Дмитрий Николаевич Замятин — российский географ, культуролог, эссеист, основоположник научного направления — гуманитарной географии. Автор более 250 научных и научно-популярных работ, в том числе шести монографий, трёх учебных хрестоматий, цикла эссе, посвящённых образу России. |
|
Образ геокультуры 1 является максимально дистанцированным и опосредованным представлением «рельефа» культуры. Геокультура в этом отношении — процесс и результат развития географических образов в конкретной культуре, а также определённая традиция осмысления этих образов. В совокупности они создают геокультурное пространство — систему устойчивых культурных реалий и представлений на определённой территории, формирующихся в результате взаимодействия различных вероисповеданий, традиций и норм, ценностных установок, структур восприятия — то есть картин мира. Интерпретация культурно-географических образов означает переход на метауровень относительно процессов репрезентации общественных явлений [1]. Культура и географические образыВ традиционных обществах семиотические коды географического пространства часто имели синкретический и уникальный характер. Решающая трансформация произошла в Новое время, когда разработка картографических проекций предопределила универсальные способы его репрезентации. Дальнейшее развитие образов географического пространства связано с их известной автономизацией: они становятся в некотором смысле обособленной «географической» субкультурой, соотносящейся с другими системами социальных представлений. В то же время возникают самостоятельные типы географических пространств — политико-географические, культурно-географические, социально-географические, экономико-географические — которые репрезентируются специфическими системами образов. Большинство современных цивилизаций и культур Геокультурные образыОбраз геокультуры рассматривается в первую очередь в контексте процессов глобализации и регионализации [3, 4]. Иногда роль геокультуры, «излучающей» и распространяющей свои образы, выполняют крупные и мировые религии. Несомненными геокультурами являются ислам, буддизм, католичество, протестантизм. К геокультурам относится и большинство империй, формирующих свои культурные круги (геокультурные периферии). Например, в Средние века отчётливые геокультурные периферии были созданы Византийской империей и Арабским халифатом. «За спиной» подобных империй стоит, как правило, крупная цивилизация, которая порождает одну или несколько геокультур. Геокультурные образы и цивилизационные границыЦивилизации и культуры можно рассматривать как географические образы, которые Современная география цивилизаций — это мир налагающихся, соприкасающихся, взаимодействующих геоцивилизационных мифов и образов. Миф об Азии укреплялся тысячелетиями; он, конечно же, европоцентричен и начинает «рассыпаться», как только утрачивается «европейская» точка зрения. «Реальная Азия большей частью заменяется на вербальные образы, — пишет Д. Стидман. — Антитеза между духовным Востоком и материалистическим Западом заглушает все голоса из Азии, кроме голосов монахов и брахманов…» [7]. Могут фрагментироваться и менее крупные геоцивилизационные образы: индуистская цивилизация оказывается при ближайшем рассмотрении чрезвычайно фрагментированной, разнообразной именно географически, чего не видно при традиционном её противопоставлении, скажем, миру ислама. Очевидно, что геоцивилизационные образы одного масштаба не редуцируются к более низким уровням, всякий раз на каждом уровне возникает своя, в чём-то новая география цивилизаций. Таким образом, структуру геоцивилизационных пространств задаёт масштаб геокультурного рассмотрения, эти пространства хотя и могут «вкладываться» друг в друга, но представляют собой различные структуры. Так европейская цивилизация может мобилизовать миф Азии как некую «отсутствующую структуру» (в смысле Умберто Эко), в свою очередь, географический образ исламской или буддийской цивилизаций естественно продуцирует образ Европы, не имеющий ничего общего с её саморефлексией. Межкультурная и межцивилизационная адаптация: связь геополитики и геокультурыПроцессы межкультурной и межцивилизационной адаптации происходили на протяжении всей истории цивилизаций. Их связь наиболее отчётливо проявляется во взаимодействии геополитических и геокультурных образов в определённом пространстве, которое подвержено цивилизационной турбулентности. Такое взаимодействие происходило в течение нескольких столетий в ходе расширения Российского государства (XVI–XIX века). Динамика геополитических образов России определялась не известным «маятником» «Европа — Азия» (Запад — Восток), а прежде всего экспансией самого образно-географического поля России, быстрым «захватом» всё новых и новых потенциально ярких географических образов, которые требовали и соответствующей геополитической «огранки» и опирались на вновь создаваемые механизмы межкультурной и межцивилизационной адаптации. Неудача при создании таких механизмов обычно ведёт к образно-геополитической невыраженности части системы и, в конечном счёте, её деградации. Например, стремительная военная экспансия Российской империи в Средней Азии во второй половине XIX века и включение этого региона в сферу её внешне- и внутриполитических интересов не сопровождались чётко артикулированными политическими и геополитическими образами. Чем более втягивалась Россия в Среднюю Азию, соперничая с Великобританией, тем более одномерным становился её геополитический образ по преимуществу, «европейской державы»), механизмы межцивилизационной адаптации так, по существу, и не были обеспечены [8]. Структура геокультурного пространства: пример ВизантииДля анализа структуры геокультурного пространства пригодна введённая Д. Оболенским по отношению к Византийской империи модель Содружества Наций, скопированная в первом приближении с Британского Содружества Наций. Она позволила описать те скрепы, которые соединяли Византию и то множество народов и культур, которое она притягивала. Пространство Византии — каким оно сформировалось за тысячу лет — оказалось очень пластичным и реактивным. Оно втягивало в себя венгров, половцев, печенегов, болгар, чехов, сербов, хорватов, русских, скандинавов, румын, армян, грузин. Геополитические пульсации византийского пространства, которые были связаны с нашествиями различных народов, привели к его тонкой структуризации — от ядра к периферии. Административно-территориальная организация ядра византийского государства, создание фемов на вновь завоеванных территориях, иерархическая система византийских титулов и обращений к разным союзным властителям, расчленение периферии на несколько специализированных геополитических зон (например, Северное Причерноморье) — всё это способствовало политическому «долголетию» Византии. Народы, которые попали в культурную и политическую орбиту Византии, на пиках своего политического подъёма, заимствовали геополитические инструменты своего «патрона». Так поступили, в первую очередь, болгары и сербы, которые в XIV веке даже столкнулись между собой в попытке как можно быстрее завладеть имперским наследием Византии [9, с. 253–289]. Интересно, что идеальным центром имперского господства на Балканском полуострове был город Скопье, и в период сербской экспансии он чуть было и не стал таковым [9, c 267]. Сам же центр Византии — Константинополь — находился Геокультурное могущество Византии возрастало в противофазе геополитическому. В той мере, в какой постепенно сокращалось её геополитическое пространство, расширялось пространство геокультурное, долговременность которого оказалась куда большей [9, с. 289–309]. В период своего наибольшего могущества Византия политически не оказывала серьёзного влияния на Русь, но по мере византийского политического «дряхления» её культурное влияние проглядывало всё более и более. Даже после падения Византии московские князья долго не решались посягнуть на права константинопольского патриарха, а после учреждения московского патриархата в 1589 году чин московского патриарха ставился ниже чина всех других православных патриархов. Геокультурное пространство Византии было, по существу, ещё более пластичным и гибким, нежели геополитическое пространство. Оно продолжало функционировать в автономном режиме и после падения Византийской империи, хотя основные культурные связи Византийского Содружества Наций были Геокультурное и геополитическое пространства были хорошо взаимосвязаны. Естественное сращивание светской и духовной власти в рамках Византийского Содружества Наций привело к обретению Византией своеобразного метаполитического «мессиджа» — идее Вселенской Восточной Римской империи. Наиболее чётко эта идея была оформлена в послании вселенского патриарха Антония московскому князю Василию I (между 1394 и 1397 годами) [9, с. 281]. После падения Византии Московская Русь удачно «перехватила» этот «мессидж», но, как заметил Д. Оболенский, русская внешняя политика следовала на практике не декларируемой идее «Москва — Третий Рим», а, скорее, «Москва — второй Киев» [9, с. 391]. Во внешнеполитическом плане Московское государство быстро отошло от византийского наследства. Отторжение идей Максима Грека и его длительное заключение наглядно подтверждают направленность русской политики, которой, по сути, не было дела до захваченного турками Константинополя. Византийское геокультурное пространство было неоднородным — его периферия отличалась известным религиозным синкретизмом, а процессы аккультурации проходили достаточно медленно. Так, описание амулета, найденного в 1821 году недалеко от Чернигова (предполагается, что он мог принадлежать Владимиру Мономаху), наглядно иллюстрирует процесс слияния и взаимодействия языческих и православных традиций, славянско-греческое двуязычие [9, с. 484]. Геокультура и образно-географическая картина мираГеографическое разнообразие отдельных регионов, стран и континентов делает практически невозможным представление о некоем едином, магистральном образе мирового развития в его цивилизационных, социальных, политических и экономических контекстах. Образ (образы) мирового развития — это системы скоординированных «цепочек», или кластеров целенаправленных, специфических географических мегаобразов, включающих в себя устойчивые представления о динамике геопространственного развития тех или иных человеческих сообществ [10]. Сложность исследования подобных географических образов состоит в необходимости согласования различных представлений о внутренней и внешней динамике отдельных мегаобразов: например, изучение географического образа арабского мира неизбежно связано с созданием адекватных процедур соотнесения представлений «изнутри» арабского мира с представлениями «извне» его — вполне возможно, с нескольких точек зрения (европейской, российской, американской и так далее). Аналогичная мысль высказывается И. Валлерстайном [11]. Парадокс образной геоглобалистики заключается в невозможности достаточно корректного формирования единого географического образа мирового развития. Современная образно-географическая картина мирового развития представляет собой продукт взаимодействия нескольких мощных образно-географических мегатрендов, формирующих доминирующие формы её «рельефа». Под образно-географическим мегатрендом понимается магистральная траектория развития какого-либо географического образа, сопровождающаяся его качественными трансформациями; при этом сам образ должен «захватывать» в реальном пространстве часть света, континент (или его часть) или крупный геополитический, геоэкономический, геокультурный регион мира. «Рельеф» образно-географической картины мирового развития создаётся путём дистанцирования от каких-либо политических, экономических, культурных событий мирового значения; фиксации ментальных «расстояний» и затем параметризации самих образов с помощью специфических географических (геоморфологических) понятий. Важные моменты в формировании подобного «рельефа» — это желательная визуализация представлений о нём, а в методологическом плане — осознание опосредованности этих представлений по отношению к реальному географическому пространству. Так, целенаправленными геоцивилизационными «конусами выноса» 3 евро-американской цивилизации можно назвать Латинскую Америку, часть Юго-Восточной Азии и Ближнего и Среднего Востока. С глобальной образно-географической точки зрения происходит процесс евро-американской геоэкономической и, частично, геокультурной «пенепленизации» Евразии и Южной Америки. Наряду с этим можно говорить о начальных стадиях образно-географического цикла по аналогии с классической геоморфологической теорией Дэвиса) Восточной Европы, Центральной Азии и, возможно, Южной Азии. Это означает экспансию и «возвышение» указанных географических образов и их естественную глобализацию, когда артикуляция и манипулирование этими образами будут занимать значительную часть мирового образно-географического пространства. Естественная глобализация географических образов трактуется здесь как включение доминирующих представлений об оптимуме мирового развития (в определённую эпоху) в конкретные географические образы и дальнейшая их локализация («доместикация») в рамках традиционных географических представлений. Благодаря этому процессу традиционное географическое пространство, чей глобальный образ зародился в эпоху Великих географических открытий, становится |
|
Примечания: |
|
---|---|
|
|
Библиография: |
|
|
|