Сегодня мы живём в эпоху прямого воздействия средств массовой информации, находясь под обстрелом противоречивых образов, символов и «фактов». Чем больше данных, информации и знаний используется системой управления, чем в большей степени мы становимся «информационным обществом», тем сложнее может стать для всякого, включая политических лидеров, получение представления о том, что происходит на самом деле. Уже много писалось о том, как телевидение и пресса искажают наше представление о действительности при помощи преднамеренно необъективного освещения событий, цензуры, а иногда даже и неумышленно. Разумные граждане не проявляют доверия ни к печатной, ни к электронной формам информации. Но, помимо этого, есть ещё один, глубинный уровень искажения, который был мало изучен, проанализирован и осознан. В приближающихся политических кризисах, с которыми сталкиваются развитые демократии, все стороны — политики и бюрократы, так же как военные круги, корпоративные лоббистские силы и возрастающие общественные движения станут использовать информтактику. Это означает игры во власть и различные уловки, основанные на манипуляциях с информацией, главным образом до того, как она поступает в средства массовой информации. Поскольку возможно более полная осведомлённость обо всём становится насущной необходимостью для власти, а данные, информация и знания накапливаются и выливаются из наших компьютеров, информтактика будет играть всё более важную роль в политической жизни. Для того чтобы понять изощрённые методы, которыми будет осуществляться политическая власть в будущем, рассмотрим, как действуют сегодня наиболее удачливые игроки во власть. Этим «классическим» приёмам не обучают ни в одной из школ. Умные игроки в политику действуют, полагаясь на своё чутье. Правила тут не писаны, и политическое чутье — вещь неоценимая. Пока дело обстоит так, говорить об «открытом правительстве», «информированных гражданах» или «праве народа знать» — всего лишь пустое фразерство. Ибо информационная тактика ставит под вопрос некоторые из наиболее основных демократических принципов. Секреты люцерны и организованные утечки информации4 июля 1967 года в Белом доме президент Линдон Джонсон подписал документ, названный Законом о свободе информации. Во время церемонии подписания он провозгласил: «Свобода информации настолько же общественно необходима, как и национальная безопасность, и не госчиновникам или отдельным гражданам решать, когда её следует ограничивать». Сразу после выступления один журналист спросил Джонсона, не мог ли бы он получить копию текста президентской речи. Это была первая просьба, прозвучавшая в момент полного упоения новой свободой, гарантированной законом. Джонсон холодно ответил отказом 295. «Тактика секретности» — первый и, возможно, старейший и самый распространённый приём. Сегодня правительство США относит к категории секретных приблизительно 20 миллионов документов в год. Большинство из них касается военной и дипломатической сферы или же вопросов, которые могут сбить с толку чиновничество 296. Возможно, это покажется недемократичным и лицемерным, но многие другие страны засекречивают гораздо больше, делая тайной все — от урожая люцерны до статистических данных о населении, — считая эти сведения государственным секретом. Некоторые правительства явно страдают паранойей. Фактически они засекречивают всю информацию, кроме особо оговорённых случаев. Секретность — одно из излюбленных орудий репрессивных режимов и коррупции. Но это в то же время их достоинство. В мире, кишащем эксцентричными генералиссимусами, наркополитиками и киллерами-богословами, секреты необходимы, чтобы обеспечить военную безопасность. Более того, секретность даёт возможность должностным лицам говорить то, что они не произнесли бы перед телекамерой, хотя об этом и стоило бы сказать. Они могут критиковать своих политических боссов, затрудняясь делать это открыто. Они могут пойти на компромисс с противниками. Знать, как и когда использовать секрет, — главное умение политика и бюрократа. Секреты чрезвычайно важны для второго весьма распространённого приёма информтактики, ещё одного классического орудия власти: «тактики организованной утечки информации». Некоторые секреты хранятся, другие неофициально получают огласку. Когда утечка происходит неумышленно — это просто плохо оберегаемый секрет. Такие утечки вызывают у должностных лиц глубокое слабоумие. «Почему, — возражал один из сотрудников ЦРУ, — мы должны приглашать Китай оценивать американское командование группы войск только потому, что они действуют в том регионе? Это ведь тоже не что иное, как утечка информации» 297. Короче говоря, лучше хранить информационный секрет, чем передать тому, кому он нужен. «Организованная утечка информации» — это умышленно запущенный и точно наведённый на цель информационный снаряд. В Японии спланированные утечки информации вызывали эффектные последствия. Финансовый скандал Рикрут-Космос, который в 1989 году привёл к снятию с поста премьер-министра Нобору Такешита, дал возможность заинтересованным лицам обеспечивать неофициальную передачу журналистам сведений из офиса главного прокурора Юсуке Йошинага. «Я уверен, — говорит Такаши Какума, автор книг о коррупции в Японии, — если бы эта информация не просочилась в прессу, следствие по данному делу было бы прекращено» 298. Журналисты получали тщательно отмеренные дозы информации, и всё это выглядело изысканными па в вытанцовываемом политическом спектакле. Содействуя появлению в прессе фактов, раскрывшихся в ходе следствия, обвиняющая сторона не давала возможности высокопоставленным лицам из Министерства юстиции вмешаться в это дело и вывести из-под удара высших лиц в правительстве Такешиты и Либерально-демократическую партию. Без этих организованных утечек информации правительство могло бы остаться у власти. Во Франции тоже утечки информации играли исключительно важную политическую роль. В одном из документов Белого дома, где говорилось о трудностях, испытываемых Францией, которая желала выпутаться из войны в Индокитае, утверждалось: «Утечка и контрутечка информации были [sic распространённой внутренней политической тактикой… Даже секретные отчёты или приказы, имевшие отношение к войне, часто публиковались дословно на страницах политических изданий». В Лондоне утечки информации тоже случаются довольно часто и, по утверждению Джеффри Патти, министра торговли и промышленности, порождают неприязнь и недоверие к нововведениям. Должностные лица опасаются предлагать нечто новое из страха, что их план ещё до того, как будет рассмотрен, станет достоянием прессы, а его автор окажется в нелепом положении. «Но когда человек не считает возможным рано или поздно высказать вслух свои взгляды, — считает Патти, — не будут возникать новые замыслы, да и старые идеи устареют» 299. В Вашингтоне, где просочившиеся в прессу сведения из источника, который до сих пор неизвестен, вынудили Ричарда Никсона оставить пост президента. Где утечки информации — привычное явление, обеспечение секретности становится фобией. «Пятнадцать лет тому назад помощники президента могли свободно писать правду в своих мемуарах и проявлять серьёзные разногласия между собой и даже с президентом, — говорит Дэйв Джерджен, бывший начальник коммуникаций в Белом доме. — Уотергейт положил этому конец. Он быстро научил не писать на бумаге того, что, к вашему несчастью, может оказаться на страницах «Вашингтон пост»… А также не вступать в дискуссию, если, помимо вашего собеседника, при разговоре присутствует кто-то ещё». Ирония заключается в том, замечает он, что «когда вдруг обнаруживается несогласие по несущественным вопросам, целая армия бюрократов приходит в движение, обдумывая расхождение во взглядах [sic. Но в обсуждение действительно важных проблем вовлекается как можно меньше людей исключительно из опасения утечки информации» 300. Однако же те должностные лица, которые устраивают разнос виновным в рассекречивании важных сведений, сами часто организуют утечку информации. Генри Киссинджер, когда он был в Белом доме помощником президента по вопросам национальной безопасности, требовал прослушивания телефонов штатных сотрудников, желая проверить, не просачиваются ли через них сведения в прессу и Конгресс. Но сам Киссинджер был — и остаётся — мастером по применению этой тактики 301. Таким образом, засекречивание и организация утечки информации — наиболее привычные приёмы информтактики, которыми пользуются политики и бюрократы. И всё же они не самые важные. Тайный источникДля любых передаваемых данных, информации или знания требуются: 1) источник или отправитель; 2) каналы распространения или средства массовой информации, куда передаются сведения; 3) получатель и, конечно же; 4) сами сведения. Начнём с отправителя. Когда по почте приходит письмо, первое, что мы обычно делаем, это смотрим, кто его отправил. Фактически это определяет саму суть послания. Помимо всего прочего, это помогает нам определить, в какой степени полученное известие заслуживает доверия. Вот почему так часто используется «тактика тайного источника». Якобы стоящая вне политики группа граждан, рассылающая миллионы писем о сборе средств, на самом деле может быть тайно финансируема и контролируема какой-либо политической партией. Политический комитет с хорошо звучащим названием может возглавлять представитель лобби какой-либо политической партии. Политический комитет с хорошо звучащим названием может возглавлять представитель лобби какой-нибудь ненасытной отрасли промышленности. Деятельность объявляющей себя патриотической организации может управляться Маскировка отправителя сообщения может принимать различные формы и практиковаться в любом месте — от зала заседания директоров компании до тюремной камеры. Одна отбывающая тюремное наказание за убийство описала, как она получила возможность избавиться от досаждавшего ей надзирателя. Конечно же, она могла написать жалобу начальнику тюрьмы, пояснила она. Однако, если бы надзиратель узнал об этом, её жизнь стала бы ещё более невыносимой. Она могла также, минуя начальника тюрьмы, написать какому-нибудь политику письмо с жалобой на жестокое обращение и просьбой оказать воздействие на тюремное руководство, попросить убрать надзирателя. Но это было ещё более рискованно. Она решила действовать согласно известному выражению: «тюрьмы полны идеалистами». А потому, сказала она, «мне удалось сделать так, что вместо меня политику написала другая арестантка», и таким образом реальный источник информации остался в тени. Чиновники через бизнес и правительство проигрывают разные варианты этой игры. Когда третируемый подчинённый использует в своих целях имя вышестоящего чиновника (часто без разрешения на то), он (или она) также прибегает к тактике тайного источника. Вот классический пример тактики тайного источника, повлиявшей на политику США во время вьетнамской войны. Это было в 1963 году, когда в докладе, подготовленном Робертом Макнамара и генералом Максвеллом Тейлором, содержалось пожелание президенту и нации «изыскать возможность вывести основную часть американского военного контингента» к концу 1965 года. Этот прогноз подкреплялся данными, якобы полученными из Сайгона. Читатели доклада не ведали о том, что большинство информации из Сайгона было заранее подготовлено в Вашингтоне, а затем направлено в Сайгон, чтобы она проделала оттуда обратный путь, как если бы данные поступили непосредственно с мест боевых действий. Источник информации был замаскирован, чтобы придать ей большую достоверность 302. Особым приёмом тактики тайного источника является введение в заблуждение ложной информацией. Редко используемый в повседневной бюрократической войне, он обычно применяется в международных делах, где дезинформация иногда может изменить ход событий. Достаточно вспомнить телеграмму Циммермана, которая побудила США к участию в Первой мировой войне 303. В 1986 году Госдепартамент США сделал достоянием гласности тот факт, что документ, описывающий «конфиденциальную» встречу в Пентагоне, был фальшивкой. В нём говорилось, что министр обороны Каспар Уэйнбергер заявил, что СОИ, стратегическая оборонная инициатива, «даст Соединённым Штатам… возможность угрожать Советскому Союзу нокаутом». Считалось, что данное высказывание побудило Советский Союз предпринять соответствующие меры против программы СОИ. Однако документ был фальшивкой, запущенной в Западной Германии (предположительно, советской стороной) и являвшейся частью широкой кампании, призванной настроить общественность против СОИ. Ещё одна ложная информация о СОИ внезапно появилась в нигерийской прессе. Не так давно один антияпонский подложный документ всплыл в Вашингтоне, где конгрессмен Том Макмиллен обнародовал в палате представителей то, что он назвал «сугубо внутренним, составленным на высоком правительственном уровне японским меморандумом». В документе, якобы составленном для премьер-министра его «специальным помощником по политической координации», сообщалось, что японские инвестиции в Соединённые Штаты размещаются в тех избирательных округах, где могут использоваться для оказания влияния на американских политических деятелей. Это был отлично рассчитанный приём, направленный против позиции Японии в отношении Соединённых Штатов. Но вызвавший переполох меморандум оказался не японским правительственным документом, а всего лишь выдумкой, автором которой был Рональд А. Морс, сотрудник азиатской научной программы Вудроу Уилсон Сентер. Морс заявил, что он сочинил данный документ, чтобы наглядно продемонстрировать, на чем, по его мнению, основана текущая японская политика. Он утверждал, что сообщал своим адресатам, что документ поддельный. Закулисные интриги и обходные путиВсе донесения поступают по каналам. Но одни каналы более пригодны, чем другие. Все должностные лица знают, что «рассылка материалов по назначению», определяющая, кто имеет доступ к документу, представляет собой орудие власти. Исключение кого-либо из «списка адресатов» является способом не дать возможности ему (или ей) развернуться. Иногда человеком, «выпавшим» из «списка адресатов», оказывается высокопоставленное лицо. Когда Джон X. Келли был послом Соединённых Штатов в Бейруте, он отправлял донесения непосредственно в Совет национальной безопасности правительства, используя возможности ЦРУ, а не прибегая к обычным служебным инстанциям Госдепартамента. Таким образом, он действовал в обход своего шефа, государственного секретаря Джорджа П. Шульца. Будучи в Вашингтоне, Келли также неоднократно встречался с Оливером Нортом и другими сотрудниками Совета национальной безопасности в связи с планом продажи оружия Ирану в обмен на заложников. Шульц был против этого плана. Узнав о бейрутском инциденте, Шульц пришёл в ярость, публично осудил Келли и официально запретил персоналу Госдепартамента передавать информацию, минуя учрежденческие инстанции без соответствующих инструкций, полученных от него или от президента. Однако маловероятно, чтобы не было случаев уклонения от исполнения такого приказа. Обходные пути всегда используются для перераспределения власти. Узнав о случившемся, член Конгресса Ли Гамильтон, возглавивший комитет по разведдеятельности, заявил: «Прежде, мне помнится, подобного не происходило, не было такого, чтобы абсолютно не считались с американским государственным секретарём» 304. Что-то короткая у него память. Аналогичный случай действия «с чёрного хода» уже имел место, когда американский посол в Пакистане поддерживал тайные контакты с Советом национальной безопасности также в обход государственного секретаря. Тогда эту закулисную игру затеял Генри Киссинджер, советник президента по вопросам национальной безопасности. Киссинджер использовал такую тактику для подготовки тайной миссии президента Никсона в Китай, которая завершилась восстановлением отношений между двумя странами. Киссинджер широко пользовался обходными путями, стремясь утаивать информацию от государственной бюрократической системы и сосредоточивать её в своих руках. Заручившись поддержкой президента, он однажды предложил послу США в Южной Корее Уильяму Дж. Портеру иметь контакт непосредственно с ним, минуя своего начальника, государственного секретаря Уильяма Роджерса. Портер так писал в своём дневнике об этом случае: «Вовсю действовала тайная дипломатическая служба Никсона — Киссинджера со своими шифровальными кодами и всем прочим… То, что президент решился создать суперсеть послов, руководимую своим советником по безопасности, без ведома государственного секретаря, было новым явлением в американской истории… Я решил, что служу своей стране и должен согласиться» 305. Когда начались переговоры с Советским Союзом по ограничению стратегических вооружений, американскую делегацию в Женеве возглавлял Джерард К. Смит. Но Киссинджер и Объединённый комитет начальников штабов Пентагона обеспечили собственный канал связи с тем, чтобы некоторые члены делегации могли контактировать непосредственно с ними без уведомления или согласия Смита. Киссинджер также имел свой канал связи в Москве, снова в обход Госдепартамента, предпочитая передавать послания в Политбюро через Анатолия Добрынина, а не через соответствующих сотрудников Госдепартамента или их коллег из советского Министерства иностранных дел. Очень мало людей в Москве — в Политбюро, секретариате и советском дипломатическом корпусе — были осведомлены, что послания курсируют туда и обратно именно таким образом 306. Наиболее знаменитый и, возможно, самый главный случай использования тактики обходных путей помог предотвратить третью мировую войну. Это произошло во времена избавления от кубинских ракет. Президент Кеннеди и советский лидер Хрущёв беспрестанно обменивались посланиями, а весь мир ожидал, затаив дыхание. Русские ракеты на Кубе были нацелены на Америку. Кеннеди отдал приказ о морской блокаде. И как раз в момент наивысшего напряжения Хрущёв направил Александра Фомина, возглавлявшего КГБ, в Вашингтон для встречи с американским журналистом Джоном Скалли, которого Фомин знал раньше. На четвёртый день кризиса, когда опасность возрастала с каждой минутой, Фомин спросил Скалли, согласятся ли, на его взгляд, Соединённые Штаты не захватывать Кубу, если Советский Союз выведет оттуда свои ракеты и бомбардировщики. Это предложение, переданное журналистом в Белый дом, обеспечило перелом в развитии кризиса 307. Уловка использования двойного канала связиНо подобная тактика действия «с чёрного хода» не идёт ни в какое сравнение с таким изощрённым способом, который можно назвать тактикой использования двойного канала связи, когда альтернативные или противоречивые послания направляются по двум разным каналам с тем, чтобы проверить реакцию или вызвать замешательство и создать конфликтную ситуацию среди получателей. Дважды в ходе переговоров о противоракетной системе и Киссинджер, и советский министр иностранных дел Андрей Громыко воспользовались обходным путём, минуя обычное прохождение по инстанциям. Во время этих переговоров, происходивших в мае 1971 и апреле 1972 года, у Киссинджера были основания подозревать, что русские использовали против него тактику двойного канала 308. Годы спустя Аркадий Шевченко, бывший помощник Громыко, стал перебежчиком и обосновался в Соединённых Штатах Америки, где написал в своих автобиографических заметках, что подозрения Киссинджера были безосновательными. Это была не преднамеренная уловка, а путаница, возникшая На принимающем концеСуществует также огромное разнообразие уловок, используемых на принимающем конце информационной цепочки. Наиболее распространённый прием — это регулирование доступа, то есть попытка держать под контролем подходы к вышестоящему лицу и контролировать информацию, которую он (или она) получает. Высшие должностные лица и скромные секретари одинаково хорошо знакомы с этой игрой. Связанные с этим конфликты происходят столь часто, что едва ли заслуживают дополнительного комментария. Имеется также приём «следует знать», который предпочитают разведывательные органы, террористы и подпольные политические движения, — это когда данные, информация и знание делятся на части и тщательным образом оберегаются, доступ к каждой части имеет лишь определённая категория получателей, которым «следует знать». Прямо противоположный характер имеет приём «не следует знать». Бывший секретарь министра американского правительства объясняет его следующим образом: «Должен ли я, как правительственный чиновник, знать кое-что? А если я знаю, то значит ли это, что я должен действовать? Ведь поговоривший со мной человек может потом отправиться в другое место и сказать там: «Я уже обсудил это в правительстве». И я, сам того не ведая, окажусь в дурацком положении между двумя соперничающими сторонами, будучи абсолютно не в курсе и фактически ничего не сделав… Выходит, мне не надо было хотеть знать». Приём «не следует знать» также используется подчинёнными, чтобы защитить вышестоящее лицо, оставить лидера в неведении, если дела идут плохо. Во время расследования «ирангейтского дела» ходила такая шутка: Вопрос: Сколько же советников в Белом доме занимаются тем, чтобы ввернуть электрическую лампочку? Ответ: Ни одного. Они предпочитают держать Рейгана в потемках. К тому же существует ещё такой приём, как «заставить знать». При этом игрок во власть старается, чтобы другой игрок был введён в курс дела с тем, чтобы, если все обернётся иначе, получатель информации мог бы разделить ответственность. Вариантов здесь множество, но как в каждой игре, где задействованы источники, каналы и получатели, имеется немало уловок и хитростей, направленных на само сообщение. Муссирование сообщенияНеисчислимое разнообразие обмана (и самообмана) скрывается в огромной массе данных, сведений и знаний, которые ежедневно проворачивает интеллектуальная правительственная мельница. Недостаток места не позволяет продолжить подробный об этом рассказ, детально охарактеризовав каждую категорию. Мы лишь вкратце остановимся на некоторых из них. Тактика оплошности:Поскольку политическая жизнь — это яростное противоборство, политическая информация ещё в большей степени является выборочной. Обычно в ней, если кто-нибудь применяет тактику оплошности, обнаруживаются зияющие дыры, а относящиеся к делу и уравновешивающие факты не вяжутся между собой. Тактика неопределённости:Здесь детали, которые могут привести к бюрократическому или политическому противодействию, приукрашиваются с изящной лёгкостью. Дипломатические официальные сообщения изобилуют примерами, поскольку часто в них прибегают к недоступному обычному пониманию стилю. Выжидательная тактика:Наиболее общепринятый прием — задержать отправление сообщения до тех пор, пока получателю будет поздно принять по нему какие-либо меры. Объёмистые бюджетные документы раздают законодателям с опозданием, предполагая получить их заключение через несколько дней, вместо того чтобы дать им возможность вникнуть в цифры и проанализировать их. Те, кто в Белом доме сочиняет речи для президента, предпочитают предоставлять свои проекты в самый последний момент, чтобы у ответственных работников было как можно меньше времени для внесения изменений в текст. Порционная тактика:Данные, информация и знание предоставляются скудными порциями, вместо того чтобы быть собранными в одном документе. Таким образом общая картина разбивается на отдельные кадры и становится менее видимой получателю. Тактика приливной волны:Если кто-то выражает недовольство относительно того, что его держат в неведении, умный игрок отправит ему (или ей) такое количество бумаг, что получатель утонет в них и не сможет отобрать из всей кучи наиболее важные. Тактика напускания тумана:Распространяется множество нереальных слухов, среди которых несколько верных фактов, поэтому получатель не может во всём этом разобраться. Тактика отдачи:Выдуманная история внедряется за границу с тем, чтобы её подхватила и перепечатала отечественная пресса. Подобный приём используют разведывательные и пропагандистские органы. Но иногда подобное происходит непреднамеренно или по крайней мере создаётся такое впечатление. Когда-то ЦРУ внедрило в итальянскую прессу одну выдумку по поводу террористической организации Красные бригады. Это сообщение было подхвачено и включено в книгу, издававшуюся в Соединённых Штатах Америки, гранки которой читал бывший тогда государственным секретарём Александер Хейг. Когда Хейг прокомментировал эту историю на одной из пресс-конференций, его замечания также были включены в окончательный вариант книги. Такие ссылки на самого себя происходят чаще, чем можно представить 309. Тактика большой лжи:Получила известность благодаря гитлеровскому министру пропаганды Йозефу Геббельсу. В её основе лежит идея, что если лгать по-крупному, этому скорее верят, чем когда прибегают к мелкой лжи. К этой категории относится сообщение, распространённое в 1987 году Москвой, что якобы мировая эпидемия СПИДа явилась следствием проводимых ЦРУ в Мэриленде экспериментов с веществами, предназначенными для использования в биологической войне. Советские учёные решительно отрекаются от этой выдумки, облетевшей весь мир 310. Перевёрнутая тактика:Как никакая другая, требует большой наглости в искажении или переиначивании фактов. В этом случае сообщению придаётся противоположный смысл. Пример этому можно найти не в столь давнее время в Израиле, где были испорчены отношения между премьер-министром Ицхаком Шамиром и министром иностранных дел Шимоном Пересом. Шамир тогда дал указание Министерству иностранных дел уведомить израильские посольства во всех странах, что Перес не имел полномочий содействовать международной конференции, направленной на разрешение арабо-израильской проблемы. Персонал министерства получил послание премьер-министра, но подправил его и послал депеши, где говорилось прямо противоположное. Когда руководителя ведомства спросили позже, как такое могло случиться, он ответил: «Как можете вы задавать мне подобный вопрос? Ведь это же война» 311. Специалисты по ближнему бою и сообразительные сотрудникиОзнакомившись с этим длинным перечнем приёмов широко используемых для фальсификации проходящих по правительственным кабинетам посланий, становится понятно, что лишь немногие заявления, сообщения или «факты» в политической или правительственной жизни могут быть приняты за истину. На всём лежит отпечаток противоборства во властных структурах. Большая часть данных, информации и знания, находящихся в обращении в правительстве, в такой степени прошли политическую обработку, что если мы зададимся вопросом: «Чьим интересам это отвечает?» и даже будем иметь на этот счёт определённые догадки, то всё равно не сможем пробиться через круговорот до сути событий. И всё это происходит до того, как средства массовой информации продолжат приспосабливать действительность для своих собственных нужд. Сообщения, распространяемые средствами массовой информации, ещё более изменяют «факты». Важным в этой ситуации является взаимоотношение демократии и знания. Информированность народа считается непременным условием демократии. Но что мы подразумеваем под «информированностью?» Ограничение правительственной секретности и установление открытого доступа к документам необходимы в любой демократии. Но это всего лишь первый шаг, которого явно недостаточно. Для понимания этих документов нам необходимо знать, какой обработке подвергались они на своём пути, переходя из рук в руки, с уровня на уровень, из одной инстанции в другую в бюрократических недрах правительства. Полное «содержание» всякого документа нельзя видеть на странице бумаги или экране компьютера. В сущности, наиболее важным политическим содержанием документа является история его обработки. Если хорошенько задуматься, повсеместное распространение столь отлично разработанных приёмов информтактики ставит под сомнение всякую идею, что руководство — это «разумная» деятельность и что лидеры способны принимать «объективно обоснованное» решение. Уинстон Черчилль был прав, когда отказывался читать «отсеянные и переваренные» аналитические обзоры, настаивая, чтобы ему предоставили «подлинные документы… в их оригинальном виде», с тем, чтобы он мог делать собственные выводы 312. Но для любого руководителя явно невозможно читать все необработанные данные, всю информацию и быть полностью осведомлённым во всех вопросах, связанных с принятием какого-либо решения. То, о чём мы здесь вели речь, лишь малая часть профессиональных приёмов, которыми пользуются специалисты по ближнему бою и сообразительные сотрудники в столицах мира от Сеула до Стокгольма, от Бонна до Пекина. Пронырливые и хитрые политики и бюрократы отлично знают, что данные, информация и знание — это оружие противника, заряженное и готовое выстрелить в происходящей борьбе за власть, которая составляет основу политической жизни. Однако большинство из них ещё не догадывается, что все эти маккиавеллиевские хитрости и уловки сегодня всего лишь детские игры. Ибо борьба за власть меняет формы, когда знание о знании становится главной основой власти. Как станет видно далее, мы стоим на пороге эпохи метатактики в интеллектуальных мельницах, каковыми являются правительства, и вся игра за власть переходит на более высокий уровень. |
|
Примечания: |
|
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. |
|
Оглавление |
|
|
|