Герхард Фоллмер:
Эволюция и проекция — начала современной теории познания

Введение

Эволюционная теория познания — это молодая дисциплина, которая связывает друг с другом философские и специально-научные элементы. Она исходит из того тезиса, что познание является функцией мозга и как таковое одновременно является результатом биологической эволюции. Она исследует аргументы, которые говорят за или против такого понимания, и проверяет вытекающие из этого теоретико-познавательные следствия. Она опирается при этом на данные психологии восприятия, психологии развития и обучения, лингвистики, нейрофизиологии, сравнительного исследования поведения, генетики, но прежде всего теории эволюции в её современной признанной форме.

Основные идеи эволюционной теории познания можно встретить уже у Дарвина и у многих более поздних авторов. В то время как большинство довольствуется намёками, так как ни философы, ни биологи не осмеливаются продвигаться слишком далеко в чужую для них дисциплину, Конрад Лоренц в 1940-е годы предпринимает решительную попытку объединить теорию эволюции и теорию познания. Его сочинения оставались, однако, непрочитанными и непонятыми, до тех пор пока, наконец, в 1970-е годы положения эволюционной теории познания не получили дальнейшего развития и не были сделаны общедоступными в работах самого Лоренца, Кэмпбелла, Фоллмера и Ридля.

Что такое познание?

Непросто определить понятие «познание», избежав тавтологичности. Мы довольствуемся здесь рабочим определением, частичной характеристикой: познание действительности есть адекватная (внутренняя) реконструкция и идентификация внешних объектов.

В экспликации этого понятия мы ограничиваемся познанием действительности. Правда, существует также логическое и математическое познание; но структурные науки обходятся некоторым более слабым понятием познания. Реальное познание должно удовлетворять не только формальным условиям, таким как непротиворечивость, но также и некоторым дальнейшим критериям; прежде всего, оно должно относиться к объектам реального мира. Кроме того, оно должно соответствовать действительности, быть правильным, истинным. Одно из таких нормативных условий заключено уже в понятии реконструкции. Чистая конструкция была бы совершенно свободной; реконструкция должна структурно соответствовать подлинному объекту.

Существенный признак (ожидаемого) познания действительности — это, стало быть, (ожидаемая) изоморфия. Этическое, эстетическое, религиозное, мистическое «познание» не удовлетворяет этим требованиям (или во всяком случае не удовлетворяет им поддающимся проверке способом), и поэтому нами не рассматривается.

Пример

Если пристально разглядывать начерченную двумерную структуру на рисунке 1, то её можно интерпретировать как трёхмерный объект: меньший кубик подвешен в большем, при этом соответствующие углы попарно и наискось связаны друг с другом. Распознали ли мы тем самым этот объект? Это было бы так, если бы речь шла фактически только о проволочной структуре. Но мы можем в ходе нашей реконструкции продвинуться ещё дальше и истолковать чертёж как изображение четырёхмерного кубика (в центральной проекции).

Такой гиперкубик есть «обобщение» обычного кубика, который, в свою очередь, демонстрирует трёхмерную аналогию обычному квадрату.

Разумеется, между кубиком и гиперкубиком имеется не только количественное различие в числе измерений. Трёхмерный кубик можно наглядно представить себе — даже с закрытыми глазами, — а четырёхмерный гиперкуб, напротив, нельзя. Наша способность восприятия, очевидно, достаточна только для трёх измерений. Поэтому реконструкция куба может достаточно хорошо осуществляться в нашем восприятии. А гиперкуб реконструировать удаётся только посредством логических, математических, интеллектуальных вспомогательных средств.

Восприятие как результат интерпретации

То, что мы поняли в отношении куба, имеет универсальное значение: всякое восприятие является уже интерпретацией чувственных данных. Интерпретация может быть трудной, она может быть невозможной, она не всегда однозначна и может быть также ложной. Это демонстрируют изображения в видоискателе, невозможные фигуры, двусмысленные изображения, оптические и иные обманы чувств. Такие ложные результаты не могут, однако, скрыть тот факт, что наши механизмы восприятия работают достаточно надёжно. Требуется особая внимательность, тшательное обдумывание и целенаправленные эксперименты, чтобы их перехитрить и обнаружить, что они дают ложную интерпретацию. В нормальном случае реконструкция совершенно правильна.

Проективная модель познания

Как и в случае с кубиком, мы можем, помимо этого, проективно истолковать соотношение между реальным миром, познающим субъектом и (мнимым или фактическим) познанием. Реальные объекты проецируются — посредством света, звуковых волн, химических веществ, теплового излучения или гравитационных полей — на наши органы чувств, которые по преимуществу расположены на поверхности тела. Даже технические приборы, инструменты наблюдения и измерения, телескопы, микрофоны, термометры, компасы или счётчики Гейгера служат исключительно тому, чтобы расширить эту «ширму» проекции, перевести проецируемые сигналы в такие, которые могут быть обработаны нашим естественным аппаратом.

В процессе познания мы пытаемся реконструировать объекты, исходя из их проекций. Поскольку всякая проекция связана с потерей информации, в процессе реконструкции эта информация должна быть, по крайней мере частично, восстановлена. Эта реконструкция остаётся, естественно, гипотетической. Таким образом, проективная модель отражает важный результат теории познания и теории науки: все знание о фактах является гипотетическим.

Как происходит познание?

Этот древнейший вопрос имел много различных ответов. Поскольку эти ответы часто противоречат друг другу, большинство из них должны быть ложными. (Каждый изучающий философию должен при случае уяснить себе это!). Однако в данной статье не ставится задача дать исторический абрис теоретико-познавательных позиций. Мы можем только сопоставить некоторые основополагающие взгляды, которые существенны для эволюционной теории познания.

Познание происходит посредством конструктивного взаимодействия познающего субъекта и познаваемого объекта. Вклад субъекта может быть перспективным, селективным или конструктивным. Чтобы такое взаимодействие оказалось успешным, оба конституирующих элемента должны подходить друг к другу.

Этот адаптивный характер может вполне пониматься в инструментально-техническом смысле. Так же как ключ подходит к определённому замку (а к другому нет), отвертка годится для обращения с винтами (но не с гайками), равным образом структуры нашего познавательного аппарата подходят к некоторым объектам реального мира (а к другим нет).

Субъективные и объективные структуры подходят друг к другу, по крайней мере в том смысле, что они совместно делают возможным познание. Факт адаптации является при этом минимальным условием познания.

Адаптивный характер наших познавательных структур

Этот адаптивный характер не ограничивается размерностью мира и пространства восприятия. Он распространяется на многие дальнейшие структурные признаки нашего восприятия и нашего опыта. Правда, сразу возникают трудности, как назвать эти приспособления. Но стоит только раскрыть учебник физиологии чувств, чтобы их встретить, хотя они именуются там не как идеи приспособления, а как функции. Как инструмент функционирует только в том случае и насколько он подходит к обрабатываемой детали, таким же образом функционируют наш глаз, наше ухо, наше чувство равновесия, наш мозг, только потому, что они подходят к условиям окружающего мира.

В качестве доказательства, как правило, ссылаются на свойства человеческого глаза: область чувствительности в оптическом окне земной атмосферы и около максимума интенсивности солнечного излучения, нижний порог чувствительности определён шумовой границей (статистически флуктирующего) потока фотонов, высокой степенью плотности чувствительных к черному и белому палочек в сетчатой оболочке глаза (для видения в сумерках) и так далее. Так же обстоит дело со всеми другими каналами информации.

Ухо пригодно, в особенности, для слушания в воздухе (и поэтому уже не похоже на ухо рыбы, которое приспособлено к воде). Оно позволяет выравнивать давление и покрывает широкую область частоты и интенсивности. Его нижний порог чувствительности по отношению к интенсивности звука определяется безынформационным шумом броуновского молекулярного движения и потока крови. Оно устанавливает направление и удаление источника звука, делает возможным, стало быть, также пространственное слушание.

Дальнейшие примеры — это субъективный квант времени, субъективное восприятие времени (внутренние часы), каузальная интерпретация последовательности событий, ожидание регулярностей, элементарное заключение.

Совпадения (конгруэнтности)

Пространственное восприятие основывается на удивительной способности к реконструкции. В двумерном изображении мы видим трёхмерный куб. Иначе говоря, на основании информации о двумерной сетчатой структуре реконструируется трёхмерный объект. Правда, четырёхмерные объекты, такие как гиперкуб, мы не можем сделать наглядными. Но ведь такие объекты и не существуют в нашем мире; этот мир и встречающиеся в нём предметы являются исключительно трёхмерными. В этом отношении даже наша ограниченная способность восприятия и представления вполне удовлетворяет устройству и требованиям окружающего нас мира.

Более того, и в этом и во многих других случаях между структурой мира и нашей субъективной реконструкцией этой структуры существует даже совпадение: мы переживаем мир как трёхмерный; и мы знаем из физики, что это толкование правильно. Наше переживание времени внушает нам некоторое глубинное различие между прошлым и будущим; и физика учит нас, что эта стрела времени имеет объективный характер. (Правда, стрела времени основывается — вопреки нашему ожиданию — не на законах природы, а на начальных условиях Вселенной).

Субъективно мы даём многим последовательностям событий причинное истолкование, а другим — нет; и физический анализ показывает, что и в самом деле существует различие между регулярными последовательностями и каузальными отношениями: перенос энергии.

Следует всё же подчеркнуть, что вышеупомянутые приспособления отнюдь не всегда означают совпадение. (Психологический, субъективный) цветовой круг закрыт и состоит из квазидискретных цветов; видимый фрагмент (физического, объективного) электромагнитного спектра, напротив, в обе стороны открыт, полностью непрерывен и не содержит «изобретённого» пурпурного цветового оттенка.

Несмотря на это и здесь речь идёт об отличном и полезном приспособлении, ибо только цветовой круг, построенный по принципу дополнительности цветов, делает возможным цветовое постоянство, стало быть, тот факт, что несмотря на изменчивые световые условия макроскопические объекты являются перед нами в одном и том же цвете, так что мы их можем легко распознавать. Этот пример показывает, что даже хорошее приспособление ещё не гарантирует ожидаемого совпадения.

Можно ли вообще нетавтологично определить адаптацию? Разве не является наивным реализмом считать мир трёхмерным, поскольку он нам кажется таковым? Ведь мир для нас представляет собой ни что иное, как то, что доступно нашему аппарату восприятия. Как мы можем сравнить в таком случае мир, как он есть, с миром, каким он нам кажется? Разве мы перепроверяем газетное сообщение, например, посредством того, что сравниваем его со вторым экземпляром той же самой газеты?

Здесь непременно существует некая инстанция, которая даёт нам сведения о структуре мира и может подтверждать или даже исправлять результаты нашего восприятия и опыта: научное познание, а в cлучае с размерностью мира, прежде всего физика.

Разумеется, и для перепроверки физических теорий мы вынуждены использовать проекцию и тем самым наши элементарные средства познания (в этом заключается их особое значение для теории познания). Несмотря на это мы можем формулировать теории и с помощью наших мезокосмических форм восприятия и категорий перепроверять и подтверждать (или признавать ложными) те теории, которые противоречат именно этим формам человеческого опыта: четырёхмерную модель мира, неевклидовые теории гравитации, акаузальные квантовые законы, теории без законов сохранения и так далее.

Фактически некоторые такие «парадоксальные» теории оказалиcь успешными, так что мы — пока что — готовы считать их правильными. Так, многократно — и безуспешно — обдумывалась гипотеза, что наш мир поистине четырёхмерен, а мы воспринимаем всегда только трёхмерные проекции этого мира. Нет ни одного указания на то, что физическое пространство, возможно, имеет вместо трёх четыре или более измерений. Нет противоречия в трёхмерных теориях. Нет ни одного факта, который не может быть объяснён трёхмерно, а только четырёхмерно. Четырёхмерная теория не имеет большего успеха в объяснении.

То, что наш мир пространственно трехмерен и содержит трёхмерные предметы, представляет собой, следовательно, эмпирический факт, на который настоятельно указывает как наше пространственное восприятие, так и все наши соответствующие физические теории. В этом отношении мы можем нетавтологично утверждать, что наше восприятие правильно реконструирует трёхмерность реальных объектов. Подобное имеет силу также для всех других вышеназванных форм адаптации. Естественно, и в этом вопросе сохраняется гипотетический, стало быть, принципиально корректируемый характер нашего знания.

Откуда происходят субъективные структуры познания?

Они могут быть врождённы или приобретены индивидуально. Конечно, как правило, имеет место сложное взаимодействие биологически предзаданных диспозиций и раздражений из окружающего мира, причём в этом взаимодействии трудно разделить генетические компоненты и компоненты окружающего мира. Стоит вспомнить здесь только пример адаптивного поведения детёныша животного: гусенок генетически запрограммирован на то, чтобы на определённом этапе развития «чувств» после появления на свет индивидуально узнавать свою мать.

Приспособление происходит при этом к первому попавшемуся предмету, который удовлетворяет известным минимальным условиям, например, движется или отвечает на звуковой сигнал детёныша. Узнавание гусенком матери, следовательно, ни врождённо, ни приобретено, но возникает в результате пересечения генетической программы и факторов, проистекающих из окружающего мира.

Человек также обладает многочисленными когнитивными структурами, механизмами расчёта, алгоритмами, способами абстрагирования и выведения заключений, обучающими программами, механизмами научения языку, ожиданиями, диспозициями, пред-суждениями о мире, которые либо всецело генетически заранее запрограммированы, либо — и это, пожалуй, правило — созревают согласно некоторой генетически установленной программе и при этом зависимы от определённых данных окружающего мира (так что при отсутствии таких раздражителей могут и захиреть, прийти в упадок).

Врождённые когнитивные структуры

В качестве иллюстраций следует привести, по крайней мере, несколько эмпирических результатов. Врождёнными у людей являются не только способности сосания, схватывания и хождения, мимика улыбки и ярости, но и видение движения, восприятие цвета и ощущение времени. Врождённо пространственное видение, стало быть, способность интерпретировать изображение двумерной сетчатой структуры трёхмерным образом, и страх перед глубиной. Врождённо прежде всего чувство постоянства, которое позволяет распознавать объекты, «объективировать» мир, абстрагировать, строить классы и понятия. Врождённы знание человеческого лица (не какого-либо отдельного лица), оптическое фиксирование источника звука (даже у детей, родившихся слепыми!).

Врождённа речевая способность и потребность говорить, возможно, также некоторые основные грамматические структуры («универсальная грамматика»). Частично врождённы интеллект, музыкальность, логические структуры, например, mоdus ponens («если А, то В; теперь А, следовательно В»), биологически реализуются посредством способности формировать условные рефлексы; элементарные математические структуры, например групповые структуры и построение инвариантов; возможно также каузальное восприятие и каузальное мышление.

Поиск «врождённых идей» рационалистами и «нативистами» (То есть сторонниками учения о врождённости пространствнного видения и иных психических способностей. — Прим. пер.) был, стало быть, вполне оправдан. Но только в нашем веке удалось настолько уточнить понятия «идея» и «врождённое», что стал возможным эмпирически надёжный ответ. Во всяком случае, было бы совершенно неправильно рассматривать мозг при рождении как tabula rasa или просто как компьютер, который только постепенно наполняется программами. Напротив, большинство программ уже встроено с рождения; более поздний индивидуальный опыт даёт только ещё подпрограммы и различные данные.

Как уже отмечалось, это, естественно, не означает, что всё наше знание врождённо. Это также не означает, что вся информация об окружающем мире, которую мы несем в себе с рождения, уже должна быть правильна. Но фактически при нормальных условиях наши врождённые ожидания в отношении внешнего мира повсюду полезны (они «подходят» — sie «passen») и часто даже корректны (они «согласуются» — sie «stimmen»).

Как реализуется эта адаптация?

Для каждого инструмента существует некий субъект, который его изготавливает, выбирает и использует. Имеет ли это силу также для человеческой способности познания? Можем ли мы понять функцию и адаптацию нашего познавательного аппарата только в том случае, если мы делаем ответственным за это некоего творца? Но как же иначе получается, что субъективные структуры познания, которые мы носим в себе, так хорошо подходят к реальности, с ней даже частично совпадают? Как мы можем объяснить, так ставил вопрос и Кант, что применение категорий точно согласуется с «законами природы», на основе которых развёртывается опыт» («Критика чистого разума», А 1781, В 1787, В 167–8); и он удивляется «такой согласованности природы с нашей способностью познания» («Критика способности суждений», 1790, А XXXIV).

На этот типичный теоретико-познавательный вопрос отвечает эволюционная теория познания: наш познавательный аппарат является результатом биологической эволюции. Субъективные структуры познания подогнаны к миру, потому что они сформировались в ходе эволюции путём адаптации к этому миру. И они (частично) совпадают с реальными структурами, так как только такое совпадение сделало возможным выживание. Они индивидуально врождённы и постольку являются онтогенетически априорными, но с точки зрения истории человеческого рода приобретены, стало быть, филогенетически апостериорны.

Отличительные черты эволюционной теории познания Существование познания и тем самым его возможность есть эмпирический факт. Также и приспособленность и частичное совпадение между субъективными (и отчасти врождёнными) познавательными структурами и объективными структурами — насколько они вообще существуют — являются эмпирическими фактами. Тому, кто признает эти факты, но отвергает эволюционную теорию познания, придётся поискать лучшее объяснение.

История философии показывает, что вышеназванное приспособление было замечено и рассматривалось как серьёзная проблема. Решения её простирались от рационализма до эмпиризма, от предустановленной гармонии (Лейбниц) до окказионализма (Geulinсx), от трансцендентальной философии (Кант) до трансцендентальных лингвистических построений (Витгенштейн), от конвенционализма (Пуанкаре) до принципов экономики (Мах).

Ответ эволюционной теории познания не тождественен ни одному из них. Но, разумеется, во многом она обязана своим предшественникам, в особенности философии Канта.

Эволюционная теория познания истолковывает адаптацию наших когнитивных структур как результат процесса отбора, эволюционного приспособления. Не только органы чувств, центральная нервная система и мозг являются продуктами эволюции, но в равной мере и их функции: зрение, восприятие, суждение, познание, построение заключений. Посредством этого шага область теоретико-познавательного исследования и аргументации значительно расширяется. В то время как объектом исследования традиционной теории познания было, согласно замыслу, познание каждого «конечного разумного существа», фактически, однако, только познание нормального, взрослого, образованного европейца, то эволюционная теория познания включает многочисленные дальнейшие аспекты:

1. Индивидуальные различия внутри человеческой популяции со всем спектром генетически обусловленных признаков.
2. Различие человеческих рас.
3. Когнитивное развитие подрастающего ребёнка.
4. Филогенетические источники человеческих когнитивных способностей.

Эволюционная теория познания не есть естественнонаучная дисциплина. Но она отвечает на теоретико-познавательные вопросы, относящиеся к такой естественнонаучной теории, как теория эволюции. Одно это могло бы ещё не вызывать сомнений.

Ведь подобное уже многократно происходило в ходе исторического развития философии. В случае эволюционной теории познания такого рода образ действия рассматривается всё же иногда как содержащий круг. Фактически теория познания и опытная наука стоят в известном взаимоотношении. Но порочный круг был бы налицо только в том случае, если эволюционная теория познания выдвигала бы притязание дать конечное обоснование опытному научному познанию. На самом же деле речь идёт о виртуозном (мастерском) круге, о некоей плодотворной, исправляющей саму себя структуре обратной связи, которая не является ни тавтологичной, ни антиномичной, стало быть, ни пустой, ни противоречивой.

Хотя эволюционная теория познания имеет сильные прагматические черты, но она не выдвигает никакого прагматического понятия истины. Эволюционный успех не может ни определить, ни гарантировать истинность наших врождённых гипотез.

Эволюционная теория познания ссылается даже на такой контрпример, как цветовой круг, который в высокой степени адаптивен и всё же «свободно изобретен». Она, следовательно, далека от того, чтобы смешивать происхождение и ценность (Geltung). Тогда как она решает «эту» проблему ценности?

Если под ценностью понимается абсолютная ценность, то она не решает эту проблему. Ибо в таком случае проблема неразрешима. Если же допускаются относительные (например, гипотетические) обоснования, оправдания, доказательства, то эволюционная теория познания, вполне возможно вносит сюда вклад. Хотя эволюционный успех не доказывает, что все наши врождённые гипотезы истинны, но он непременно показывает, что они, вероятно, не могут быть полностью ложными.

Предпосылки эволюционной теории познания

Эволюционная теория познания не является какой-то всеобъемлющей теорией познания. Прежде чем она может быть сформулирована, уже должны быть прояснены некоторые предварительные вопросы. Нам требуются:

1. Экспликации понятий «познание», «истина», «объективность» (познание объясняется как адекватная (внутренняя) реконструкция и идентификация внешних объектов; истина, следовательно, в смысле теории соответствия);
2. Теория того, как возникает познание (посредством взаимодействия объективных и субъективных структур);
3. Теория об отношении реального мира и познающего субъекта (эту задачу решает проективная модель);
4. Предположения об отношении сознания и мозга (некая системно-теоретически ориентированная теория тождества);
5. Фактические знания о существовании, сфере действия, согласованности когнитивных систем и субъективных познавательных структур (предоставленных психологией, физиологией, нейробиологией, теорией эволюции, поведенческими исследованиями, лингвистикой и другими эмпирическими научными дисциплинами).

К предпосылкам эволюционной теории познания относится в особенности гипотетический реализм (который не отличается существенно от критического или научного реализма). Его основные предположения таковы: гипотетический характер всего познания действительности, существование независимого от сознания, закономерно структурированного и взаимосвязанного мира, частичная познаваемость и объясняемость этого мира посредством восприятия, мышления и интерсубъективной науки.

В рамках намеченной в общих чертах проективной модели не только можно различать ряд ступеней познания, в её рамках можно также разъяснить специальную задачу эволюционной теории познания. Прежде всего она тематизирует познавательный аппарат, на который осуществляется проецирование и который пытается реконструировать реальные структуры, исходя из их проекций. Она объясняет свои успехи и свои неудачи (ошибочные результаты), широту сферы своего действия и свои ограниченности. При этом эволюционная теория познания ссылается, в первую очередь, на восприятие и опыт и только ограниченно на научное познание.

Поскольку познание понимается как функция мозга, эволюционная теория познания с самого начала ставит проблему тела и души с позиции теории тождества и защищает тем самым последовательный натуралистический подход. Правда, с некоторой дуалистической точки зрения можно также говорить и об «эволюции» явлений сознания. Но связь с биологической эволюцией была бы, тогда во всяком случае, связью некоторой случайной аналогии (отбор может воздействовать только на материальные системы); проблематичное приспособление посредством этого, пожалуй, не могло бы быть объяснено.

Естественно, можно дополнительно подключить к эволюционной теории познания весь подготавливающий контекст (реализм, модель, проекцию, теорию тождества) и назвать эту всеобъемлющую концепцию «эволюционной теорией познания».

Однако этим ничего не достигается. Это могло бы, скорее всего, ввести в заблуждение, ибо эволюция релевантна отнюдь не для всех фрагментов этих расширенных рамок.

Роль теории эволюции

Теория эволюции является непременной предпосылкой эволюционной теории познания; ведь она даже дала ей название.

Конечно, эволюционная теория познания зависит отнюдь не от каждой детали теории эволюции. Её судьба, её существование или провал зависит от следующих принципов:

1. Общность происхождения большинства, если не всех, организмов на Земле.
2. Филогенетическая родственность человека с животными предками, прежде всего с приматами.
3. Инвариантная (почти) репродукция организмических систем.
4. Наследственность анатомических, физиологических, поведенческих и когнитивных признаков.
5. Многообразие типов организмов благодаря мутациям.
6. Дифференцированная репродукция на основе различной пригодности, как правило, носящая обозначение «естественный отбор» (или «выживание наиболее способных»).
7. Эволюция как процесс развёртывания и приспособления.

То, что помимо этого существуют ещё иные факторы эволюции, например, изоляция, занятие ниши, генная рекомбинация, является для эволюционной теории познания хотя и значимым, но не решающим. Эволюционная теория познания была бы всё же непрочна, если бы был ложен один из названных эволюционнотеоретических принципов.

Несмотря на эту сильную зависимость было бы ошибочным рассматривать эволюционную теорию познания в качестве части эволюционной биологии. В то время как теория эволюции является чисто биологической и таким образом естественнонаучной теорией, эволюционная теория познания наряду со своими дескриптивными и объяснительными элементами содержит также экспликативные и нормативные элементы, которые выделяют её как метанаучную дисциплину. Стало быть, она явно выходит за пределы «биологии познания» (Ридль) или «биологии когнитивных процессов» (Матурана).

Как оценивают теорию познания?

Вышеназванные онтологические, теоретико-познавательные и опытно-научные предпосылки — гипотетический реализм, проективная модель познания, теория тождества, теория эволюции — являются, во всяком случае в своей существенной части, конститутивными компонентами для эволюционной теории познания. Без них всё дальнейшее не может быть ни сформулировано, ни сохранено в силе. В свою очередь эволюционная теория познания подтверждает эти предпосылки. И это отношение не является порочным кругом, ибо не выдвигается претензия не некое конечное обоснование. В этом отражается исключительно гипотетико-дедуктивная структура также и теории познания.

Эволюционная теория познания может выдержать испытание или же потерпеть неудачу. Если она выдержит испытание, то этот успех будет хорошим аргументом в пользу её предпосылок. Она должна утвердить себя не только по отношению к логическому анализу и к эмпирическим фактам. Она должна также выдержать испытание тем, что она отвечает на вопросы, решает проблемы, вносит вклад в объяснение понятий теории познания, помогает обнаружить и сформулировать новые проблемы и так далее. Она должна узнать себя в своих плодах! Наряду со своей внутренней последовательностью и со своей совместимостью с эмпирическим фоновым знанием именно на своём потенциале решения проблем, в первую очередь, должна подвергаться испытанию теория познания.

Эволюционная теория познания без колебаний может подвергнуть себя этим критериям оценки. Внутренние противоречия до сих пор не были обнаружены. Её научное содержание также не оспаривается её критиками (скорее оно навлекает подозрение, что данная теория является опытной научной дисциплиной). Её потенциал решения проблем нельзя продемонстрировать, конечно, несколькими строчками. Но мы хотим попытаться поставить некоторые вопросы и ответить на них. Затрагиваемые темы являются почти всегда теоретико-познавательными по своей природе. Как раз посредством этого имплицитно приводится доказательство, что эволюционная теория познания — вопреки предположениям некоторых критиков — фактически является релевантной в теоретико-познавательном смысле.

Ответы эволюционной теории познания

Какую роль играют субъективные структуры познания? Они являются основополагающими для познания, прежде всего делают возможным познание. Откуда они проистекают? Они частично врождённы и в этой мере являются результатами биологической эволюции. Почему они (почти) одинаковы у всех людей? Потому что они частично генетически обусловлены и наследуются.

Почему субъективные структуры (познания) приспособлены к объективным структурам (реального мира) и даже частично согласуются с ними? Потому что мы в противном случае не пережили бы эволюцию. Почему человеческое познание не идеально? Потому что биологическое приспособление никогда не идеально.

Насколько далеко простирается человеческое познание? Прежде всего оно адекватно для выживания. То есть насколько оно генетически обусловлено (восприятие и непередаваемый опыт), настолько оно приспособлено к миру средних размеров, к мезокосму. Оно может, однако, выходить за его пределы и осуществляет это, в первую очередь, как научное познание.

Может ли наглядность служить критерием истины? Нет, наша способность восприятия носит печать мезокосма; ненаглядные теории также могут быть правильными. Может ли согласие с нашими категориями служить критерием истины? Нет, в такой же малой степени.

Возможно ли объективное познание? Да, вероятно, даже оно существует. Является ли интерсубъективность достаточным критерием объективности? Нет, существуют также общие заблуждения. Существует ли необходимый критерий объективности, который выходит за пределы интерсубъективности? Разумный критерий объективности — это инвариантность, следовательно, независимость по отношению к изменению условий наблюдения.

Существует ли достаточный критерий объективности? Нет, наше знание остаётся также и в этом вопросе гипотетическим. Существуют ли границы для человеческого познания? Да, даже если бы мы достигли объективного знания, всё же мы не могли бы быть абсолютно уверены в его истинности или объективности.

Существует ли априорное знание о мире? Если «априорность» означает «независимость от любого индивидуального опыта», то да. Если, напротив, она означает «независимость от всякого (всевозможного) опыта», то нет. Если она помимо этого означает «абсолютную истинность», то нет. Имеются ли в таком случае синтетические суждения a priori в смысле Канта? Нет.

Разграничения

Эволюционная теория познания не утверждает, что все знание детерминировано генетически (следовательно, биологически). Познание хотя и обусловлено биологически, но только частично — а именно в восприятии и опыте — биологически определено. Конечно, наш мозг возник не как орган познания, а как орган выживания. Но фактически он годится для большего. Мозг делает нас способными строить гипотезы и теории, которые выходят далеко за пределы мезокосма, к которому он определён.

Решающий шаг при этом представлял собой прорыв к дескриптивному и способному к аргументации языку. Подобно тому как мы в нашем представлении можем проектировать, совершать и оценивать пробные действия, до того как мы реально действуем, и мы экономим благодаря этому время, энергию и избегаем риска, также мы можем с помощью языка формулировать полностью контринтуитивные положения вещей, на пробу принимать их в качестве истинных и проверять их следствия, не обязательно считая сразу все истинным. И таким образом мы можем — в противоположность организму, не обладающему языком, — позволить умереть нашим теориям, а не нам самим (Поппер).

Хотя возникновение языка и человеческих языковых способностей биологически важно и имеет решающее значение и действенность для эволюции человека, но отнюдь не каждый факт употребления языка эволюционно объясним. Научное познание с биологической точки зрения есть побочный продукт таких более общих способностей, как абстрагирование, обобщение, построение понятий, логическое заключение. Было бы бессмысленно раскапывать биологические корни теории относительности, квантовой хромодинамики или молекулярной биологии; их вовсе не существует. Напротив, возможно и целесообразно исследовать биологическое и мезокосмическое происхождение ошибочных результатов познания.

Почему мы так плохо оцениваем долговременный рост капитала по сложным процентам? Почему мы не ощущаем сверхэкспоненциальный рост населения Земли? Почему мы терпим неудачу при обращении со сложными сетчатоорганизованными системами? Почему мы имеем такое слабое понимание систем с положительной обратной связью? Почему мы способны разве только на линейную экстраполяцию? Почему в азартной игре мы надеемся на некий тип компенсирующей справедливости? Почему нам так трудно согласиться со случайными событиями? Почему между объективными и субъективными критериями решений часто существует такое большое различие? Почему вообще могли так долго продержаться аристотелевское учение о движении и средневековая теория импетуса? Почему мы не можем представить себе неевклидовое пространство, четырёхмерный куб, конечный, но безграничный космос, абсолютно случайные события? Эволюционная теория познания может ответить на эти вопросы.

Таким образом, наряду с теоретико-познавательными следствиями она имеет также применение в психологии исследования, в объяснении истории науки, в дидактике, в антропологии. Из-за недостатка места мы не можем подробно рассматривать эти далеко идущие следствия.

Хотя эволюционная теория познания применима к истории науки, было бы ошибкой рассматривать её как модель, объясняющую динамику развития теорий. Она занимается эволюцией способности познания, а не эволюцией научного познания. То, как научные теории выдвигаются и проверяются, подтверждаются или опровергаются, исправляются или сменяются, является проблемой не эволюционной теории познания, а теории науки.

Здесь существуют в лучшем случае аналогии, структурные параллели к «эволюционным» методологическим подходам Поппера и Тулмина. Они поучительны, эвристически ценны, дидактически полезны, однако ещё не означают тождества. Эволюционная теория познания полностью не совместима с учением о трёх мирах Поппера.

Отношение эволюционной теории познания к социобиологии стоит, по меньшей мере, обозначить. Общим для них является отношение к биологической эволюции. Но всё же в них речь идёт о совершенно различных вопросах: здесь — «что мы можем знать», там — «что мы должны делать?» Предметом эволюционной теории познания являются наши когнитивные способности, предметом социобиологии — наше социальное поведение. В обоих случаях можно ставить вопрос об эволюционном процессе возникновения, в обоих также о философских следствиях, здесь о теоретико-познавательных, там о морально-философских. Эволюционная теория познания и социобиология находятся, стало быть, в отношении эвристической плодотворной аналогии, а не логической импликации.

Собственно говоря, социобиология прежде всего есть только «биология социального поведения» (животных и человека). Подобно тому как эволюционная теория познания философски развивает «биологию познания» в направлении некоей теории познания, будущей «эволюционной этике» только ещё предстоит расширять и развивать социобиологию в плане некоторой философской дисциплины. Однако очевидно, что такая эволюционная этика имеет совершенно иную предметную область, нежели эволюционная теория познания.

То, что имеет значение для когнитивных структур и социального поведения, справедливо, наконец, также для эволюционных эстетических суждений: сначала ограничиваются описанием и объяснением, но затем также пытаются выводить философские следствия. Но здесь пока не хватает некоей «биологии искусства», так что нет даже возможности приступить к созданию эволюционной эстетики.

Эволюционная теория познания как задача

Эволюционная теория познания претендует на то, чтобы дать самостоятельный ответ на старые и новые проблемы. Пожалуй, не стоит удивляться тому, что при этом она попадает в противоречие с традиционными взглядами. Поэтому задача её представителей, как и её критиков, состоит в том, чтобы проверить позиции и аргументы в критическом сопоставлении.

При этом можно больше подчёркивать общие черты или же различия. В настоящем изложении из-за отсутствия места пришлось отказаться и от того, и от другого.

Эволюционная теория познания, однако, не есть закрытая теория. Скорее, она представляет некую исследовательскую программу. Отсутствует полная система категорий человеческого опыта, которая была бы подкреплена также посредством биологии и психологии. (Система Канта при этом определённо неадекватна). Недостает исследования ограничений, которые лежат в основе всего эмпирического познания благодаря требованию проецируемости, стало быть, благодаря тому факту, что объекты могут познаваться только тогда, когда они каким-то образом вступают в каузальное взаимодействие с нами. Не хватает тщательного сопоставления с трансцендентальной философией, с логическим эмпиризмом, с операционализмом, с конструктивизмом, с прагматизмом (причем в каждом случае существуют тесные связи). Ещё не исследована историческая и системно значимая обратная связь между результатами специально-научного познания и теорией познания. Нет эмпирически проверенных и проверяемых гипотез о фактической эволюции человеческой способности познания.

Недостает эволюционной психологии, которая делает идеи эволюции плодотворными также и для постановок психологических вопросов. Нет эволюционной педагогики, которая «инструктирует» и «программирует» ребёнка не как tabula rasa, а требует его естественного развития и способствует ему. Недостает эволюционной дидактики, которая заменяет кумулятивную модель обучения на контрастирующую модель, так чтобы могли обнаруживаться, обсуждаться и устраняться мезокосмические предрассудки.

Такие усилия, по-видимому, не только были бы обязаны эволюционной теории познания некоторыми инициативами, но и, в свою очередь, как стимулирующие и коррегирующие обратно влияли бы на эволюционную теорию познания. Во всяком случае, здесь существует ещё много возможностей для специально-научного и философского исследования.