперь уже не просто как описание ранее совершенной деятельности, а как проект или плоя предстоящей деятельности.

Схема 13.

Очевидно, что сколь бы новой и отличной от всех прежних ни была проектируемая деятельность, сам проект или план её может быть выработан только на основе анализа и осознания уже выполненных процедур деятельности. Каким должен быть этот анализ и фиксирующие его описания и каким образом проект новой деятельности, выражаемой методическими положениями, будет опираться на подобные описания, всё это — вопросы, которые должны обсуждаться особо. Ясно, что чем больше будет разница между деятельностью, которую надо построить, и теми деятельностями, которые уже осуществлялись раньше, тем больше будет в методических положениях собственно проектировочных моментов. Но главное в том, что при всех условиях выработка методических положений предполагает со стороны второго индивида два существенно различных отношения: одно — к предстоящей деятельности, другое — к уже построенным процедурам (схема 13). Второе отношение должно быть специфически исследовательским, аналитическим; мы фиксируем это, внося в схему специальные изображения исходного материала, с которым работает второй индивид, орудий, которыми он пользуется, и действий, которые он при этом осуществляет.

Это новое структурное изображение можно считать задающим специфику «методологической деятельности», её простейшую и вместе с тем общую форму. Оно содержит множество относительно замкнутых актов «практической деятельности», ставших затем объектами анализа, и незамкнутый акт «практической деятельности», который должен быть построен с помощью методических положений; все это объединяется в одну сложную «единицу» элементами «собственно методологической деятельности» с её двумя отношениями — описательным и проектировочным.

Если рассматривать все это с точки зрения генезиса и происходящего при этом изменения положения действующего индивида, то можно сказать, что для выработки методических положений, обеспечивающих построение новых процедур деятельности, индивид как бы выходит за пределы существовавших до этого структур своей деятельности и становится к ним, а вместе с тем и к своим прежним позициям в рефлексивное отношение. Этот признак точно так же можно считать специфической функциональной характеристикой «методологической деятельности»; на уровне описаний и признаков она повторяет то, что изображено на схеме.

Изобразив и описав таким образом рефлективный выход индивида за пределы осуществлявшихся им раньше структур деятельности, мы задали общую схему, на основе которой можно вести дальнейшее исследование: во-первых, детализировать и уточнять строение уже введённых в схему элементов, их материал, существующие между ними зависимости, связи и так далее, во-вторых, развёртывать схему дальше, описывая этапы, и механизмы дифференциации и усложнения методологической деятельности.

В рамках каждого из этих направлений существует целый ряд особых познавательных задач и соответствующих им линий анализа. В контексте обсуждаемой нами темы особенно важна одна из них. Суть её состоит в том, что мы выделяем методические положения и рассматриваем их на пересечении трёх отношений. В первом они берутся как средства построения новой деятельности, и это даёт возможность определить необходимое в этом аспекте строение их содержания и формы. Во втором отношении они выступают как обобщённые знания, фиксирующие «опыт» уже осуществлённых деятельностей; здесь прежде всего выясняется, о чём и какими именно знаниями могут быть методические положения.

Сопоставление того, что необходимо должно быть в методических положениях как средствах построения определённых деятельностей, и того, что в них может быть как в обобщённых знаниях из прошлой деятельности или о ней, позволяет выявить некоторые из специфических преобразований, которые осуществляются в ходе методологической работы. Наконец, в третьем отношении методические положения берутся как продукт специфически методологической деятельности, как порождение её средств и способов мышления; здесь исходя из уже зафиксированных в двух других отношениях обязательных свойств методических положений можно определять (или конструировать) необходимые для их выработки структуры методологической деятельности, а затем, наоборот, исходя из тех или иных уже зафиксированных структур методологической деятельности определять тот тип методических положений, которые посредством них могут быть получены.

Эта линия анализа особенно важна для нас, потому что она позволяет выяснить взаимоотношения между различными видами знаний, обслуживающих практическую деятельность, и одновременно — место научных исследований в методологической работе.

Практико-методические, конструктивно-технические и собственно научные знания

Чтобы построить новую процедуру практической деятельности, индивид (в общем случае) должен знать:

1. Вид и характер требующегося ему продукта.
2. Вид и характер исходного материала преобразований.
3. Необходимые для преобразования орудия и средства.
4. Характер отдельных действий, которые нужно совершать, и их порядок.

Знания о действиях з свою очередь должны учитывать два их отношения: а) к объектам преобразований и б) к орудиям (или средствам) деятельности.

Соответственно этому методические положения, чтобы быть средствами построения деятельности, должны содержать указания на все эти элементы и вместе с тем представлять их в связке друг с другом.

Кроме того, благодаря специфической функции средств практической деятельности эти положения, если рассматривать их как знания, имеют ряд особенностей.

Первая состоит в том, что все объекты, включённые в деятельность, фиксируются в этих знаниях исключительно как объекты деятельности, то есть как преобразуемый ей материал, как продукты, получающиеся в результате преобразований, или как средства, используемые в них. И это естественно, так как действующему человеку непосредственно нужно знать только одно: что именно и с какими объектами нужно делать. Поэтому для него первоначально объекты не имеют никакой самостоятельно «жизни», никакого движения, помимо того, что он сам с ними делает или хочет сделать; только определённая деятельность, его собственная или других, может привести их в движение и преобразовать к тому виду, который требуется.

Вторая особенность методических положений состоит в том, что они ориентированы на получение определённого продукта. Типичной для них можно считать форму вида: «Чтобы получить продукт Е, надо взять объект А и совершить по отношению к нему действия d [1], d [2] и d [3]». Нетрудно заметить, что смысловая структура этого знания центрирована на продукте деятельности, а само знание организовано так, чтобы обеспечить построение практической деятельности индивида. Иначе можно сказать, что эти знания организованы в виде предписаний для деятельности. В соответствии с этим признаком мы будем называть их «практико-методическими». Хотя по форме и способу своей организации практико-методические знания ориентированы на новую, ещё не свершившуюся деятельность, тем не менее по содержанию они чаще всего лишь фиксируют опыт уже свершённых действий. Можно сказать, что каждому практико-методическому знанию соответствует одно или несколько знаний, фиксирующих результаты прошлых деятельностей, из переработки которых оно и возникает.

По содержанию, логической структуре и способам получения знания, фиксирующие опыт прошлой деятельности, могут быть самыми разными (в том числе научными и ненаучными). Но, несмотря на все эти различия, у них есть одна общая особенность, отличающая их от практико-методических знаний. Она состоит в том, что смысловая структура всех этих знаний центрирована не на продукте, а на объекте преобразований. Если практико-методические знания говорят о том, что нужно сделать с заданным объектом, чтобы получить необходимый продукт, или о том, какой объект надо выбрать, чтобы прийти с помощью тех или иных действий к заданному продукту, то знания этого нового типа говорят прежде всего об объекте, о том, что с ним происходило или может происходить.

Вид и способ, какими фиксируется объект и происходящие с ним изменения, как мы уже сказали, могут быть разными. Одну большую группу образуют знания, в которых говорится о том, что произойдёт с заданным объектом, когда мы на него определённым образом подействуем. Типичной для этих знаний можно считать форму вида: «Если к объекту А применить действия d [1], d [2] и d [3], то получится объект E». Здесь сохраняется анализ объектов исключительно с точки зрения деятельности; этот момент роднит знания такого типа с практико-методическими. Но другой момент — центрированность смысловой структуры знания на объекте — резко отличает их от последних.

Вместе с тем эти знания, как будет показано дальше, по другим признакам существенно отличаются от собственно научных знаний. Мы будем называть их «конструктивно-техническими» ⁵.

Новые конструктивно-технические знания, если брать их исходные и специфические формы, могут появляться лишь по мере того, как создаются и реально осуществляются новые виды и типы практического преобразования объектов. Каждый раз они фиксируют единичные случаи таких преобразований и закрепляются в виде общего знания у отдельных людей и коллективов, если соответствуют многим, сходным между собой случаям. Их практическая ценность определяется тем, насколько удачно и точно произведено обобщение в один класс тех предметов, которые можно преобразовывать в один и тот же продукт с помощью одних и тех же средств и действий, но само это обобщение опирается лишь на опыт многих отдельных практических преобразований и пока не имеет никаких специальных средств и процедур «научного анализа» самих объектов. Поэтому действительная общность и практический успех этих знаний оказываются очень ограниченными: они действуют лишь в условиях медленно развивающегося производства. Точно так же конструктивно-технические знания никогда не могут дать предвосхищений последствий или возможных результатов применения к объектам, уже захваченным практической деятельностью, новых средств и новых действий.

Сами по себе конструктивно-технические знания, сколько бы их ни было и сколь бы точными они ни были для некоторых ограниченных случаев и областей, не составляют ещё науки, а выработка их не нуждается в собственно научном анализе, но они образуют необходимую предпосылку для появления научных знаний.

На основе уже выработанных связок между конструктивно-техническими и практико-методическими знаниями люди осуществляют преобразования новых объектов, входящих в сферу их деятельности.

Они стремятся получить определённые продукты и для этого применяют к объекту уже известные им средства и действия. Но реальные результаты деятельности отнюдь не всегда соответствуют их ожиданиям. И это понятно, так как любой объект «сопротивляется» действиям людей, он имеет свою самостоятельную жизнь и своё собственное поведение, которые и обнаруживается, когда мы начинаем действовать на него. Любой объект, даже знаковый, имеет свою собственную «природу», которая ставит границы нашей деятельности. И реальный результат всякого преобразования определяется не только нашей деятельностью, но и особенностями природы объекта. Для деятеля-практика это обстоятельство выступает чаще всего как разрыв между его целями, его «ожиданием», и тем, что получается на деле, иначе говоря, — как нарушение его опыта, выраженного в знаниях. Оно заставляет его пересматривать и перестраивать имеющиеся знания, но только для того, чтобы аналогичный разрыв повторился вскоре снова и снова.

Этот ряд непрерывно воспроизводящихся разрывов создаёт необходимость в принципиально новом подходе к миру объектов. Нужно объяснить причины постоянно повторяющихся расхождений между целями деятельности и её результатами. И эта установка, когда она складывается, создаёт основную предпосылку для появления научных знаний и собственно научного анализа.

Для реального оформления науки нужно много различных условий — экономических, социальных, технических и политических. Но если взять идейную сторону, то решающим является переворот во взгляде на объекты деятельности, переворот в способе их видения. Хотя для человека-практика изменения объектов происходят всегда в деятельности и являются её продуктами, он должен теперь взглянуть на них как на естественные процессы, происходящие независимо от его деятельности и подчиняющиеся своим внутренним механизмам и внутренним законам.

Падение камня всегда вызвано какой-либо причиной — до этого он лежал на месте, — но до тех пор, пока само падение рассматривается как действие этой причины, не может быть никакого научного анализа этого процесса. Снаряд запускается орудием, созданным людьми, и людьми же направляется в цель. Но до тех пор, пока полёт снаряда рассматривается только в отношении к действиям людей и орудий, не может быть никаких научных знаний. Чтобы получить научные знания, нужно рассмотреть полёт снаряда как естественный, природный процесс, происходящий по законам, независимым от деятельности людей. Колесо не имеет аналогов в не социализированной природе, это — машина, придуманная человеком, но чтобы получить научные знания о качении колеса, нужно рассмотреть качение как естественный процесс, подчиняющийся природным законам.

В такой позиции заключено известное противоречие. Ведь, в принципе, человека (и вообще человечество) интересует только то, что уже включено или может быть включено в деятельность, следовательно, не то, что естественно, но внутри деятельности он находит и выделяет (вынужден находить если хочет наилучшим образом организовать саму деятельность) то, что может быть представлено как естественное, природное, происходящее независимо от деятельности, по своим внутренним механизмам и законам.

И именно в этом состоит специфический признак, отличающий собственно научный подход и научные (естественнонаучные) знания от практико-методических и конструктивно-технических знаний.

Переход от конструктивно-технических к научным знаниям отражается и на логической структуре выражающих их утверждений. Вместо активной, деятельной формы: «Если к объекту А применить действия d [1] d [2] и d [3] то получится объект Е» — мы получаем пассивную, страдательную форму: «Объект А может преобразовываться в объект E», в которой опущены моменты действия; потом — фиксацию возможности превращения объекта А во многие различные объекты: E, К, М и так далее; ещё дальше — форму вида: «При наличии условий р и q с объектом А будут происходить изменения а, b, с», и, наконец, — абстрактную идеализированную форму вида: «Изменения объекта А подчиняются закону F».

Но эти отличия логического смысла и формы, специфические для научных знаний, — лишь одно из частных выражений тех изменений, которые связаны с появлением науки.

Методология и естественные науки

Сначала научные знания появляются поодиночке и не связаны друг с другом. Это фактически ещё преднаука. Подлинное развитие науки начинается тогда, когда эти разрозненные знания объединяются друг с другом и организуются в специальные научные предметы. Вместе с тем внутри методологии складывается особая сфера. Она создаёт свой особый объект, свои средства, свои методы. И всё это происходит именно благодаря тому, что наука должна выполнять свои функции по отношению к методике и к практике внутри методологии: а Научные знания, как мы уже говорили, должны выделить и зафиксировать некоторые естественные процессы, происходящие в объектах и подчинённые их внутренним законам, в условиях, когда эти объекты включены в деятельность и оцениваются с точки зрения её целей и механизмов. Для этого нужно найти и выделить или создать такие «объективные» образования, которые обладали бы естественными законами, или, точнее, которым с большой степенью правдоподобия можно было бы приписать такие законы. Эти объектные агломерации и конструкции должны обладать целостностью или замкнутостью относительно тех естественных и внутренних законов, которые мы ищем. Собственно эти законы потому и называются внутренними, что таким образом подчёркивается независимость их как от преобразующей деятельности человечества, так и от естественного, природного окружения рассматриваемых объектов.

Выделение и ограничение подобных объектных конструкций является довольно искусственным и во многом условным делом. Характерный пример этого — описание движения какого-либо тела в среде.

Во время движения происходит постоянное взаимодействие со средой. Но, формулируя закон движения, мы не вводим среду и взаимодействие в объект, к которому относится закон, не анализируем механизмов и законов самого взаимодействия. В законе движения фиксируется и выражается лишь изменение пространственной координаты тела во времени. А это значит, что мы выделяем в качестве объектной конструкции для нашего знания лишь само тело и его движение.

Взаимодействие же учитывается неявно — в виде указания на условия движения тела («в воздухе», «в масле», «в безвоздушном пространстве») или в виде так называемых граничных условий ⁶.

Кроме того, не всегда легко определить и очертить границы того образования, которое будет обладать естественными, внутренними законами. Нередко структуры, выделенные относительно одного закона, например закона функционирования, могут оказаться неполными или просто «не тами» относительно другого закона, например закона развития (см. [70]).

Поскольку границы «объектных структур», выделяемых для научного анализа, соотносительны с типом знаний, которые мы при этом получаем, то можно сказать, что в науке мы всегда имеем связки между объектными конструкциями и знаковыми формами фиксирующих их знаний. Эти связки образуют «предметы научного изучения», или «предметы науки» (см. [58]).

Знание, находящееся как бы сверху объекта, задаёт не только способ его выделения, но и направления, по которым пойдёт дальнейшее развёртывание науки. Иначе говоря, предмет, составленный из неоднородных элементов — знаний и объектных конструкций, — является органической системой, которая живёт и разворачивается по своим особым законам, отличным от законов жизни эмпирических объектов (см. [56, 36]). Но и сами объектные конструкции, развёртываемые внутри предметов науки (всегда относительно тех или иных естественных процессов и законов), не могут быть отдельными эмпирическими объектами или их связками; они обязательно должны быть «обобщёнными», а значит, и абстрактными структурами; в противном случае научные знания не могли бы обеспечить успех довольно разнообразно и постоянно варьирующейся практики.

Эти требования к объекту научного знания, соединённые с требованиями, описанными выше, реализуются в выделении и создании внутри предметов науки особых, абстрактных или идеальных объектов, отличных от единичных эмпирических объектов. Идеальные объекты науки образуют особую «действительность», которая существует наряду с единичными эмпирическими объектами и внутри предметов изучения является ничуть не меньшей реальностью, чем они (см. [58]).

На идеальных объектах начинает развёртываться специально организованная познавательная деятельность: с одной стороны, эти объекты изучаются и описываются в знаниях, а с другой стороны, они непрерывно расширяются и конструируются дальше средствами науки и в её рамках.

Выражение идеальных объектов в специальных знаковых формах, отличных от форм описательного знания («онтологические схемы смысла», «модели» и тому подобное), изменяет процедуры получения общих знаний. Они приобретают характер собственно теоретической, даже чисто конструктивной работы и уже почти совсем не связаны с анализом эмпирического материала (см. [56–58]).

Обособление научных предметов от сферы практической деятельности и обслуживающих её практико-методических и конструктивно-технических знаний создаёт целый ряд особых затруднений в практическом использовании научных знаний. Они связаны, с одной стороны с экспериментальной проверкой на единичных эмпирических объектах знаний, полученных путём изучения идеальных объектов, а с другой стороны, с построением на основе научных знаний практической и конструктивно-технической деятельности. Постепенное разрешение этих затруднений ведёт к формированию особых процедур использования научных знаний в отнесении к единичным эмпирическим объектам. Они опираются на особые сопоставления идеальных объектов с единичными объектами, включёнными в практическую или конструктивно-техническую деятельность.

Вместе с тем использование научных знаний меняет как способы выработки практико-методических и конструктивно-технических знаний, так и саму практику.

Сами практические действия начинают создаваться и строиться как реализующие естественные и внутренние потенции объектов к изменению, зафиксированные в уже имеющихся научных знаниях.

(Нередко на основе этого складываются ошибочные убеждения, что другие изменения и практические преобразования этих объектов вообще невозможны; современная педагогическая ориентировка на естественные законы психического развития детей — хороший тому пример).

Наличие теоретически полученных знаний о возможных и невозможных изменениях объектов позволяет предсказать результаты и последствия новых практических действий, направленных на эмпирические объекты, и сознательно искать такие средства и способы воздействий, которые могли бы реализовать заложенные в объектах потенции. При этом научные знания перерабатываются параллельно в практико-методические или конструктивно-технические знания.

И вся эта работа со всё большей очевидностью обнаруживает, что между практической и конструктивно-технической деятельностью, с одной стороны, и научно-исследовательской деятельностью, с другой, существуют строго определённые соответствия. Чтобы построить какую-либо практическую или конструктивно-техническую деятельность и получить в них необходимые продукты, нужно построить и развернуть строго определённые научные предметы и получить в них определённые знания. Но вместе с тем всякий научный предмет и всякое знание в нём открывают строго определённые и всегда весьма ограниченные возможности для построения определённых практических и конструктивно-технических деятельностей и в этих рамках дают средства для строго определённой методической деятельности.

Методология и история

Построение ественно-научных предметов, а внутри них разнообразных идеальных объектов позволяет представлять и моделировать в виде «естественных» и «необходимых» процессов разнообразные преобразования ИсМ в Пр, производимые человеческой деятельностью. Точно так же рядом с ними появляются идеальные объекты, моделирующие естественным образом связи между воздействиями орудий и происходящими при этом переходами ИсМ в Пр. Все преобразования объектов, осуществлённые «практикой», раньше или позже втягиваются в сферу естественных наук и получают в том или ином научном предмете своё обоснование в категориях «возможного» или «необходимого».

Благодаря этому все методические предписания, рекомендующие устанавливать в деятельности эти связи между объектами, получают научное основание для своей интенции.

Но вместе с тем в «методической действительности» остаётся ещё один элемент, который упорно не поддаётся естественнонаучному анализу и описанию. Это — действия людей и связь действий с преобразованиями объектов. Уже давно было зафиксировано, что одно и то же преобразование объектов может быть достигнуто с помощью разных орудий (средств и разных комбинаций действий; стало очевидным, что орудия и действия (или операции) постоянно изменяются и развиваются; все это заставляло отказаться от попыток представить связи действий (операций) с преобразованиями объектов как вечные и необходимые. Они фиксировались в особой форме — исторически меняющихся «норм» деятельности, а сама работа по описанию этих норм в инженерии, архитектуре, военном деле, педагогике стала особым видом методологической деятельности и породило то, что мы сейчас называем «историей».

Общая структура методологической работы

Естественнонаучные знания о возможных взаимодействиях и изменениях объектов мысли давали известное предвосхищение будущего, но лишь в рамках уже выработанных человечеством знаний.

Исторические описания норм деятельности не содержали никакого предвосхищения, они лишь фиксировали то, что уже было. Поэтому методическое проектирование деятельности, выходящей за рамки, очерченные имеющимися уже нормами и естественнонаучными знаниями, не имело никакого научного обоснования и оставалось делом «чистого искусства». Таким образом, собственно «методологическая деятельность», которую мы ввели как деятельность по выработке методических положений (схема 13), превратилась у нас в очень сложную структуру. Она содержит теперь по меньшей мере три типа разных деятельностей:

1. Научное исследование, имеющее своим продуктом естественные знания.
2. Историческое исследование, имеющее своим продуктом описания меняющихся норм деятельности.
3. Собственно методическую деятельность, непосредственно вырабатывающую методические предписания (схема 14).

Продукты двух первых деятельностей становятся средствами третьей.

Схема 14.

Соответственно характеру поставленных целей и используемых при этом средств методическая деятельность в свою очередь включает три варианта:

• составление методических предписаний на основе фиксированных норм деятельности;
• проектирование новых средств и систем действий, соответствующих необходимым и возможным преобразованиям объектов, описанным в естественнонаучных знаниях;
• проектирование новых структур деятельности, не имеющих ни «нормативных», ни научных оснований.

Но и такая, более сложная система методологической деятельности не образует ещё самодостаточного замкнутого целого. Каждая из входящих в неё частных деятельностей нуждается в дополнительных средствах, в частности в методических предписаниях, а это значит также — в особой деятельности, создающей их. Различные направления и способы поиска этих средств, а вместе с тем порождающей их деятельности, образуют линии дальнейшего разворачивания системы методологической работы. При этом все три введённые нами деятельности, несмотря на то, что они образовывали единую систему — ведь и описание норм, и естественнонаучное исследование возникло для обслуживания методической деятельности, — обособляются и начинают развиваться дальше относительно самостоятельно и независимо.

Это в особенности касается научно-исследовательской деятельности, которая порождает своё собственное методологическое «обслуживание», образует вместе с ним относительно изолированную систему и развивается дальше по имманентным законам этой системы (см. 136, с. 105–189), Но Всё это — только одна линия развёртывания методологической работы. Другую линию образуют специальные исследования по теории деятельности.

Методология и теория деятельности

Хотя методическая деятельность уже получила в качестве своих средств естественнонаучные знания и исторические описания норм деятельности, их, как мы уже говорили, недостаточно для проектирования новых типов действий; третий вариант методической работы остался, по сути дела, без социализированных средств. Этот недостаток может быть частично восполнен с помощью науки о деятельности — специальной методологической дисциплины, изучающей всю область «методической действительности», то есть полные структуры деятельности со всем набором их элементов и связей.

Эта наука во многом отличается от естественных наук, хотя, как и они, должна устанавливать внутренние законы жизни своего объекта; но это будут уже не столько «вечные» и неизменные варианты деятельности, сколько законы и механизмы её исторического развития (более точные и подробные характеристики см. в [36, с. 105–116]).

Знания из теории деятельности позволяют:

• прогнозировать структуры деятельности, возможные для каждого этапа будущего развития (каждый раз в предположении, что те или иные из уже сложившихся законов и механизмов развития останутся неизменными;
• сравнивать заданные таким образом состояния с теми, которые нужны людям (в плане достижения тех или иных идеалов);
• выявлять характер воздействий на структуры деятельности, которые нужно произвести, чтобы, исходя из данного состояния деятельности, достичь идеалов (см. [20]).

Наука о деятельности использует в качестве своего эмпирического материала исторические описания норм деятельности и превращает их в научную, или «теоретическую», историю (см. [16]).

Так как наука о деятельности может делать объектом своего изучения не только структуры практической деятельности, но и любые надстройки над ними, в том числе и саму методологическую деятельность со всеми её возможными подразделениями, то она является метаметодологической дисциплиной, как бы замыкающей всю рассматриваемую нами структуру деятельности извне. Другими словами, теория деятельности является последним основанием всякой методологии. Любые дифференциации методологической работы, в том числе в научных исследованиях и обслуживающей их методологии, должны, следовательно, идти как бы внутри области, охватываемой теорией деятельности, а затем «отражаться» в этой теории (или, наоборот, сначала планироваться в теории деятельности, а затем «отражаться» на структуре самой деятельности).

Наука в педагогике и методология педагогики

В последних разделах этой части статьи мы описали в общем виде взаимоотношения, необходимо складывающиеся между методической, методологической и научно-исследовательской деятельностями, по мере того, как они вырастают над какой-либо сферой практики и инженерии. Возможные различия в этих соотношениях для разных сфер практики определяются почти исключительно степенью развитости самих методологических надстроек, в частности, степенью сформированности и консолидированности входящих в них научных предметов, и никак не зависят от различий в содержании этих сфер деятельности. Поэтому всё, что мы выше говорили, автоматически переносится на педагогику и может служить той схемой, в соответствии с которой мы будем рассматривать как её современное состояние, так и возможные линии дальнейшего развития.

Особенность современного состояния педагогики прежде всего в том, что в ней сильно развиты инженерные и методические подразделения и только-только начала складываться наука. В частности, только в самые последние годы стали достаточно решительно говорить о том, что задача нучной педагогики состоит вовсе не в том, чтобы вырабатывать «чистые картинки», изображающие обучение и воспитание, получать знания о том, что объективно происходит, выявлять закономерности и механизмы этих процессов. Но и это пока лишь — только требование, далёкое от какого-либо реального осуществления, ибо до самого последнего времени не была выработана онтологическая картина, изображающая процессы обучения и воспитания в виде особой идеальной действительности, и не было ни средств, ни метода для научного анализа, соответствующих ей эмпирических проявлений. Таким образом, наука педагогика находится в самом начале того долгого и трудного пути, который обычно проходят все естественно формирующиеся науки.

Но можем ли мы ждать, пока этот процесс развернётся, наберет сил и в конце концов приведёт к своему необходимому результату — достаточно дифференцированной и имеющей практические приложения науке? Обычно на такое развитие наук, значительно более простых, нежели педагогика, уходили столетия. Можем ли мы с этим примириться? На наш взгляд, нет! Педагогическая наука, хотя бы в своих основах, должна быть построена в два-три десятилетия. Но это возможно только в том случае, если мы по-новому отнесемся в самой задаче. Наука педагогика должна быть построена примерно так же, как инженер-конструктор строит машину. А это значит, что прежде всего она должна быть спроектирована.

Сегодня это уже не иллюзорная постановка вопроса, не пустые мечты. В прошлые столетия ставить вопрос об искусственном построении или конструировании какой-либо науки было бессмысленно, ибо сначала не было достаточного числа разнообразных образцов самих наук а потом, когда эти образцы появились, не было достаточного осознания их функций, строения, основных элементов, способов их жизни и так далее. Сейчас положение изменилось. Предшествующая история дала нам образцы, на которые мы можем ориентироваться, а философия выработала, наконец, средства, с помощью которых можно строго научно проанализировать эти образцы, выделить их элементы и фрагменты, описать их функции и структуру и благодаря этому заранее знать, к чему мы можем стремиться и чего, наоборот, должны избегать, заранее спроектировать нужную нам науку и создать план её построения.

Чтобы проделать эту работу по проектированию науки и составить конкретный план предстоящей разработки её, нужны специальные методологические исследования. До сих пор мы говорили о методологии, надстраивающейся над деятельностью обучения и воспитания и педагогической инженерией, обслуживающей её. Эта методология должна была основываться на системе научных предметов, которые вместе составляли «науку педагогику». Такой науки ещё нет, и поэтому был поставлен вопрос о путях и способах скорейшего построения её. Но он, в свою очередь, тотчас же породил новую методологию — методологию научной педагогики. Как и всякая другая, она нуждается в своих научных основаниях. Сразу может появиться впечатление, что мы попали в дурную бесконечность и так и должны будем двигаться дальше, переходя с одной ступеньки на другую, в поисках конечных оснований. Но это не так. В мышлении очень часто бывает, что «здание» какой-либо науки начинают строить не снизу, а сверху. Так и в данном случае. Научных оснований методологии обучения и педагогической инженерии ещё не существует, а научные основания методологии педагогики, хотя в «здании» всего мышления они находятся как бы выше, во многих своих частях уже построены и могут быть использованы для методологического проектирования педагогической науки.

В систему научных оснований современной методологии входят пять основных дисциплин:

1. общая онтология системно-структурного анализа;
2. теория деятельности;
3. теория мышления;
4. теория науки;
5. семиотика.

Вместе они задают систему средств, необходимую и (в принципе достаточную) для проектирования любой науки и составления общего плана её разработки, в том числе для проектирования и разработки науки педагогики.

По своим принципам и методу методологическое проектирование мало чем отличается от всякого другого проектирования, во всяком случае примерно так же сочетает знания о тех системах, с которыми ему приходится работать, и их проекты.

Если в данном случае речь идёт о проектировании системы науки, производящей педагогические знания, то есть знания, используемые при обучении и воспитании или при определении целей и создания средств и программ обучения и воспитания, то методолог начинает свою работу с весьма общего и схематического описания всех этих практических сфер деятельности и таким образом задаёт ту систему, в которой знания будут использоваться, или, иначе говоря, «работать».

Средства для подобного, первого описания сферы обучения и воспитания даёт теория деятельности (ср. Первые разделы этой части статьи). Когда первое изображение построено, то для исследователя-методолога оно выступает, независимо от своей формы — предельно детализированной или, наоборот, неполной и частичной, — как сам объект анализа.

Особенность этого объекта, что было задано выбранными средствами, состоит в том, что он — «массовая деятельность». Внутри него находятся люди, занимающие определённые места в системе общественного воспроизводства. Все они имеют какие-то знания о той области объекта, с которой им приходится работать и которая, образно говоря, находится перед ними. Эти знания являются такими же объективными, как и всё остальное. Они могут быть проанализированы, с одной стороны, как орудия и инструментарий, как средства, используемые каждым деятелем «педагогического производства» в его специальной работе, а с другой стороны, в отношении к тем областям объекта, знаниями о которых они являются. Первое даёт возможность говорить о функциях знания в практической деятельности педагога, второе — об их содержании.

Дополнительными средствами в обоих случаях будут служить понятия теории мышления и схемы системно-структурной онтологии.

Схема 15.

Получив таким образом набор функциональных характеристик педагогических знаний, методолог должен затем ответить на вопрос, в какой именно «машине науки» они могут быть получены. Любой инженер-конструктор не может не увидеть здесь основной принцип своей работы: от функций и материала изделий — к устройству машины, которая их производит (схема 15). Средства для такого перехода даёт теория науки; с её помощью можно либо подыскать подходящие научные предметы среди уже существующих и разработанных, либо спроектировать новые, подобные имеющимся образцам или отличающиеся от них.

Выбрав или спроектировав подходящие предметы исследования, методолог должен затем составить и записать всю технологию работы в них, то есть указать, что должно быть взято в качестве исходного материала, какие орудия и средства должны использоваться, какие действия или процедуры нужно совершать, чтобы получить те знания, которые были функционально определены и заданы на первом этапе методологического анализа. Иначе можно сказать, что на этом этапе своей работы методолог должен составить план-карту предстоящих исследований, наметить их основные узлы и подразделения, перечислить необходимые средства и предписать метод работы. Построение план-карты исследований с подробной характеристикой вырабатываемых знаний и будет первой частью того построения педагогической науки «сверху» (от методологии педагогики и с помощью методологии), о котором мы упомянули выше, как об единственно приемлемом сейчас способе работы.

Все последующие части статьи будут реализацией этой программы, осуществлённой где более подробно и детально, а где лишь в самих общих чертах. Но на всех этапах работа будет объединяться этой основной и принципиальной идеей.