Валерий Александрович Подорога: В мире без утопий и антиутопий.
Интервью

Валерий Александрович Подорога — доктор философских наук, профессор, заведующий сектором аналитической антропологии Института философии Российской Академии наук, заведущий кафедрой Государственного университета гуманитарного знания. Читает лекции в университетах России, работал приглашённым профессором в университетах США, Франции, Германии, Литвы, Белоруссии. Автор книг «Метафизика ландшафта» (1993), «Феноменология тела» (1995), «Выражение и смысл» (1995) и свыше 200 статей о применении методов аналитической (философской) антропологии в междисциплинарном пространстве опыта (искусство, литература, кинематограф, масс-медиа, история мысли, психоанализ). В то время как «философия грозится умереть», а место философов занимают «медийные деятели», все острее становится потребность в «проектных людях». Но тем из них, кто творит «проект как будущее, осуществляемое здесь и сейчас», противостоят те, чей проект — бизнес ради бизнеса. Такова ситуация. Но так ли она драматична? Об этом в интервью Валерия Подороги для журнала «Со-Общение».

Вопрос: Прежде чем задать вопрос о философии, о новом классе, и о языках, процитирую Рене Генона: «Философия… этимологически не означает ничего другого, как «любовь к мудрости»… это всего лишь предварительная и подготовительная стадия, продвижение к мудрости, степень, соответствующая состоянию более низкому, чем последняя»…

Валерий Подорога: Сегодня философия развивается ближе к нефилософским основаниям… Бесспорно, она тоже обновляется, что-то с ней происходит, как и со всем и видами мыслительной деятельности человека. Эта ситуация по-своему драматична. Можно задавать вопрос вообще о существовании философии, о возможности инновирования и порождения новых дискурсов. Есть и другой основательный вопрос: а нужна ли философия?

Возьмём математику или историю. Сложно представить себе сегодня новую книгу на тему: «что такое математика?», «Что такое история?» Так вопрос не стоит. На тему же «Что такое философия?» созданы и создаются тысячи книг. То есть философия как бы всё время пытается объяснять, оправдывать своё существование. Она так и осталась странным изобретением человеческого ума — не то наукой, не то искусством, сохраняясь между ними в мерцающем виде. В виде вопроса.

Новейшая философия переживает, пожалуй, этап неопределённости и становления заново, направленность внутри которого определяется не школами, не тематикой, не течениями, а личностями авторов. В этом плане я сравнил бы современную философию со сновидением. Ведь каждому снятся только его собственные сны. То есть мы видим, возможно, не саму современную философию, а сон о ней.

Вопрос: Можно ли тогда говорить о некоем аутизме современной философии?

Валерий Подорога: Философия осуществляет желание целого, стремится сохранять гештальтную целостность мира. Другое дело — что, может быть, потребность в этом целом сейчас ослаблена.

Целостность потеряла ту ценность, которую имела на протяжении XIX или XX века. Не то чтобы она пропала вообще. Но к этому целому мира лишилась доступа философия! Им начали управлять политики и журналисты. Как много было в 20-е годы XX века выдающихся мыслителей! Сегодня же — пустыня. Особенно на Западе. Произошло смещение общественного внимания в сторону масс-медийных деятелей: философов, относящихся к медиакультуре, которых можно назвать философскими журналистами, а также авторов, которых правильно было бы назвать журналистами и которые пробуют, и успешно, строить некие гештальты.

Тот же Жижек — медийный автор, мгновенно реагирующий на актуальные политические события. Или возьмём Бодрийяра, перепутанность его идей и эмоций… Ведь сегодня он не всегда помнит, что говорил вчера. А феномен Фукуямы? Каковы механизмы создания этого мифа? Никому не известный молодой человек может что-то объявить — и весь мир его слушает. Как он выплыл? Благодаря японской фамилии? И тот же Бжезинский, строящий общеполитическую философию мира. Мировую стратегию… Я — не против! Я только удивляюсь, почему это рассматривается как новая философия?

Система массовой коммуникации напоминает бедствие! Когда один образ, или фигура, подобно Фукуяме, становится доминирующей. Подвергается всеобщей рассылке… Это абсолютно новая ситуация, когда нет философов, а есть работники масс-медиа. Она говорит об утрате чувство целого. Интерес к целому утрачен в мире вообще. И это тесно связано с исчезновением интереса к будущему. Вспомним изречение: «Будущее никогда не придёт». Сегодня вы не найдёте ни утопий, ни антиутопий. Механизм будущего стал скрытым, латентным.

Если же вернуться к цитате из Генона, то, вероятно, здесь нет смысла спорить, — он прав: мудрость, к которой стремится философия, находится выше философии. Сократа, действительно, трудно сравнивать с Христом. Философия грозится умереть (и, быть может, ей надо дать умереть). А геноновская мудрость процветает, и это — анекдот. Спросить бы Генона: а кто самый мудрый из мудрецов? Раввин? Священник? Где, в какой области он подвизается? Или он просто мудрец? У мудреца ведь есть какая-то социальная маска…

Например, поэт. Подлинная мудрость связана с поэтическим даром. Величайший мудрец — это поэт, ибо он описывает ситуации, связанные с абсолютной имманентностью к бытию. Он — любимец языка. Можно сказать, что мудрость прислушивается к человеческому языку, живёт языком. А философия ведёт с ним борьбу, всегда переосмысливает его. Борьба с языком — одна из основных задач философии. Она борется за мысль против языка, ибо язык искажает мысль.

Вряд ли это вам понравится, но мне кажется, что образ Усамы бен Ладена и есть образ настоящего мудреца! Нынешние мудрецы бросаются бомбами и посылают на смерть своих детей. Пытаются своей мудростью остановить этот бешено вращающийся мир. Мысль попала в капкан. Мысль ничего не может изменить. Это катастрофа. Человек оказался на таких путях цивилизации, где его отношение к происходящему не имеет значения.

Но есть бюрократы… Это такие велосипедисты, которым всее время нужно давить на педали. Я изобразил бы современную цивилизацию как тренажёрный зал, в котором стоит гул от кручения педалей и сидят на тренажёрах, крутя педали, бюрократы, одетые в чёрные трико, в котелках… В полнейшем молчании. Оставаясь на одном месте.

Вопрос: Есть наблюдение, возможно спорное, что сегодня востребован «проектный» тип человека. «Конвейерный» человек первой половины XX века и «офисный» человек второй его половины уходят в прошлое. И все больше рекрутируется и воспитывается проектный тип.

Валерий Подорога: Проект — это будущее, которое мы осуществляем здесь и сейчас. И ценность проекта самого по себе настолько велика, что не важно, удастся он или нет. Но, с другой стороны, возникла поросль «проектных людей», проект которых заключается лишь в том, чтобы заработать денег и уехать кататься на водных лыжах. Они легки в общении. Они ни на что не претендуют и не грызутся ни за что. И друг друга не «заказывают».

Вопрос: Может показаться, что это портрет среднего класса.

Валерий Подорога: Но в России не сложился этот средний класс. И не стоит сводить понятие среднего класса к болванам, которые своим бизнесом занимаются не ради бизнеса, а чтобы съездить на Гавайи. Вот заработаю, и съезжу на Гавайи! А потом свою фирму аннулирую, и затею что-нибудь ещё. Такой проект уничтожает будущее, не даёт ему альтернативно развиваться.

Я общался с одной аудиторией, где люди решили заняться кино. Из них половина — бизнесмены. Они хотят поменять профессию, творчески развиваться. И рассказывают мне свои истории и планы. Они платят по три тысячи долларов за курсы, чтобы получить бумажку, которой потом смогут махать. И даже, может быть, сделать какой-нибудь фильмишко… Это тоже — «проектные люди».

Вопрос: Но не являют ли эти люди феномен вырождения проектного человека? В то время как подлинный проектный человек — это современный тип творческой личности, инноватора, работающего с дискретными по времени задачами, которые он ставит перед собой, руководствуясь своим предназначением?

Валерий Подорога: Инноватор — это постоянно проектирующее существо. Там, где проект имеет самодовлеющую ценность, там, где он перестраивает будущее… Если горизонт непрестанно открыт, никакой проект не может заслонить этот горизонт. Это — открытый проект, который продолжается в других проектах… И в этом смысле он не может быть завершён, как не может быть завершена человеческая жизнь, человеческое творчество. Это — обычное состояние нормальных людей… Я же говорю о завершённом, конечном проекте, который якобы должен приблизить Будущее — за счёт его уничтожения. Который отменяет все альтернативы и решает одну примитивную задачу.

Вопрос: А потом?

Валерий Подорога: Потом другая задача. Такая же бессмысленная. Жить хорошо, потому что жить хорошо! И это — основной электорат. Расползающаяся масса, которую раньше называли чернью. На Западе это свойственно каким-то фрагментам среднего класса. Только туда входит ещё дом, вторая машина, образование детям. Жизнь по локальному проекту. Люди-проектировщики, ставящие безальтернативные цели.

Вопрос: Ещё о целостности мира. Гуманитарные технологии есть инструмент укрепления общественной связности. Не являются ли они в силу этого одним из инструментов воссоздания целостности мира?

Валерий Подорога: Я не занимаюсь тематикой гуманитарных технологий. Но мне они представляются способом улучшения коммуникационных возможностей в обществе. Технолог, о котором вы говорите, — это модератор, медиатор, исполненный способностей овладеть модальностью социального бытия.

Другое дело — PR-специалисты. Если в Америке медиакультура — это просто мыльный пузырь, который надувается рядом с устойчивыми правовыми институтами, то у нас нет таких институтов. И потому везде востребован пиарщик. Он может учить кого-то, как быть законником, как быть заключённым, как быть алкоголиком. Как быть бомжом…

Вопрос: Но бомж неплатёжеспособен! А может быть, какой-нибудь бизнес-группе важно срочно забомжевать? Рассеяться по стране! Придёт пиарщик и научит их этому.

Валерий Подорога: PR-деятельность — это не адвокатура и не судебно-правовая деятельность. И в какой-то мере она выглядит совершенно незаконной. Часто клиенту предлагается путь в обход или в нарушение закона, ради извлечения прибыли или других преимуществ. На Западе эта деятельность имеет юридически-правовую форму в рамках того, что называют американской демократией, при громадной степени состязательности, когда все преимущества оспариваются публично. Здесь же PR-деятельность часто анонимна. Я никогда не видел рекламы ни одной пиарной конторы. Хотя знаю, что они существуют и процветают.

Вопрос: Часто их реклама идёт по целевым каналам и не видна широкой публике.

Валерий Подорога: Думаю, что это не афишируется потому, что работа PR-специалиста связана с нарушениями если не юридических, то нравственных норм. И я, как представитель общества, не охваченного активностью пиара, могу предположить, что деятельность части этих компаний анонимна в связи с неизвестным качеством работы. И с неизвестной степенью нарушений. Естественно, никакого «белого» пиара быть просто не может! Все советники занимаются черным пиаром. Белой магии нет. Только черная. За ней всегда стоит цель, которая неприглядна. Ведь «пропиарить» недостойного кандидата — разве это не чёрныйPR, в конечном счете? Достигнув цели, клиент опять расслабляется, и он такая же свинья, что был раньше. Вы видите разницу между состоянием наших депутатов до и после избрания?

Вопрос: Будем надеяться, что уходящий PR сменится технологиями, развивающими связность и строящими целостности. Спасибо за беседу.

Источник: журнал «Со-Общение», № 2, 2004 год. Интервью провёл Игорь Сид.