Страница: | Философия науки и техники. Цикл лекций. Часть I. Философия науки. Тема 4. Динамика науки и процесс порождения нового знания. |
Издание: | К. Н. Хабибуллин, В. Б. Коробов, А. А. Луговой, А. В. Тонконогов. Философия науки и техники. Цикл лекций для адъюнктов и аспирантов. — М., 2008. |
Формат: | Электронная публикация. |
Автор: | К. Н. Хабибуллин, В. Б. Коробов, А. А. Луговой, А. В. Тонконогов. |
Тема: | |
Раздел: | Гуманитарный базис Коллектив авторов: Философия науки и техники. Цикл лекций |
4.1. Социокультурные факторы развития наукиИзменчивость — универсальное свойство всех материальных и духовных образований. Развитие как следствие присущей всем явлениям изменчивости обусловлено факторами внутренней и внешней среды. В обыденном понимании развитие связано с понятием прогресса. Наука как особая систематизированная отрасль знания подвержена этой закономерности. Изменения наступают в том случае, когда интеллектуальная среда позволяет «выжить» тем популяциям, которые в наибольшей степени к ней адаптированы. Наиболее важные изменения связаны с заменой самих матриц понимания или наиболее фундаментальных теоретических стандартов. Законы науки стремятся к адекватному отражению закономерностей природы. Вместе с тем, как считали Иоганн Кеплер ( Развитие науки обусловлено двумя группами факторов:
Часто оказывается, что ведущая роль в развитии науки принадлежит научной элите, которая является носительницей научной рациональности. Изменчивый характер науки воплощается в изменяющихся условиях деятельности учёных, именно поэтому так важна роль лидеров и авторитетов в научном сообществе. Сменяющие друг друга поколения учёных воплощают историческую смену процедур научного объяснения. Содержание науки, таким образом, предстаёт в виде передачи совокупности интеллектуальных представлений следующему поколению в процессе обучения. Развитие многих направлений науки связано с деятельностью научных школ. В частности, формирование философии осуществлялось в рамках конкретных, отличающихся своеобразием философских школ, возникших во времена Античности. Часто школы обозначались именем выдающегося учёного — основателя школы (например, школа Резерфорда, школа Бора, школа Сеченова и других). Научные школы во все времена выполняли функцию трансляции знаний. В ряду социокультурных факторов развития науки большую роль играет наличие научного потенциала общества — его реальные возможности, ресурсы, определяемые суверенитетом на научные открытия (учёт которых обычно ведёт экономика науки). При этом количественные показатели научного потенциала должны рассматриваться в единстве с его качественными показателями. Проблема научного потенциала возникает как следствие самопознания науки, осознания ей своей социальной значимости, предпосылки и возможности её развития, что, в свою очередь, связано с развитием самого общества. Это последнее, будучи заинтересованным в практическом применении науки, оказывается заинтересованным 4.2. Формирование теоретических знаний и их обоснованиеФормирование теоретических знаний в философии науки представляет один из важных аспектов её развития. Очевидно, что наука не может существовать без соотносительного существования фактуального и теоретического знания, единичного и общего, перцептуального и когнитивного (взаимосопровождение чувств и мыслей), единичных и универсальных высказываний. Соотносительность этих понятий проявляется на событийно-бытовом, перцептуально-когнитивном, логико-лингвистическом уровнях. В формировании научных знаний значительная роль принадлежит классификации: она содействует переходу науки со ступени эмпирического накопления знаний на уровень теоретического синтеза. Базирующаяся на научных основах классификация представляет собой не только развёрнутую картину состояния науки, но К основаниям науки относятся фундаментальные принципы, понятийный аппарат, идеалы и стандарты научного исследования. О зрелости той или иной науки можно судить по её соответствию научной картине мира. Согласно современной классификации науки делятся, с одной стороны, на естественные, технические и общественные, с другой стороны, различают науки фундаментальные и прикладные, теоретические и экспериментальные. Когда говорят о «большой науке», о «науке переднего края», подчёркивают её гипотетичность. Современная наука развивается с учётом глубокой специализации, а также на стыках междисциплинарных областей, что свидетельствует о её интеграции. Общими для всех наук являются их интегрирующие свойства:
Таким образом, интегрирующие свойства подразумевают функционирование и развитие науки в целом, а также её различных отраслей на общих аксиологических (ценностных) и методологических принципах. Первичные теоретические модели и законыВ процессе познания определённое значение имеет формирование первичных теоретических моделей и законов. Понятие «модель» (от лат. modulus — мера, образец) означает норму, образец (эталон, стандарт). В логике и методологии науки под моделью понимается аналог, структура, знаковая система, которая служит для определения социальной и природной реальности, порождённой человеческой культурой, — оригинала, расширения знания об оригинале, конструирования оригинала, его преобразования. С логической точки зрения подобное распространение основано на отношениях изоморфизма и гомоморфизма, существующих между моделью и тем, что с её помощью моделируется изоморфный либо гомоморфный образ некоего объекта. Эти отношения являются отношениями равенства. Модель может обрести статус закона — необходимого, существенного, устойчивого, повторяющегося отношения между явлениями. Закон выражает связь между предметами, составными элементами данного предмета, между свойствами вещей, а также между свойствами внутри вещи. Существуют законы функционирования, законы развития. Они носят объективный характер, им свойственны статистические, динамические закономерности. Действие законов определяется условиями функционирования: в природе они действуют стихийно, в общественной практике возможно регулирующее влияние человека. АналогияВ теоретических исследованиях определённую роль играет аналогия (от греч. analogia — соответствие, сходство). При рассмотрении какого-либо объекта (модели) его свойства переносятся на другой, менее изученный или менее доступный изучению объект. Заключения, полученные посредством аналогии, носят, как правило, лишь правдоподобный характер; они являются одним из источников научных гипотез, индуктивных рассуждений и играют важную роль в научных открытиях. Термин «аналогия» рассматривается Современные исследователи выделяют следующие виды аналогий:
По мнению исследователей, в становлении классической механики важную роль играла аналогия между движением брошенного тела и движением небесных тел. Аналогия между геометрическим и алгебраическими объектами реализована Декартом в аналитической геометрии. Аналогия селективной работы в скотоводстве использовалась Дарвином в его теории естественного отбора. Аналогия между световыми, электрическими и магнитными явлениями оказалась плодотворной для теории электромагнитного поля Максвелла 8. Аналогии используются в современном градостроительстве, архитектуре, фармакологии, медицине, логике, лингвистике и других. Таким образом, умозаключение по аналогии позволяет уподоблять новое единичное явление другому, уже известному явлению. С определённой долей вероятности аналогия позволяет расширить знания путём включения в их сферу новых предметных областей. Гегель называл аналогию «инстинктом разума». Нередко у изобретателя (сочинителя) концепции термины возникают по интуиции, случайно. Для подтверждения верности или неверности предлагаемых понятий можно пользоваться концепцией логика и историка познания Карла Густава Гемпеля (
В 1970 году Гемпель с помощью современных логико-математических средств исследования впервые показал некорректность попперовского определения правдоподобности. Против скептицизма Карла Поппера (
Взаимосвязь логики открытия и логики обоснованияПо форме теория предстаёт как система непротиворечивых, логически взаимосвязанных утверждений. Теории используют специфический категориальный аппарат, систему принципов и законов. Развитая теория открыта для описания, интерпретации и объяснения новых фактов, а также готова включить в себя дополнительные метатеоретические построения: гипотетико-дедуктивные, описательные, индуктивно-дедуктивные, формализованные с использованием сложного математического аппарата. Томас Кун ( Нетрудно заметить, что развитие научных понятий многократно опосредовано языковыми понятийными определениями. В своих исследованиях по этой проблеме российский учёный 4.3. Классическая, неклассическая, постнеклассическая теорииКлассическая, неклассическая и постнеклассическая теории характеризуют этапы и типы философствования. Исходным в этом ряду является понятие «классическое», поскольку с ним связаны представления об образцах философствования, соответствующих им именах, личностях и текстах, а также образцах, предлагаемых философией людям в качестве ориентиров их жизни и деятельности. С исторической точки зрения каждая эпоха представляет свои философские образцы, сохраняющие культурное значение до настоящего времени. В этом смысле следует говорить о философской классике Античности, Средневековья, Ренессанса и так далее. В более узком представлении философская классика может быть ограничена Классический тип философствования предполагает наличие системы образцов, определяющих соизмерение и понимание основных аспектов и сфер бытия: природы, общества, жизни людей, их деятельности, познания, мышления. Подразумевается и соответствующий режим реализации образцов: их дедуцирование, распространение, закрепление в конкретных формах духовной, теоретической, практической деятельности людей. Так, например, обобщённое представление о человеке включается в конкретные описания человеческих индивидов, объяснения их действий, оценки их ситуаций. В этом образце форма описания и объяснения предзадана, и когда она приходит в соприкосновение с «человеческим материалом», она выделяет в нём определённые качества и соизмеряет их. Соответственно, Подобно традиционным представлениям о человеческой природе, он может транслироваться как имеющаяся схема опыта из поколения в поколение, перемещаться в социальном времени, поддерживать его непрерывность, служить средством воспроизводства и организации социальных связей. Но в одном существенном моменте он отличается от традиционных схем: он не «прикреплён» к определённой зоне социального пространства, он уже не связан с особенностями и ограничениями сословного характера. Здесь приоткрывается историческая подоплёка его логической «проницательности» (и кажущейся универсальности). Самим процессом истории он оторван от конкретной почвы; религиозными, правовыми, экономическими, технологическими, научными изменениями он абстрагирован от этических, социальных, культурных особенностей человеческих общностей. Эта особенность классического образца подкрепляется его опорой (которая часто является просто ссылкой) на научные обоснования. Классическая философия использует авторитет и аргументы науки для придания своим образцам особой социальной значимости. Сходство этих образцов с традиционными канонами и научными стандартами свидетельствует о том, что они «претендуют» на ту самую роль, которую выполняли традиционные каноны поведения и мышления. Однако смещение традиционных схем и занятие их функциональной «ячейки» образцами осуществляется философией с опорой на научные стандарты и за счёт сопоставления философских образцов и научных стандартов как инструментов человеческой деятельности. Связь классической философии с наукой — это прежде всего связь с логикой, которая первоначально развивалась в составе самой философии, а затем функционировала в рамках отдельных наук, главным образом естественных, где она обеспечивала классификации, обобщения, редукции, процедуры сопоставления и измерения. Что же касается собственно обобщения, то в классической философии были разработаны весьма утончённые перспективные в методологическом плане концепции развёртывания общих понятий в конкретные характеристики бытия. Достаточно вспомнить положение Гегеля о единичности как подлинной реализации всеобщего, его рассуждения об индивидуальности как духовном центре родовой жизни и её живом конкретном воплощении. Заметим, Гегель формулировал эти положения на «полях» своих основных сочинений (в частности, в такой явно не методологической работе, как «Эстетика»). Восточная классика не даёт примеров такого жёсткого разрыва философии с формами обыденного опыта (и, соответственно, такого взаимовлияния философии и науки), как европейская философия ХIX века. Последнее особенно важно для понимания той почвы, на которой вырастает постклассическая философия. Воздействие науки на философию ХIX века, на её образцы и способы использования явно и неявно корректировалось развитием экономики, промышленности и технологии. Особая социальная значимость закреплялась за схемами деятельности и мышления, обслуживающими расширяющееся производство, серийное изготовление вещей, лишённых индивидуальных признаков. Устойчивость этим схемам придавал соответствующий образ человека, вполне согласуемый с наличествующими в философской классике образцам. Абстрактность образца стимулировала рассмотрение человеческих субъектов, их качеств и взаимосвязей через суммирование, вычисление и деление их сил. Причём силы эти, по существу, оказывались абстрагированными от их индивидуализированных носителей. В обобщённом образе человека утрачивались не только индивидуальные особенности людей, но и собственно процесс их бытия, динамика их самоизменения, самореализации, саморазвития. Обобщённый образ человека как мера деятельности людей в характеристиках человеческих взаимодействий обнаружил значение нормы. Фактически именно в этой функции он включился в состав правовых и моральных регуляторов общественных отношений. Его отвлечённость от индивидуальных особенностей и процессульной жизни создавали надёжные условия для соизмерения поведения людей как абстрактных индивидов. Абстрактность образца создавала возможность для использования при оценке разнообразных человеческих ситуаций: как бы далеко люди ни заходили в своих поступках и проступках, образец (совокупность образцов) для характеристики и оценки их действий уже существовал. Обобщённый образ человека действовал в философии и за её пределами в явной или косвенной координации с обобщёнными же образами природы, истории, культуры, деятельности, науки, права, политики и так далее. Все эти понятия (и инструменты действия) были сформированы по одному и тому же типу. Поэтому они и составляли согласованную классическую картину и осуществляли соответствующую ей методологию, а точнее — были чёткими и довольно жёсткими средствами её реализации. В этом смысле образцы философской классификации вполне соответствовали канонам классической эстетики; они были достаточно ясны, устойчивы по отношению к индивидуальному своеобразию и динамике явлений природной и общественной жизни. Их устойчивость сродни колоннаде классического храма, задающей неизменный порядок прохождения пространства, превращающей обычную прогулку людей в культурное действо, ритуал или его имитацию; своенравное и напористое время приобретало, таким образом, каноническую меру. Естественная, казалось бы, устойчивость классических образцов (их совокупность) стала одной из важных предпосылок их распада, ибо именно невозможность использовать классическую картину мира в работе со своеобразными и динамичными системами заставила людей сомневаться в её надёжности, а затем и предать её критике и пересмотру. Начавшийся во второй половине ХIX века кризис классических образцов обнаружил и ещё одну их важную, прежде скрытую особенность: по мере того как выяснилась их методологическая ограниченность, открывалась их роль в воспроизводстве культурных форм, трансляции человеческого опыта через пространство и время. Распад классических форм представал не только кризисом в познании природы и человека, он грозил существованию фундаментальных структур хранения и передачи человеческого опыта. Классические образцы обнаружили своё значение форм социального воспроизводства и свою неспособность далее соответствовать этому предназначению. Как пишет американский социолог, журналист, профессор Колумбийского и Гарвардского университетов, один из авторов концепций «деидеологизации» и «постиндустриального общества» Дэниел Белл ( Неклассическое философствование — это не направление, а тип мышления и действия, сопряжённый с реакцией на классические образцы, с кризисом классики и его преодолением. Это — реакция на несоразмерность абстрактного субъекта классики конкретным индивидам, абстрактного объекта — эволюции природы, её методологии — поиску ресурсов интенсивной деятельности во всех сферах практики. Ситуация, которую принято называть «неклассической», поначалу выявляется не в философии. Она обнаруживает себя на границах философии и науки, когда классические теории познания сталкиваются с объектами, не «укладывающимися» в привычные познавательные формы. В конце ХIX века такие объекты воспринимаются как исключения из правил, экзотические представители микро — и мегамиров. Однако число подобных объектов неуклонно возрастает, и уже приходится мириться с тем, что ещё недавно «простая и ясная природа» (которой следует «подражать») окружает человека хитросплетением ненаблюдаемых и чётко не фиксируемых объектов. Более того, к середине ХХ века выясняется, что и общество, система жизни людей с её условиями, средствами, продуктами, тоже принадлежит миру неклассических объектов и не может быть редуцировано к вещам, к инструментам, механизмам, машинам, работающим с вещами. Классическая установка на устойчивые природные и мыслительные образцы и следовавшая ей в этом плане позитивистская ориентация на «логику вещей» оказываются несостоятельными. Неклассическая ситуация нарастала от периферии, то есть от намечаемых проблемами науки и практики границ, к центру, к средоточию мировоззренческих и методологических форм, сконцентрированных вокруг классических философских образцов. Устойчивость образцов казалась последним оплотом культуры, а стало быть, и науки, и морали, и вообще нормально функционирующей социальности. Традиция накрепко связала существование образцов с их незыблемостью и неизменностью, поэтому угроза их стационарному состоянию практически всегда воспринималась как угроза их уничтожения. Но именно режиму стационарного существования образцов пришёл конец. И дело здесь даже не в том, что они подвергались всё более массированной критике с разных позиций и точек зрения, Классические образцы, утратив свою привилегированную позицию, перешли на положение рядовых средств человеческой деятельности; они поступили в полное распоряжение их индивидуальных субъектов, чьё поведение они ранее регулировали и направляли. Обобщённый образ человека, надставленный прежде над конкретным бытием людей, превращался в одну из методологических форм для решения некоторых частных задач познания и практики. Теперь уже отдельные субъекты, самостоятельно определяя ориентации поведения, моделируя различные взаимодействия, приспосабливали разнообразные схемы к реализации своих индивидуальных проектов. По мере того как сокращалось поприще действия классических образцов, всё более широко становилась зона проявления человеческой субъектности. Субъективность освобождалась от гносеологических оценок, сближавших её с искажённым знанием, и выявляла онтологические аспекты жизни и действия человеческих индивидов. Этот сдвиг в проявлениях человеческой субъективности первоначально фиксировался психологическими исследованиями. Психология фактически «реабилитировала» субъективность и Примерно со второй четверти ХХ века вопрос о субъективности вступает в «резонанс» с проблемой поиска собственно человеческих ресурсов развития общества. Экстенсивный путь в принципе оказывается тупиковым; продуктивность экономики, перспективность техники, обновление науки и культуры оказываются в зависимости от энергии и качества деятельности индивидуальных субъектов. Проблема субъективности постепенно превращается в проблему субъектности индивидов как силы и формы развития социальности. Индивиды «входят» в рассмотрение этой проблемы сначала как носители физической и нервной энергии, то есть в основном как природные телесные объекты, приравненные к другим ресурсам социального воспроизводства. Встречаются трудности с моделирование общества. Как писал Говард Беккер, «Мы все находимся в пути, но не знаем, куда идём»… Отсутствует сколько-нибудь убедительная теория о том, каковы силы внутреннего сцепления социального механизма. Но этот ход не обещает качественных сдвигов. Возникает необходимость включения в экономические, технологические, управленческие схемы и цепочки индивидов во всей возможной полноте их социальной субъектности, то есть со всеми их возможностями самореализации и продуктивного взаимодействия. Вместе с тем модели как средства организации социальной деятельности, коммуникации (онтологизируемые модели) неизбежно превращаются в элементы структур самого социального бытия. Поле социальности предстаёт разделённым между множеством субъектов, и это уже не индивидуальные субъекты с их психологизированной субъектностью, а «составные», например групповые, субъекты, реализующие свои образы мира, свои модели деятельности. Это — субъекты, аккумулирующие в себе энергию и организованность социальных общностей, отраслей деятельности, познавательных дисциплин, использующие их средства и ресурсы, утверждающие их субъектность и эгоизм. В пределе — это социальные машины, не только занимающие важные позиции в социальном производстве, но и воспроизводящие это пространство, онтологизирующие свои модели и инструменты, формирующие предметность социального бытия и типы поведения самих людей. Эта продукция, собственно, оказывается онтологизацией моделей, воплощённых в схемах и технологиях. Пространство общества постепенно заполняется такими онтологизированными моделями. С точки зрения, принимающей обычную логику вещей, в этом как будто нет ничего странного. Однако в Тема взаимодействия разных моделей, оформляющих позиции и поведение социальных субъектов, вырастает из темы их столкновений. Конфликтные ситуации как раз и обнажают факт наличия у субъектов различных образов мира и моделей деятельности. Кризисные формы отношений людей и природных систем в некотором смысле говорят о том же самом: способы действия людей не соразмерны способам (которые могут трактоваться как своего рода модели) воспроизводства природных компонентов. Так выявляется группа методологических задач по обнаружению моделей, их деонтологизации, ограничению и переработке, и прежде всего задача деавтоматизации моделей, «переродившихся» в крупные производства, управленческие структуры, институционализированные формы научной деятельности, «захватившие» в орбиту своего функционирования огромные природные и человеческие ресурсы. Решение этих задач предполагает выбор стратегии, нацеленной на выведение онтологизированных моделей из автоматического режима работы, определение их границ и возможностей; их корректировку соответственно контрольным для людей результатам. Однако такого рода стратегия сразу не формируется, по сути, её — как обыкновенной развёрнутой концепции — не существует до сих пор. Она «намекает» на своё, всё ещё подспудное, существование совокупностью научно-методологических, философских, идеологических, общественно-политических движений, проявляющихся в разных сферах общественной жизни, но объединённых типом решаемых задач. В ходе решения необходимые средства оказываются разделёнными и становятся самостоятельными целями: одна группа движений настаивает на демонтаже автоматизированных моделей вплоть до их ликвидации; другая — на конструировании новых моделей взаимодействия, соответствующих контексту их употребления.
В разных вариациях осуществление этих целей приводит к постепенному оформлению принципа, характеризующего данный тип задач. Его можно назвать принципом «другого». «Другой» оказывается условным обозначением того потенциального многомерного объекта, по меркам которого выстраиваются модели взаимодействия людей друг с другом Когда, казалось бы, образ объекта окончательно утерян, именно способ существования объекта (объектов) становится наиболее важным фактором определения моделей, выстраивающих взаимодействие с ним. Учёт этого фактора оказывается немаловажным моментом воспроизводства самого субъекта, его самосохранения и конструирования. Субъект в этой ситуации не может быть ни абстрактным, ни «монолитным»; его идентичность подтверждается постоянно возобновляемой способностью вырабатывать и воспроизводить модели взаимодействия. Образ «другого» поначалу антропоморфичен и персоналогичен, поэтому модели взаимодействия с «другим» характеризуются в соответствии с представлениями о межличностном общении людей (достаточно вспомнить первые попытки обоснования методологии гуманитарного познания, «наук о духе», «процедуры понимания», В. Дильтей). Но продолжение этих попыток постепенно приводит к убеждению, что для понимания «другого» недостаточно личностного Преодоление этих личностно-психологических барьеров, скрыто присутствующих в философско-методологической работе, фактически и означает наступление постнеклассического этапа и оформление постклассического типа философствования. Трудности и сложности этой транзитивной ситуации выражаются в первую очередь через реакции, фиксирующие недостаточность индивидуально-психологических форм для работы философствующего субъекта. Поэтому трактовка преодоления этих форм часто перерастает в тезисы о разрушении или уничтожении субъекта, об исчезновении автора, о дегуманизации философии, и так далее. Аналогичным образом многомерность «другого», «неклассичность» объектов и способов их фиксации порождают идею распада объективности и уничтожения реальности. Но за реакциями следует ступень осознания трудностей методологической работы, сопряжённой с конструированием новой формы субъектности, с определением режима функционирования схем взаимодействия, с техникой реконструирования объектных ситуаций и форм их освоения. В философии остаётся ещё немало барьеров для перехода к такого рода деятельности. Одним их них является ориентация философии ХХ века на микроанализ взаимодействий, в котором субъект-субъектные связи (и контакты с «другим») моделируются в духе дисциплинарно-психологических, микро-социологических, лингвистических схем. Логика перехода философии к посклассическому этапу и типу работы определяется не только философией, «внутренними системами» её эволюции за последние полтора века. Важные стимулы даёт развитие таких научных направлений, как эволюционный универсализм, биология и физиология активности, синергетика, Проблема образцов возвращается в философию, но она возвращается как установка на изменение самой философии, формирование философских концепций развития и функционирование образцов, соответствующего структурирования социальности, субъектов взаимодействий, схем саморазвития человеческих индивидов. Особенностью этого режима является соединение устойчивых образцов как норм с их функциями регуляторов, обеспечивающих соизменение и самоизменение человеческих субъектов. Динамика образцов и их устойчивое функционирование — вот, собственно, та задача, от конкретного решения которой зависят другие трактовки традиционных философских понятий и процедур, таких, как субъект, объект, мера, система измерения, обобщение, конкретизация: все они заново открываются «со стороны» их становления, в аспекте взаимодействия, в плане соизменения социальных субъектов. | |
Примечания: | |
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |
Оглавление | |
| |