- Ницше Ф. Соч. в двух томах. Составление, редакция изд., вступ. ст. и прим. К. А. Свасьяна. — Перевод с немецкого М., «Мысль», 1990, т. 1, с. 49.
- В философии, например, он применяется к наличному языку и мысленному материалу (будь это язык описания природы, мораль или искусство или язык жизни просто) с целью прояснения смысла и значения в свете целого, то есть возможного личностного существования как старого идеала завершённой реализации сознательной жизни; как целого в зазоре между символическим и натуральным = феномена «человек», как особым образом очерченного своим положением в космосе (искусственность, природная безосновность, или самоосновность и тому подобное). Это прояснение путём развития и инкарнации формы, изобретаемой в свете целого. Субъект (субъект-объектные отношения, человек и тому подобное) не есть предмет философии, а её инструмент — инструмент построения формы (имеются в виду утверждения, содержащие эксплицитную символизацию субъекта). Хотя они и часть итоговой реальности, как краска — она и часть итоговой реальности формы и инструмент, но она не предмет живописи. Но философия сама же строит свои инструменты. Создание инструментов совпадает с работой, с ними.
- Здесь под «миром» следует понимать космос, а не универсум. Тогда можем говорить о направляющих линиях, вокруг точек которых происходят кристаллизации (versus — просто случайный разброс и селекция). Мировые точки иррадиации сил.
- Ср. § 124 о синтезе.
- Бытие которого — в мыслимости им всего другого.
- Что как раз и скрывает эволюционирующие и развивающиеся «предметы», подключающие множественные существования и артикулированные поверх, поперёк и вне каждого из них.
- «Факты» в языке историка или феноменолога, а не в языке объекте.
- Ненатуральность или транснатуральность возможных основании и их непрерывного воссоздания.
- Таковы же предметы искусства и тому подобное — весь ряд того, что в отношении к воспроизводству является экстатическими машинами. То есть дело обстоит так, что мы мыслим ими или в них (и они экстатически в нас действуют, экстазируют нас), а не так, чтобы они были отражениями внешних вещей, их, так сказать, «копиями», особыми двойниками, существующими в голове или в идеальном мире. Поэтому свойства, атрибуты вещей берутся в терминах «историй» (артикулированных по строению таких предметов). Пространственно развёрнутая, предметная книга наших способностей, «сущностных сил».
- Факт создания правил разрешимости очень важен, он придаёт аргументу соответствия действительную силу; ср. Г. Стайн.
- А «времени времени» нет. В этом смысле нет одного мира. Понятие о нём и объединение в него (монизм) может быть лишь динамическим, лежащим в области символического и возможного, виртуального.
- Постулат: «место происхождения пусто». Поэтому без начала и конца, сочленяющиеся механизмы, машины (с передетерминированностью, неопределённостью и тому подобное), а не «первородная основа», «origine».
- «Видеть, чего нет» — в смысле порождающего, генерирующего состояния, а не отражения.
- Мир возвращается в прежнее состояние былой неупорядоченности. Ср. платоновский мир Эра.
- При всей убедительности для здравого смысла теории «проб и ошибок» она явно не работает, недостаточна.
- А извлечение опыта означало бы и предполагало бы наличие особого пространства и времени проигрывания, «зияющего подвеса», где и возможно «понятое раз и навсегда» (то есть действительное изменение сознания); религиозные, например, авторы говорят, как мне кажется, в таких случаях о верности. Здесь как раз и нужна транснатуральная динамизация.
- Другое дело, что при выработке этого языка окажется, что для «действенности» будет возможно лишь пространство состояний; но мы уже фактически взяли «квант» этого действия или действенности, так что ничего страшного.
- За «точкой пересечения» — группа, без которой нет объекта-референта (одного). «Преобразование» и «связь преобразованиями» (или групповая связь) в смысле непрерывного надэмпирического сознания (и, следовательно, обеспечения «субъекта»: приводить к такому виду, чтобы был топос…)
- Номинация наблюдается и понятна, различие даёт себя знать и непонятно (и это нечто непонятное мы пока называем «топосом»). Называем «топосом», имея в виду нечто совершенно формальное, ибо «непонятное различие» (в частности, полисемантизм) можно с таким же успехом рассматривать как независимость некоторого состояния от натурального содержания значения в нашем языке. Ибо если оно может выражаться и так и эдак, то значит оно нечто «само по себе» — независимо от содержания. (Кстати, «непонятное» в предшествующих фразах означает… требующее понимания — как чего-то отличного от знания). См. § 48а. Лишь превратив различие в необратимое изменение, мы имеем нечто информативное, намекающее на закон (до сих пор лишь дифференциал был информативным). В случае, когда и неразличимо (предметно, номинативно), и неустранимо.
- И из пост-предикативности эмпирических значений (которые, следовательно, разделятся на трансцендентные макроязыка и абстрактные феноменологически реального; ср. феноменологическую теорему и двойственность языка историка), то есть из индивидуации мира в субстанциональных точках (но что весь мир в каждой точке? — это следовало бы из постулата «вся мысль в настоящем»; ср. Лейбниц).
- Эти связности и силы должны браться как мгновенно возникающие или устанавливающиеся, то есть без подразделений в реальном времени и пространстве — так же как, например, в эксперименте ЭПР электроны, разлетевшиеся в разные Галактики, будут коррелированы, то есть точки пространства должны рассматриваться как «слипшиеся» в другом, где метрические понятия неуместны.
- А, вообще, срабатывают ли здесь различения «большее» и «меньшее?» Соответственно взаимосвязи и свойства неописуемы в наглядно-предметном языке. Поэтому и нужна наша диаграмма, а не в буквальном смысле.
- Этот мир-космос. А раз космос, то гармонии, корреляции и симметрии без непрерывной (реальной) пространственной протяжённости, формулируемой транзитивно каузально.
- Абсолютное здесь = сознание как форма (не могу не знать состояние своего ума и через него знаю или имею ясное понятие вещи). Как отличить это от догадок в абсолютных терминах о внутреннем («мы сами»), знающем, в какой точке истории оно находится (молчаливое допущение всяких разговоров о предшественниках-кирпичиках)?
- Вернее, более точно будет сказать, что это квант действия без «когда» и «где» и пространство его лишь пространство состояний; но раз так (то есть раз мы без внешнего отношения «когда» и «где»), то допустимы (а в языке описания обязательны) онтологически многие миры там же (невидимые один другому в смысле тени непонимания, отбрасываемой пониманием); «там же» будет означать запрет на термин «рождение» в абсолютном (не феноменологическом) смысле — в каком-то смысле они, эти миры, всё есть, не рождаются, не умирают; то есть «там же» — не термин наглядно-предметного (или даже математического) языка. Лишь с имплицированной здесь идеи возможности может начаться теоретическая «наука» (?) о сознательных (феноменологически, культурных) явлениях, объектах.
- Что достигается преобразованностью или наличием «группы», лишь после чего возможна обратимость.
- Саморефлексирующая итерация могла не замечаться, как мы не замечаем давления воздуха.
- Более того, онтологически идея подчинения законам вещей, сообразования себя с ними предполагает «третий глаз». А на деле сравнивать не с чем. Идея интенциональности (эквивалентного понимания «сделанным» и ни с чем далее не сравниваемым, поскольку «сделанным» произведено само начало, не нуждающееся в дальнейшем и дополнительном понимании, поскольку оно само — условие понимания и понимательная материя) и «порядка порядков» как существования, состоящего в мыслимости всего другого, снимает этот порочный круг, известный уже Сократу, не говоря уже о новых, таких, как Спиноза. Ср. § 29–36 об устранении из рассуждения натурального представления вещей, как и § 114 о локализации «самим себя понимающим» и § 97 об экранизации. Нужно указать ещё на предположение само-пребывания трансцендентного мира. Психологизм — оборотная сторона трансцендентизма, ей двойник.
- В этой абстракции не имеет значения, если кто-то по каким-то причинам или обстоятельствам не может составить себе понятие. Отвлечение от возможности построения. «Понятия в себе», «мысли в себе», «истины в себе», «истина, показывающая себя и заблуждение».
- Образ прогресса, соединения усилий и тому подобное как реальная движущая сила деятельности учёных есть вторичная структура этого (то есть это структура сознания — вторичная, третичная, а не просто движение прогресса).
- Лишь бессодержательное всевременно и держит усилие, без которого нет согласованности. Без усилия оно — фетиш, а без него усилию не на чем держаться (а держаться на чём-то надо, ибо, по определению, свободное действие есть выпадение из натуральной повторимости сцепления причин и действий).
- Представляя топологию событии знаний и понимания (то есть материально её выполняя нашими силами), они структурализируют сознание (ср. § 139). Они не имеют значения сами по себе, как таковые. Поэтому, раз сознание структурировано, что угодно может trigger it off. И поэтому же символы исчезают, уходят в глубину («архаическую») под развитием формального аппарата мысли. Но всё-таки сначала качественная символическая математика, а затем — формальная абстрактная. Ср. с явлением ранней хропотопичности (слитности пространства и времени) как у начальных форм памяти у ребёнка, так и, на начальных уровнях функционирования, у всякой новой (то есть формируемой) деятельности.
- Не говоря уже о сложных онтологических соображениях — время, индивидуация единичностей «разом» и так далее.
- Вот я и получил мою особую разновидность начальных условии — «согласованных начальных условий»… для гармоний.
- Картина может отразить всё то, с чем она имеет общую форму (генеративную форму). То, что внутренне связывает «мир» (законами трансформации, переносов, перестановок, инверсий и тому подобных), — структура. Форма есть возможность структуры. В этом смысле мы и говорим, что она «прежде всего бессодержательна», не имея при этом в виду оппозицию формы и содержания.
- Исключительная численная редкость такой «вещи» по сравнению с громадным числом возможных конфигураций путей и связях мысленных параметров поля. Интересно было бы здесь сравнить статус универсального физического закона (предполагающего бесконечные классы предметов) с такими «всеобщими единичностями» (предполагающими малое конечное число объектов, в содержании которых как раз и высказываются первые!). Проблема здесь 1) в отличении матричных (направляющих) состояний от других; 2) в рассмотрении того, как существование закона включает иное соотношение с начальными и граничными условиями, чем его формулировка (ср. § 147). В конечном счёте всё это выходит на проблему символических вещественных образований как индивидов (кстати, их ещё меньше, чем именных парадигматических экземпляров). Как видим, элемент итерации не устраним из определения такого рода явлений.
- То есть фиксация наблюдения происходит и во времени смысла и понимания (а не в «настоящем моменте» воздействия), вернее, во времени поля наблюдения, в его состояниях, в конечных пространственно временных областях, где его параметр — связанное или связующее время — есть оператор для «направляющего состояния». Время в этом смысле может быть определено как мера (мероизмерение) возможностей пространства (имея ввиду, конечно, связное пространство состояний и путей).
- Где существуют, где находятся, например, наблюдаемые (Галилеем) спутники Юпитера? (Ср. § 87). Я имею в виду «существование» вещей как таких, о которых что-то говорится нами (научно или ненаучно) на тех или иных основаниях, о которых мы говорим или не говорим то или иное на тех или иных «разрешающих» основаниях (то есть это и есть логос как закон говорения в этом смысле), а не вообще существование вещей. Речь идёт о пространствах, содержащих и объект и говорящего. Наблюдаемые явления происходят не абсолютно, а в таких пространствах. Согласно обобщённому операционно-релятивистскому принципу. Ср. § 10, где показано, что эйнштейновская точка пересечения (точка «между») не есть одна и та же точка пересечения (в смысле топологии, меняющеися от точки к точке). Более того, накрываемые ей глубины могут быть вынуты и составлены в своё целое (но так же незамкнутое, как и объективизированный внешний ряд). Или незамкнутое как раз в отличие от объективизированного ряда?
- То есть выражения должны:
- иметь физический смысл;
- соответствовать чему-то в субъективности, в аппарате отражения и его возможностях (моделей, созерцаний и тому подобных);
- выполнять какое-то значение из идеального мира. И, следовательно, точками нашей абстрактной плоскости являются смешанные, трижды протяжённые состояния («величины»).
- Поэтому речь и должна идти о синтезе времени: направленного порядка нет ни в естественно становящемся ряду показаний аппаратов отражения (ведь наблюдения осуществляются последовательно или в последовательности) — последний размывается временем и в нём повторяется ошибка, забвение, не видение, а если есть и мы его наблюдаем осмысленно и согласованно в разное время и у разных субъектов, то это значит предположить уже наличной воспроизводящуюся экспериментальную ситуацию, а она как раз ещё должна быть введена (и когда будет введена, процесс нельзя будет обратить), — ни в последующих «чистых» соображениях, выводах, сравнениях, сопоставлениях, дискурсиях, осуществляемых мыслью под черепной коробкой, ибо как нам хотеть мысль и потому её иметь? — процесс может остановиться и прекратиться вовсе на любом месте до конечного состояния; не время его связывает и не какая-нибудь реальная связь в вещах предметах мысли (она ведь должна установиться «один раз и только один раз» как раз в этом процессе), а транснатуральная сфера сознания, сознание, синтез времени, беспредметное сознание возможности нас самих в качестве знающих и понимающих то или другое). Элементы многообразия (соответствующие определённым жизненным мгновениям), без необратимого соединения которых нет никакого учения на опыте, временем, наоборот, разобщены. А когда вновь соединены, то имеем двуединство или двумирность, состояние двойного бытия, ум на грани двух миров («на пороге как бы двойного бытия» у Тютчева). Но за определёнными пределами накопление таких преобразований (наиболее важные из них ведь являются символизирующими!) развязывает деструктивные силы (через которые природа как бы показывает разницу между собой и нашими символизациями).
- Таким переносом является, в частности, представление «редукции волнового пакета» актом сознания.
- Многосвязность в «малом». Гетерогенное «все во всем», вне классического разделения внешнего и внутреннего. Выделяемые здесь элементные объекты должны тогда рассматриваться как «третьи вещи». Гетерогенность: здесь все — и математика и семантика, и форма и интерпретация, и синтаксис и парадигматика, и абстракция и прагматика, и чувственность и значения (инкарнационная сила языка), и восприятие и аффект, и тело и душа, и разум и воображение, и теория и эмпирия (у них один источник), и понятие и эксперимент, и мысль и образ (образы, «несущие знание») (ср. § 53) и так далее. Конечно, в «живых вещах» (третьих) все это в терминах возможностей, поссибилий, а не актуально вещественно или идеал объектно (например, восприятие — являющееся одновременно возможным аффектом, эмоцией). Состояние есть состояние многих и многого.
- Лейбницевский принцип и получил у Канта название «вечность общей причины» как определения времени в качестве свойства Сенсориум Деи.
- «Мы сами» — это тело. То есть последнее — термин языка для возможного описания качественной субъективности, именно языка и онтологии невидимого, ибо натуральное тело не может быть вечным.
- История не потому, что мы вступаем в катящийся сам по себе поток, а потому что мы что-то делаем. Поток порождается приостанавливающим воспроизводством, синтетической реитерацией на подставленных «своих» условиях.
- «Эмпирично само» — то есть может быть состоянием и абстрактных мыслительных содержании, идеальных объектов, чисел, видений Бога, чувственных образов, эмоций, воображений и тому подобное. Оно эмпирично помимо этих различении. Канализирует в себе.
- Оговорив это, можем в дальнейшем употреблять термин «индивид», имея в виду этого сверхиндивида.
- Иначе нет одного пространства» означает, что эта однопространственность (в отличие от того, как строится однопространственность трёх прилеганий, где время есть время фиксированного «настоящего момента», «вечности общей причины») строится объединением с глубоким временем-памятью, фиксированной квазичастицей, схемой видения, впервые упорядочивающей хаос.
- В бесконечности мира сущностей дело обстоит иначе: каким-то актом мысли здесь я упраздняю акты мысли там; переход есть одно время, то есть можно транзитивно различать и отождествлять в пространстве, поскольку время здесь и там одно; и, наоборот, мир не может быть объединён в одно, ибо это предполагало бы время времени, а времени времени не может быть.
- Прав Кант, говоря о данности всего прошедшего времени в точке.
- То есть абсолютное пространство и время вытекают… из принципа относительности! И опять же был нрав Кант, считая абсолютное пространство идеалом разума, то есть полноты.
- Но пока у меня вместо действительной антиномии получается антиномия отличения свободного действия от автоматического (натурального, само собой происходящего, сцеплением естественного хода вещей), сознательного — от превращённого (и там и там мы не тянем за собой оснований, «свободны» от них, дематериализованы: ведь не тащить же за собой сработавшую ступень ракеты!). Всё бессознательно. Та же антиномия в различение двух «естественных», двух «делающихся само собой». Один и тот же термин с разными значениями.
- Тем самым, во главу онтологии ставятся превращения и процессы, а не вещи и их атрибуты, спонтанно являющиеся терминами как в языке-объекте, так и в языке историка. Другое дело, что речь должна идти об «идеограммах», «программах», «моделях» или «модулях» таких процессов в естественной жизни эволюционирующего объекта. И если в таких случаях у меня будет встречаться термин «сигнальная» связность (то есть относительность), то потому, что под процессами я имею в виду связь условии и распространения знании в последовательности по всем измерениям, то есть вместе с вертикальным, мнимым.
- К тому же, мир-то «уже измерялся» и мы сами в какой-то точке этой цепи, откуда же нам знать, что это объект?
- Прослеживание её действий есть тогда прослеживание естественных действий (трансверсально работающих), а совокупность этих действий в её динамике и есть так называемое действительное содержание произведения. В этой реальности лежат скрытые вещные (предметно-деятельностные) механизмы мышления — тяжёлые, «массивные» тела, хотя в одной единственной менталистски трансцендентной перспективе взгляда они уложены в бесплотные точки нулевого объёма (математическую и так далее). Это «тяжёлые» (то есть не сбиваемые другими параметрами и действиями), абсолютно элементные телоформы, абсолютные системы отсчёта. Лишь в этом смысле мы говорим о «самопричинности», «самоосновании», о давании самому себе законов своего существования, не вкладывая в это никакой смысл произвольного «творческого» духовного действия. Скорее, своего рода предопределение, объективные, ни от какой субъективной воли не зависимые свойства истины (в том числе, свойства действия артефактов, квазифизических частиц ума и тому подобное). Интегральные (по времени) законы форм.
- Но машина может и взбеситься, сойти с ума — поди совладай с ней в пляске св. Витта!
- «Видения» — фактически, постоянно функционирующего миросознания, априорно существующего на уровне воспроизводства (что заставляет ставить вопрос об имплицированных в последнем посылках и условиях) независимо от локальных внешних и внутренних событии; какие-то вещи должны так существовать — постоянно и независимо (и, добавил бы Платон, — в неизменном, заданном числе), ибо они формируют ситуацию, а не формируются ей. Но это сверхэмпирическое сознание нужно не для объективного ряда содержании, а для содержащих последние культурных предметов (то есть для нашего анализа этих предметов).
- Экранировано по отношению ко всему остальному миру и имеет, следовательно, «внутреннее», и будет общаться с другими «субстанциями» уже в качестве индивидов, необратимо имеющих позади себя подобные «глубины». Фактически, мы уже видели собственное время. Увидим и пространство как внутренний продукт. Но пока следует отметить, что таких состояний нет в числе физических действий или действий физического мира. Тем самым получаем формальное различение сознательных и физических явлений (другой принцип работы). Но это ещё не значит, что мы должны прибегать к какому-либо «духу» и объяснять его действиями. Лучше обратиться к структурам. И увидим, что имеем дело с «субъективностью», не данной, а лишь объективно реконструируемой (и объективно существующеи по отношению к «данным» в индивидуальных психиках и мышлениях). То есть можем проходить экран и соединять в другом измерении, составляя с последним (или в последнем) континуум бытия сознания Но это (если учесть ещё и то, что пространство и время здесь — внутренний продукт, в смысле построенности, а не данности в качестве абсолютного пространства и времени, ср. § 87а) по мимо и через голову классического различения и соотношения «внутреннею» и «внешнего» (как условия объективного знания): 1) то, что связано пространственно, не рядом одно с другим, а это «одно место», поэтому атом может быть величиной с целый мир, нет никакого «внешнего отношения» в классическом смысле; 2) то же самое и для «другого» мира — он не рядом, не отличается «внешним отношением», он в той же точке бытия; ср. § 41 о «внешнем» и «внутреннем», а также § 124.
- Ср. у Фейерабенда рассуждение о том, что этого как раз нельзя сделать, то есть указывающее на круг.
- Вспомню постулат: в мире ничего не случилось.
- Миропонимательная post faktum экспликация системой, картиной мира. Нужно, следовательно, расщепить «интерпретацию» на две. Тогда придём к фактам картины мира в отличие от фактов науки. Последние будут инвариантными проекциями первых, получаемыми во времени пульсацией. В этом смысле можно сказать, что наука (теория) или сознательное умозрение (также) вводят в мир пульсации, суть деятельность, заставляющая мир пульсировать, иначе мы были бы закованы в картинах мира X и были бы их пленниками, никогда ничего не знающими объективно (ср. с платоновским мифом пещеры). Это случилось в Европе. И в этом смысле европейская культура есть особая как некультура, нечто не могущее быть и не являющееся какой либо конкретной конфигурацией, размерностью Бесконечность.
- Состояние (интеллигибилия) свободно, то есть оно точно в смысле свободного действия. И независимо от предмета (дематериализация).
- Транснатуральный, теоретический компонент «третьих вещей», но являющийся и вещью и пониманием. В силу общности структуры, даваемой символом?
- К тому, что наступает после интеллигибилии: символы ни истинны, ни ложны, они или работают или не работают, или удачны или неудачны, открывают или большой горизонт превращений или малый.
- Пространство-время (то есть структура поля наблюдения) состояния представлено символом состояния (снято в нём и не требует рефлексивного восстановления), организующим предметное видение, строй мысли. И дело в том, что такое пространство-время участвует в физических процессах, наблюдаемых тем, кто в этом состоянии. Одновременно и условия сознания и условия «случания» явлений, которые осознаются. Вещи не приходят в голову, уже наделённые свойством порядка; человек создаёт условия, в которых порядок и гармония могут быть восприняты и увидены. Опыт — реальная часть действительности, и это физицирует, делает конечными (и дискретно-множественными) процессы наблюдения, вернее, состоящими из дискретных многообразии, а не одного, непрерывного. Вопрос здесь прежде всего в классическом различении существования и мысли: предмет даётся актом, который не есть акт мышления о нём и не совпадает с ним (в отличие от «божественной» интеллектуальной интуиции). Но если мы помещаем условия производства знания da представленностью нам предметов (ср. § 134), то что значит данность предмета отличным от мысли актом? Избыточность (на «далёкое») и амплификация, фактически, означают, что сознание (а именно оно амплифицирует и восполняет) несёт с собой встроенную в него не локальность. Сюда сместилось всё новое движение философии, в том числе феноменологический сдвиг восприятия и описания сознательных явлений.
- Эффект глобальной структуры время пространств, обыденное проявление которой истолковывают как «эволюцию» (эволюционное вызревание из предшествующего состояния), «развитие», «приближение к абсолютной истине».
- То есть через них внятен мир, а не они сами. Их выявляем мы, своих зато не зная. Ср. § 100 о трудности феноменологической абстракции.
- Проблема таких сил ведь и в учении Декарта о «врождённых идеях». Проблема «не одному, не самому»: «врождённые идеи» — это дать через себя подействовать другим силам. Но интересно, как «сделанное однажды с большим трудом», включающее «силы свыше», всегда связано с идеей несделанного, несотворённого (тобой)! Ср. Декарт о понятиях, которые не мной сделаны. Ср. также гипотезу Платона о постоянном и фиксированном числе душ» г<"<" каждый раз новая, что привело бы к хаосу и распаду.
- Поскольку она сама объект (а не рассудочная конструкция в головах) в рамках связи космоса-микрокосмоса, в сфере в смысле «Символ и сознание», то есть феноменологически (хотя наука как деятельность и структура родственнее и ближе тому, как работают структуры восприятия, чем вырастающие из последних мифологические и прочие систематизации, которые предшествуют науке в историческом культурном развитии, в филогенезе человечества). Но интересно, как рано появляются мифологемы (например, в виде первичных фантазмов и детских «теорий происхождения»)! Свойства производства сознания в сфере является источником умозрительных систематизации типа мифологем, идеологом и тому подобных (то есть факт прагмем как метаязыка, опосредующего продуцирование языка — через «предметы действительности»). Последние — гносегенного происхождения (а не содержательно аналитического, отражательного), и, следовательно, наоборот — их существование открывает русло, орбиту, форму движения для производства и воспроизводства сознания данного типа, поскольку в них закодированы свойства способа его производства.
- Эти связи лежат в ином измерении (в отличие от содержательных, куда они логикой могут быть выведены, поскольку она не скована физическим смыслом). Раз мы что-то сделали в содержании, то, в силу свойств производства и воспроизводства сознания) мы ввергаемся в связи, исключающие выбор. [И беда в том, что в классической науке мы не можем говорить о них в тех же терминах, что и о содержаниях (то есть не имеем гомогенного языка), хотя «явления» феноменальности действуют и в последних. Отсюда разобщённость наук о природе и наук о духе, покоящаяся на разобщённости рассмотрения рядов физических явлений и средств выбора, сопоставления, сравнения и тому подобных последних и рассмотрения сознательных явлений, сопровождающих мышление о первых, и его средств]. В действительности, не годится классическое различение «внутреннего» и «внешнего». Мы ничего не поймём в указанных связях, если будем его придерживаться. И наоборот — исходя из их понимания (вне вышеуказанного различения), мы разведём интерналистов и экстерналистов.
- Это преобразование не постоянно и не задано заранее в том смысле, что не является готовым и строго определённым то множество объектов, на которые осуществится отображение (так сказать, «размытое множество»). Во-вторых, содержащаяся в нём область шире, чем вербально и прочими средствами определяемое, поскольку включает и значения, лежащие на уровне космологического включения, объектов-содержаний деятельности, имплицитных предпосыланий размерностей (устанавливающих область физического смысла), полевых потенциальностей суждения, неявно его окружающих, как облако, «естественных, само собой разумеющихся интерпретаций» (то есть интерпретационных материально пред-стоящих образований, «выполнении» смыслов) и так далее (ср. § 42, 44а), и сами часто служащие скрытыми системами отсчёта для критериев простоты и согласованности, для выбора всегда конечного на деле числа текстов из числа всех поддающихся порождению, в терминах какового отобранные определения формулируются на формальном уровне, и так далее (факт чего часто фиксируется понятиями «неявного знания», «заднефонового знания» и тому подобное и что на деле требует переформулировки онтологии бытия мышления, при которой они станут не пришлепками и случайными, крайними средствами спасения ad hoc, а естественными — например, то же понятие науки как живой рече-мысли в «настоящем», в «событии = со-бытии» или же растяжка последнего в то же пространство-время, приведение к «тяжёлой» системе отсчёта, привязываемой к индивидам в моём смысле, а не к идеальным координатам всего мира). Здесь очень важна возможная разница скрытых систем отсчёта, которая только и является резервуаром и условием развития и эволюции (как важен и тот факт, что эта разница не устраняется формальной строгостью и продолжает действовать в реальном выполнении мыслей и суждений о предметах).
- Декарта интересует сознание как форма (когито изнутри), а меня интересует (изменительное) приобщение к силе сознания (следовательно, прагматика) в метапозиции (ср § 148) Поэтому он мог доверить Богу поддерживающее «постоянное рождение «я» (и мира) (и говорить, соответственно, на языке врождённости идей), а мне нужен Бог, постоянно умирающий и воскресающий в третьих вещах Иными словами, Декарт догматически остановил развитие «соображений воспроизводства» идеей Бога гаранта А для «Лекций по анализу сознания» можно сказать так Онтология полного бытия (в котором нет места развитию) имплицирована в задании сознания как первичного и независимого понятия физического (объективного) описания мира Метасознание же (то есть прагматика условий борьбы с сознанием, преобразований и переосознаваний, давания себе всё новых и новых законов существования) позволяет ввести в онтологию время и изменение, развитие, то есть может послужить «эфиром»: для выработки логических форм исторического мышления (в философской их части, конечно) Не говоря уже о том, что «первичными и независимыми образованиями» окажутся кучи культурных объектов (наподобие кантовских форм пространства и времени) и выявится историческая пластичность человеческого существа, то есть реальность мысли Спинозы о том, что «того, к чему способно тело, до сих пор никто ещё не определил… но, говорят, из одних лишь законов природы, поскольку она рассматривается исключительно как телесная, невозможно было бы вывести причины архитектурных зданий, произведений живописи и тому подобного, что производит одно только человеческое искусство И тело человеческое не могло бы построить какой либо храм, если бы оно не определялось и не руководствовалось душой Но я показал уже, что они не знают, к чему способно тело, и что можно вывести из одного только рассмотрения его природы». (Этика, ч III, теорема 2, схолия)
- Эту «ячейку» мы можем наблюдать (как, например, телевизионный сигнал), но не понимать (без реконструкции преобразований, то есть «истории»)
- Гейзенберг: «Физик не рассматривает квантово-механическое описание как дуалистическое: он свыкся с тем, что при переводе монистического описания на естественный язык могу появиться различные дополнительные картины».
- Колесо воспроизводит (порождает) и мир движении и существо, которое осваивает эти движения и изобретает механизмы их «полезного» преобразования. И мы не можем сделать его небывшим.
- «Расходящиеся» в том смысле, что вторым «фон» устраняется из содержания: что-то в содержании, а что-то в фоновой связи.
- Это независимая от первоакта аксиома. Эта аксиома и есть принцип свободного действия (монадического по своему строению), предельным представлением которого является полное действие. Или принцип «поддерживающего воплощения», нужный для всего человеческого (ибо для него не может быть причинения или вынуждения к нему; свободное действие должно делаться снова и снова; поэтому и есть на деле лишь мерцание).
- Монада не имеет окон — поскольку это другой срез мира, не смена, не последовательность, не перенос причинной связи по цепи от места к месту (через что и засекается особый феномен личностной структуры или свободного действия).
- А отвлечься необходимо, ибо знание в экз. смысле не передаётся (без эк-стаза, в смысле Платона).
- Мир набит вокруг нас «понимательными существами», весьма телесно-техничными wshs рассудочность и умозрительность гносеологии и психологии, всякими актами фантомами населяющих подчерепное пространство голов жалких человечков.
- Под «интуицией» обычно имеют в виду способности человека в ряду других его способностей, а я имею в виду состояние бытия, бытийное состояние и потому не могу пользоваться термином «интуиция». Поскольку в вышеуказанных «независимых» и «неотчуждаемых» состояниях мы не можем уйти от бытия в них к представлению в гносеологическом смысле. Наоборот, мы получаем их феноменологически, то есть как раз отстранением от представления.
- Я имею право соединять конечное и бесконечное, поскольку символ (с мнимостью) и содержание не из одного и того же ряда значений (но уже феноменологически сопоставимы, гомогенны). Принцип феноменологической гомогенности. Его действие и проявляет себя тем, что приводит в анализе к утверждению феноменологичности вечности истины (то есть её укоренённости в истории, а не в идеальном, статичном и трансцендентном мире).
- Отсюда ясно, что под синтетическими суждениями априори (и, прежде всего, сновоположениями) Кант имел в виду плодотворные тавтологии (как «когито эрго сум» и тому подобное), о которых нельзя сказать, что они чистые аналитические предложения, хотя вывод в них следует не на основе наблюдения, — разве определение того, что является физическим действием, является аналитической истиной в отличие от истин опыта? Такая же «тавтолошя» имеет место в определении сознательных явлений. Очень часто теории именно выступают в роли такою рода плодотворных тавтологии наблюдаемо то, что теория позволяет сформулировать. Ср. у Геизенбера (которому Эйнштейн сказал: «Всегда именно теория решает, что может быть наблюдаемо») рассуждение: надо ли о пути электрона в газовой камере спрашивать «как представить этот путь?» или «не имеют ли в природе место только такие ситуации, которые могут быть представлены в квантовой или волновой меха нике?», и избрав второй, перевёрнутый вопрос, задать его так: «Если мы хотим знать и скорость и позицию волнового пакета, то какой наилучшей точности мы можем добиться, исходя из принципа, что в природе встречаются только такие ситуации, которые могут быть представлены в математической схеме квантовой механики?» Результатом решения последней, простой математической задачи, мол, и было установление соотношения неопределённостей, совместимою единственно с экспериментальной ситуацией. Такое же рассуждение можно провести и относительно установления того, что определённый элемент математического формализма имеет физический смысл лишь применительно к значениям напряжённо.
- Я получаю «круг»: артефакты производят свободное действие, а свободное действие производит артефакты (чтобы самому происходить). Но ср. у Винера: «В некоторых новейших направлениях. мера, остающаяся инвариантной при группе преобразований, определяется непосредственно самой группой, а не задаётся заранее».
- Для этого должны устранить из начальных условии возникновения знания (как события) натуральное представление вещей (см. § 36), которое молчаливо вносится допущением актуальной бесконечности. И обобщить на неоднородности. И должны суметь что-то извлечь как раз из разрывов непрерывности, в которых только и высвобождается поле для новых явлений. Вариативность космологического включения. Тогда есть невидимая (действительная) история как бытие трансцендирующего условия (внутренняя ему как открытое — открываемое и закрываемое — пространство, а не в смысле различения сущности и явления в языке-объекте, «внешнего» и «внутреннего» и тому подобное).
- Мы видим одно (однозначно, точно и разрешимо но физическому смыслу), если мы внутри активной концептуальной структуры и участвуем в одном движении бытия, не имеющем физического эффекта (что достигается мнимость преобразованиями и открывает поле для обратимости и устойчивости системы мысли). Так называемыми «универсальными силами» (в отличие от «дифференциальпых») будут, очевидно, подобного рода движения бытия, но имеющие физический эффект, дающие (неулавливаемое) зависимое возникновение.
- Кстати, не имеет значения (и невозможно установить), что раньше (то есть предшествует во времени в последовательности) — проработаться физически и «увидеть» или «увидеть» и подтянуться физически? — здесь нет однозначного и недвусмысленного распределения между прошлым, настоящим и будущим. Берём не в точке, а внутри не подразделяем детерминистически.
- То есть процессов в области формы, возможности здесь структуры. Этого рода процессы и есть формы тела, детерминистически не подразделяемые и необъяснимые дискретные, «естественные» единицы. То есть всё перечисленное возникает процессом (атомарно), индивидом. Группа допустимых преобразований представляет собой в то же время forclusion.
- Вообще мы свободны лишь в направленности на акт создания акта мысли.
- С формой соотнесены факты, независимые от всего остального мира и далее несводимые Иначе нет языка описания и анализа развития Классический язык полного бытия, язык всеобщего и необходимою понимания фактов помещением их в перспективу «полною бытия» как «исторических» актуализаций последнего не годится Конечно, можно для форм поля задать по полю (так, что бы непрерывными преобразованиями сохранялось.) «одного субъекта», что есть определённая (и не единственно возможная) организация этой поля Но на деле приходится прерывчато непрерывно организовывать с учётом множественных индивидуаций тотальностей
- Если под ней понимать мир с бытийствующим в нём сознательными явлениями, содержащими знания о физических явлениях и вместе с последними воспроизводящимися в мире деятельности и культуры понимания (то есть в «природе» или мире историка знаний о природе), с их существенной вещно-деятельностной стороной — «третьими вещами» (без предположения последних неинтеллигибелен никакой разговор о виртуальностях, поссибилиях и так далее).
- В эти условия входят и зазор двушаговости заполняют:
- время-форма;
- фактор или эффект целостности над последовательностью;
- двуединство, вещный монтаж понимания.
- Символическая реальность, содержащая теоретический элемент, и она же теоретически конструируемая историком, поскольку в языке-объекте теория (с её видимым-невидимым, конечным бесконечным, формальным-содержательным, условно ненаглядным — наглядным) распределяется совершенно иначе, не включая символы и условия генераций в смысле историка, аналитика сознания.
- Я ведь уже сказал: «субъект» (со-стояние) есть локус возможных эмпирических субъектов.
- «Не существует» — в смысле нашей возможности интеллигибельного суждения и, соответственно, замена одного описания (с отсылками к деяниям гомункулусов) другим описанием («динамическим»). Субъективность как таковую мы ведь не можем описывать и ухватывать в принципе.
- В каком-то смысле понимание (связное и согласованное помимо реальной коммуникации знаками и определениями) = чувствительность к истине, подсказка и поучение самой природы, а не разброс слепой и его селекционный перебор дискурсией, — нечто вроде декартовского «естественного света разума», «руководства природы».
- Это экстазирующая нас «сделанность», и «содержаться» в ней означает её способность (поскольку она материально, через выполненность нашими трансцендирующе напряжёнными возможностями, представляет глубинную топологию событий знания и понимания) to trigger off уже структурированное сознание (см. § 44). А не экстазироваться нельзя, ибо в отдельном впечатлении и тому подобное не содержится ни оснований, ни сил, способных противостоять разрушению временем, распаду жизненных мгновений, который оно с собой несёт.
- Созданность (а не данность) того, что будет вырывать нас из натуральных, непрерывно действующих сцеплений.
- Что просто на уровне закономерностей и природы научного познания выражает факт случайного положения человека в природе и что, далее, специфически человеческие проявления и состояния в нём (в том числе, знание и понимание) никак не гарантированы и никак не актуализируются самодействием природных механизмов (включая в них и живую природу) — помимо собственного и естественным ходом вещей не обусловленного усилия, то есть так называемого самосозидания. Отсюда первичный символизм сознательной жизни, предметоподобные образования, которые из «сверхопытною далека» указывают не на какие-нибудь предметы, а на саму же деятельность и на воспроизводство её возможного агента, на «потенцию потенции» Построение их допускает науку, поскольку человек есть независимая от него самого (и им лишь выясняемая) часть природы.
- Вся трудность в том, что эту связь (как связь, удовлетворяющую критериям рациональной интеллигибельности) нельзя ухватить, беря объект в наглядной последовательности эволюционных этапов, то есть не сменив угол зрения и не перейдя в объём многомерною (с трансверсальностью, мнимостями, расслоением и надстраиванием многообразии и тому подобное) Поэтому в руках остаются лишь синхронности как возможный объект научного суждения, а время не удаётся ввести в онтологию и, соответственно, суждения о нём подчинить правилам рациональности Под «временем» имеется в виду, конечно, такое, в котором рождается новое и не сохраняется себетождественность.
- Или ко всему, что имеет структурное и динамическое происхождение.
- Определиться один и только один раз; причины и причинный ряд потом. Поэтому имеют смысл выражения «попасть во время», «быть в иновременьи», и отсюда же метафизические черты вечности, абсолютности. Это многомерье только и позволяет формулировать и высказывать физические законы природы независимо от случайного положения человека в природе и от незнания всего в каждый данный момент (то есть можем изнутри устанавливать инварианты, не перенося себя в другие миры и не зная о них — наше многомерье само уже как бы неземное), законы место для этого оставляют (и показ этого последнего — обратный симметричный ход натуральной философии) Сказать «частично выразимо символически» (то есть проецировать в точку данности всё, что можно сказать феноменологически полно) и значит допустить в языке описания таких многомерностей постулат: что то есть, из вестно (кому?), но невыразимо, то есть допустить наблюдателя или «субъективность», для которых неизвлечим субъект, и приписать потенцированному бытию одним измерением больше, чем осознаваемым содержаниям. Все это к тому, что и в этой области нужно научиться мыслить ненаглядно Не только в смысле навязчивой идеи видимого агента сознания, но и в том смысле, что измерения уравнены во мнимом. Поскольку лишь феноменологический сдвиг открывает дорогу к бытию, существованию мысли. Ср. § 153 о символической лишь полноте бытия (и знания) в определении траекторий сознательных событий и явлений
- Эту независимость, кстати, можно назвать и абсолютным одиночеством (с вытекающей из него метафизической тоской)
- Смесь универсального и индивидуально-случайного (ведь первое на бесконечном числе объектов и приближениях к ним в случае реальных чисел, то есть предполагает идеальные объекты как «полные», «взятые в абсолютном смысле», «бесконечные», а мы имеем дело с конечным существованием закона как закона своих собственных множественных экземпляров, где называние чего-либо «эмпирически начальным условием», «спонтанной актуализацией», «единичным набором» и так далее, предполагающее конечное всегда число выборов, решений и операций, неумолимо зависит от «программы решения», содержащейся на втором уровне двуединства нашего «сделанного» в последовательности, а это все — в микропроцессе — Гетерогенно и со временем даст разницу и в «большой системе», изменит её). Каковы природа и статус регулярностей, порождаемых такими смесями?» Т ретьи вещи» являются ведь мешанными также и в этом смысле (а не только в смысле «понимательных субститутов материи»; но, очевидно, один смысл вытекает из второго). И ещё — то, что несвязанно в содержании (начальные условия), связано феноменально.
- Форма, действие, потенцированное бытие полны лишь символически (а без понимания символа — это лишь превращённое действие, представляющее, впрочем, весьма важную категорию). То есть в полном виде мы должны определять «точку пересечения» (для которой потом ищем, выявляем состояние и структуру глубинно пространственно-временную) так: всё, что есть, делается, видится, говорится — феноменологически полно. Полно без знания. Только феноменологический сдвиг (с последующими понятиями символа, мнимостей, квазивещей и тому подобное) позволяет ввести рациональность в понимание явлений («свободных», явлений превращения и развития и так далее), которые классически не происходили бы и для которых нет места в континууме полного бытия (и знания), то есть о которых нельзя было бы формулировать всеобщие и необходимые суждения. Добавим, что форма есть возможность структуры — так же ив смысле возможности алгебраической структуры, которая скроет предметную структуру сознания с её эстезисными «твёрдыми» монтажами.
- Ибо если можем ухватить и что-то сказать лишь на втором шагу (проделав итерацию), то сам этот факт мы не можем ухватить наглядно (то есть согласно когитальной схеме «на себе, а она и содержит тождество бытия и мышления). Там как раз мои «процесс» (элементарный, ненаглядный и так далее и тому подобное). В нём вся дифференциация, подвешенное в испытующей дистанции событие (со-бытие на многом) и так далее. Из-за него же получаем и «загораживающее» сознание на макростороне.
- Так же как миф: он не мир отражает, а формирует и завершает человека — в бытии.
- В «точках пересечения» наблюдаем «качества», а «вне» — оно же и «между» и «точка пересечения», соответствие же в «точке пересечения», на деле, топологично («многообразие») и, следовательно, даст в «качестве» двуединство как первичный факт человеческого интеллекта; и, вообще, чудовищно сложная (и притом изменяющаяся) топология событий знания и понимания вполне задаётся приключениями с этими «вне — между — точка пересечения — многообразие»: «вне» может оказаться «внутри», «между» растянуться в собственную «глубину», «многообразие» перестать давать целостность, а «точка пересечения» не быть, при одной и той же позитивно-денотатной номинации, одной и той же точкой (например, когда топологический характер соответствия проявит себя нетривиально), то есть поскольку в «точке пересечения» проглядывает глубина того, что не вытекает из натурально единого содержания предмета, события наблюдения, проглядывает континуум «мира» субъекта; а раз не вытекает, то многое и разное.
- Познавательные конфигурации, ансамбли и тому подобное могут быть взяты как «качества», «действенности», «интенсивности» в следующем смысле: ведь свободное действие тяготеет к 1) полному действию (иерархия всех «уровней» сознания) версус эмердженция и зависимые возникновения в последовательностях; 2) содержащему лишь порождаемое на собственных основаниях (а ослабление усилия даёт… чёрт знает что, поскольку «свято место пусто не бывает»), бесконечное (в смысле, быть источником своих собственных определений, формировать мир); 3) вне себя состоянию «материи» субъективности, к эк-статическому её держанию (то есть к привязке к у-топосу, «божественной» среде и протоплазме синтеза, то есть к независимости от потока «земного»), — а это всё должно держаться субъективностью, и в этом смысле (то есть происходит это или не происходит) есть (или не есть) её «качество», «интенсивность», «действенность», «действенная упорядоченность»; оно не есть содержание никакого отдельного суждения, имеющего атомарное значение и относящегося к отдельному факту, поэтому мы и ухватываем «качество» или «качественную субъективность» в терминах «видение», «концептуальный схематизм» самосоласованности, и самопричинная его устойчивость будет весьма таинственной.
- Это значит, впрочем, что понятие изменения, движения, как уже говорилось, — первично (мы определяем его без предварительного допущения изменения «чего», «носителя», что единственно совместимо с декартовским принципом онтологической индивидуации в просвете «второго шага», в просвете «производимое-воспроизводимое»).
- В силу закона непустоты ума там, на месте уже что-то есть, и поэтому это изменение сознания (сдвиг в топос, что нужно было бы сопоставить с «припоминанием» того, что есть всегда и везде в отличие от жизненного сознания). Лишь через хронотоп — смысл как изменённое сознание. Дело идёт сдвигами и силами сдвигов (иначе мир физически полон и невозможно движение). По отношению к сознательным, свободным явлениям нечто тоже определяется — но сдвигом — «раз и навсегда» или «раз и только раз» (например, уникальность — присутствием всего свободного действия в «отдельном» и представлен нос тью бесконечности символами).
- Но сказанное в терминах «систем точек» должно совпадать или поддаваться совмещению с получаемым в терминах «точек», если возникнет такая необходимость.
- Или созданность того, что будет вырывать из взаимодействий в энергетических и причинных потоках и цепях (и создавать пространство преобразований). У существ Пуанкаре нет как раз этой созданности создающего и связующего (а это и есть лоно истории), они не отгорожены пространством преобразований от того, что спонтанно индицируется, от зависимых возникновении мыслей, то есть у них не на созданное создающее полагаемся (на большее, чем силы в точке, и в этом смысле «не сотворённое» тем, кто в точке).
- (На этом рукопись книги обрывается. — Прим. ред.)
- Сложные исторические индивидуальные системы могут быть рассмотрены как составленные из множества таких абсолютно элементарных «однажды».
- Я хочу ещё раз подчеркнуть, что, рассуждая обо всём этом, в том числе о «причинах», я имею в виду только термины исторического мышления и языка, только то, что может (и чего не может) осмысленно видеть и говорить историк. И прежде всего — в какой мере можно ссылаться на логику и на то, что происходит вне мысли, как на причины того, что должно иметь место в мысли.
- Мы не можем различительно локализовать знание законов. Слова «историческая возможность», «историческая доступность» и тому подобные имеют здесь лишь отрицательное значение и не могут быть понятиями. Как это ни парадоксально, именно «внешним» (в словах «не знал», «не видел», «не понимал» и тому подобных) оперируют так называемые интерналисты в объяснении истории науки. Устремляя знание во внешнее (бесконечное) протяжение, мы рассматриваем его как ступеньку к нам самим, но как раз самих-то себя получить из неё — без парадоксов — не можем, как я и постараюсь показать.
- Уже Зенон показал, что внешнее суммирование исключает возможность построения понятий о движении: передавая и суммируя наблюдения, мы не можем получить из них себя, то есть наблюдаемый результат, который есть наше состояние наблюдения (а оно как понятое должно быть обратимым и симметричным, в смысле симметрии информации и её извлечения). Поэтому мы будем бесконечно (и бессмысленно) повторять состояние «пред-выбора» понятия и «предрешения», как Ахилл — промежуток, отделяющий его от черепахи. Асимметрия же указывает на то, что в действительности имеет место не добавление значений и наблюдений («ещё одного», включая и «последнее»), а конечное преобразование и претворение испытанного «последнего» так, чтобы его можно было получить имеете с чем-то в начале и, следовательно, не сложение многих законченных и завершённых смыслов, а один или (понятое) Одно, но множественно расположенное, и в этом смысле абсолютное и начало и конец.
- Не случайно для древних реальность есть только атомы и… пустота. Очевидно, «пустота» была одним из первых символов свободы сознательной жизни ума, символом всего того, что ещё не решилось, не сцепилось и что при этом ещё и не занято ничем другим (как условие того, что вообще что-нибудь может быть как определённое, как то или это — на достаточном основании; пустота — условие и того, что есть — атома, и того, что может быть, нового).
- В применении к понимающей мысли можно принять, что впереди неё нет ничего другого, она сама «впервые и однажды» завязывает историю, являясь в этом смысле абсолютным будущим, а обратимыми её элементы и связи оказываются лишь в слое рефлексивных знаково логических структур знания, в последовательности новое лишь появляется, выступает, а не возникает или существует
- Например, где была греческая мысль, когда греки исчезли, а адресат ещё не появился?
- Здесь не важно, передаю ли я (новое) самому себе или другому.
- Известно, что любое понятие, например, «круг», «треугольник», «волновая функция» и тому подобное, одно единственно, есть единичный или однократный акт и не размножается от того, что мыслится во множестве голов (то есть понятие во многих головах не счетно) Только вот для идеального мира (в смысле Поппера) такая одноактность или индивидность смысла, концепта совершенно мистична — без предположения некоего всеохватывающего и притом интеллектуально созерцающего существа, предположения, ещё более мистического Лишь в случае «естественного» поля несчётность понятия как многообразия понятна
- Само понятие вероятности имеет здесь принципиальный онтологический, а не гносеологический лишь смысл (который означал бы просто невозможность контролируемо представлять изменения большого числа условий повторяющихся массовых явлений, результатом каковой и является их статистика), и касается элементарных процессов, индивидуальных явлений. Замечу, кстати, что применение к последним вероятностных представлений имеет смысл, как давно уже замечено физиками, если термин «явление» означает «нечто в мире + способы и средства извлечения информации об этом нечто», то есть относится ко всему целому ситуации проявления свойств или признаков сущности, объективно полагаемой в мире.
|