Лев Маркович Веккер:
Психика и реальность. Единая теория психических процессов.
Часть IV. Человек мыслящий.
Глава 15. Мышление как интегратор интеллекта

Соотношение мышления и интеллекта

Целостно функционирующая совокупность познавательных процессов, включающая все уровни, начиная от сенсорного и заканчивая концептуальным, ближе и полнее всего охватывается категорией «интеллект». Поскольку весь предшествующий анализ показал, что высшие уровни этой интегральной совокупности не эмансипируются от закономерностей, являющихся сквозными для всех слоёв когнитивных структур, и что концепт включает в себя образные компоненты, проходящие от корня познавательной иерархии через весь её ствол до самых вершинных образований, понятийное мышление неизбежно выступает как форма интегральной работы многоуровневой иерархии интеллекта, охватываемой общим принципом, в рамках которого действуют частные закономерности каждого из уровней в отдельности. Так последовательный ход анализа естественно подводит к вопросу о соотношении мышления и интеллекта.

Проблема структуры интеллекта занимает промежуточное положение в системе психологических знаний. Она относится к средним уровням обобщённости иерархии психологических дисциплин. С одной стороны, через систему ментиметрических измерений и основанных на них методов психодиагностики проблема интеллекта связана с целым рядом прикладных областей — педагогической, клинической, инженерной психологией и так далее. С другой стороны. она опирается на общепсихологическую теорию познавательных процессов, основанную на существенно более широком эмпирическом базисе и более универсальном концептуальном аппарате.

При этом острота прикладного запроса к практическим выводам из теории интеллекта непрерывно и со всё большим ускорением возрастает, а возможности дальнейшего развития самой теории интеллекта на пути прямого эмпирического обобщения результатов ментиметрических измерений и данных психодиагностики все более явно понижаются, и также со всё большим отрицательным ускорением. Это тревожащее соотношение связано с тем, что возможности прямого выявления связей и закономерностей, лежащих близко к эмпирической поверхности, уже почти исчерпаны, а существенное дальнейшее повышение валидности и надёжности психометрических измерений интеллекта само базируется на знании основных закономерностей природы измеряемых явлений. Общие принципы метрологии с необходимостью требуют, чтобы функциональные зависимости, воплощающие природу измеряемой величины, были положены в основу выбора её единиц и соответствующих способов и процедур измерения. А это, в свою очередь, неизбежно связано с дальнейшим развитием общепсихологической теории познавательных процессов.

Между тем в общепсихологическом истолковании закономерностей различных познавательных процессов и связей между ними продолжает царить значительный «концептуальный беспорядок». Здесь имеется целый спектр различных интерпретаций, крайние варианты которых воплощают альтернативу противоположных направлений. На одном из этих полюсов разные познавательные процессы, входящие в состав интеллекта, представлены средствами совершенно разных систем понятий и в терминах разных научных языков (психофизика, теории перцептивных гештальтов и логико-лингвистические концепции мышления). На другом полюсе, наоборот, границы между ощущением, восприятием, мышлением, интеллектом размыты. Как уже упоминалось, несмотря на резкое различие в понимании природы психических явлений бихевиоризмом и гештальтизмом, их общей предпосылкой является стирание граней между образом, мышлением и интеллектом, которое в бихевиоризме служит основанием отрицания психики, а в гештальтизме фактически приводит к пренебрежению спецификой собственно человеческого интеллекта.

Такое «уплощение» разноуровневой иерархии, маскирующее специфические особенности каждой из познавательных структур, входящих в состав интеллекта, неизбежно влечёт за собой феноменологический подход к его изучению.

И не случайно поэтому обзор современного состояния проблемы интеллекта, далеко ушедшей в своём эмпирическом развитии от раннего бихевиоризма и гештальтизма, всё же выявляет доминирование феноменологических констатаций над собственно структурным анализом (см. Юркевич, 1971). А феноменологизм существенно замедляет удовлетворение острого запроса со стороны прикладных областей знания. В особенности феноменологический подход «противопоказан» такому прикладному аспекту проблемы человеческого интеллекта, как его моделирование в системах искусственного интеллекта, поскольку самая сущность моделирования требует знания структуры и механизмов организации моделируемого объекта.

Преодоление же феноменологизма и стоящей за ним мнимой альтернативы взаимоисключающих интерпретаций требует чёткой дифференциации исходных и производных уровней познавательных процессов, входящих в состав интеллекта, но осуществлённой, однако, в рамках общих закономерностей их организации. А эта задача разведения исходных и производных, общих и частных уровней и форм интеллекта, в свою очередь, с необходимостью требует специальной стратегии, опирающейся на генетический принцип и метод абстрагирующей «экстирпации» высших уровней. Только такая стратегия даёт возможность выявить собственные характеристики и закономерности каждого из видов и уровней познавательных процессов и лишь на той основе подойти к раскрытию способов их синтеза «снизу» и «сверху» в интегральную структуру человеческого интеллекта.

Именно такая прицельная установка, соответствующая основным идеям целостного подхода к изучению структуры интеллекта, который воплощён в теоретической концепции и экспериментальных исследованиях Б. Г-Ананьева (1968; 1970) и была положена в основу выбора аналитической стратегии абстрагирования от высших уровней интеллекта на первых этапах его исследования. Основная часть исследовательского «маршрута», которая реализует поуровневый подъём от элементарной сенсорной структуры к когнитивной структуре концепта, и составляет содержание предшествующих глав. Произведённое выше рассмотрение каждой из этих структур в отдельности в меру её абстрагированности от обратного воздействия высших слоёв интеллекта представляет аналитическую часть реализуемой стратегии.

Поскольку же обратное направление «экстирпации», выраженное абстрагированием собственных возможностей данной структуры от нижележащих, более общих когнитивных процессов (неизбежно включённых в работу данной структуры) невозможно, эта пройдённая основная часть маршрута реализует и синтетическую часть принятой стратегии, во всяком случае частично, а именно в отношении связей данной познавательной структуры с нижележащими пластами интеллектуальной иерархии. С наибольшей полнотой эта частичная реализация синтеза выражена в изучении психической структуры концепта, поскольку высший уровень включает в себя уже все нижележащие слои интеллекта, охваченные не только специфическими, но и едиными закономерностями организации и «скреплённые» общими сквозными характеристиками.

Однако на пройдённом отрезке исследования этот синтетический аспект реализует лишь одно из направлений синтеза — синтез «снизу вверх». Теперь, когда эта часть маршрута, соответствующая подъёму от сенсорного фундамента к концептуальному пику, завершена, естественно встаёт обратная задача «спуска», реализующего второй вектор интеграции когнитивных процессов в целостную структуру интеллекта — синтез «сверху вниз». Эта линия исследования охватывает, однако, не только влияние понятийного мышления на располагающийся ниже его слой иерархии когнитивных структур интеллекта, но и внутренние характеристики и закономерности самой понятийной мысли как вершинного информационного пласта этой иерархии. Дело в том, что, поскольку понятийное мышление как высшая, но частная форма познавательных процессов включает в себя универсальные сквозные характеристики и закономерности организации нижележащих форм мышления, здесь, на вершине пирамиды мыслительных процессов, их уровень и вид между собой совпадают. Иначе говоря, понятийная мысль — это одновременно и высшая стадия развития мышления, и высший уровень его организации и вместе с тем вид мышления, операндом которого является концепт. Это совпадение уровня и вида естественно определяется здесь тем, что, поскольку это вершина когнитивных структур, сюда входят все влияния «снизу», а регуляция «сверху» в рамках структуры самого интеллекта (а не личности в целом) выступает как саморегуляция. Тем самым синтез «снизу» и «сверху» здесь и только здесь оказывается совмещенным. И именно в этом своём качестве, сочетающем в себе уровень и вид, синтез «снизу» и «сверху», понятийная мысль выступает как форма интегральной работы интеллекта.

Понятийная мысль как вид мышления и как форма работы интеллекта

Все предшествующие промежуточные обобщения, касающиеся способов организации мышления вообще и понятийной мысли в частности, были сделаны на широком эмпирическом базисе экспериментальной и прикладной психологии собственно мыслительных процессов. Соответственно этому проверка обсуждаемой гипотезы о специфической межуровневой инвариантности концепта по критерию её объяснительной силы была произведена по отношению к эмпирическим характеристикам мыслительных процессов, установленным в экспериментальной психологии опять-таки мышления как такового (допонятийного и понятийного). Однако, как было показано выше, понятийная мысль включает в себя всё нижележащие уровни когнитивных структур и тем самым предстаёт одновременно и как высший генетический уровень мыслительных процессов, и как их вид, который воплощает в себе форму интегральной работы интеллекта.

Одним из следствий гипотезы о принципе вертикальной иерархической организации концепта является необходимость органических связей понятийных структур со всеми нижележащими когнитивными уровнями, входящими в состав интеллекта. Эти связи пронизывают целостную структуру интеллекта, они идут не только «снизу вверх», но и «сверху вниз», от абстрактных концептов к концептам более конкретным, затем к доконцептуальным мыслительным структурам и далее к домыслительным, то есть собственно образным психическим гештальтам (мнемическим и сенсорно-перцептивным). Такой характер внутриинтеллектуальных межпроцессуальных взаимосвязей, обусловленных принципом организации понятийной мысли, в свою очередь, ведёт к выводу о том, что психическая структура концепта выступает если не как структурная единица целостной системы интеллекта (поскольку последний включает доконцептуальные и даже домыслительные уровни), то во всяком случае как интеллектообразующая интегративная единица.

Эти соотношения дают основания ожидать, что не только целостная организация системы понятий, но даже отдельный относительно изолированный концепт принципиально не поддаётся полному обособлению от других когнитивных образований, входящих в состав интегральной структуры интеллекта. Если — согласно гипотезе — концепт представляет собой такую интеллектогенную единицу, то специальная экспериментальная проверка этой гипотезы по критерию её прогностических возможностей предполагает верификацию её следствий, относящихся уже не только к собственно концептуальным или даже общемыслительным характеристикам, но именно к системной структуре интеллекта в целом.

Исходя из содержания и объёма выборки экспериментально проверяемых следствий из обсуждаемого принципа организации концепта, задачи, пути и некоторые результаты такой специальной экспериментальной проверки прогностической силы этого принципа рассматриваются именно здесь, в контексте проблемы «мышление как интегратор интеллекта», которой посвящён этот раздел монографии. В соответствии с общей стратегией исследования, предполагающей расположение экспериментальных задач в порядке возрастания степени объективности методов и критериев проверки психологических гипотез, рассмотрим последовательно вопросы об информационных (структурных и статистических), операционных и энергетических характеристиках понятийной мысли как формы интегральной работы интеллекта.

О структурных характеристиках отдельного концепта как интеллектообразующей единицы

Из рассматриваемого принципа организации понятийной мысли как межуровневого инварианта обратимого перевода с одного из двух языков мышления на другой следует, что в этой иерархической структуре уровень, являющийся родовым по отношению к более частному, видовому, сам является видовым по отношению к более общему родовому. Поэтому в зрелой понятийной системе каждый из двух уровней отдельного концепта сам имеет минимум двухуровневую структуру и тем самым в состав данного концепта необходимо включаются другие концепты, осуществляющие понятийную развёртку каждого из двух уровней исходного понятия как компонента иерархической концептуальной системы.

Однако из обсуждаемого принципа следует, что на первых стадиях развития понятийного мышления сначала происходит разведение уровней обобщённости и формирование инвариантных отношений между ними в рамках структуры отдельных концептов, которые становятся «центрами кристаллизации», строящими на себе и по своему образцу (как бы по принципу ковариантной редупликации аналогично воспроизведению молекул генетического кода) концептуальные системы, в свою очередь организующие целостную работу интеллекта. На этих первых стадиях, когда уже сформированы элементарные психические структуры отдельных концептов, но ещё отсутствует связная система понятий, каждый из двух уровней такого первичного концепта сам может ещё иметь доконцептуальную общемыслительную структуру, представленную двумя языками, но без разведённости его родовых и видовых признаков и тем более без сохранения инвариантных отношений между ними.

В зрелом интеллекте такая доконцептуальная образно-символическая структура каждого из уровней отдельного концепта проявляется, по-видимому, лишь при специальной экспериментально вызванной развёртке отдельного относительно изолированного концепта.

Исходя из этих предпосылок и была построена специальная экспериментальная верификация обсуждаемого принципа организации понятийной мысли по критерию его прогностических возможностей. Из проверяемого принципа двойной инвариантности психической структуры концепта вытекает соответственно двуединая экспериментальная задача. Первый из её аспектов относится к концепту как инварианту обратимого перевода с языка речевых символов на язык пространственно-временной структуры. Если инвариантность обратимого межъязыкового перевода является действительно общим принципом организации любой мысли, то он должен распространяться и на самые абстрактные понятийные структуры. Какими бы обобщёнными, схематизированными и глубоко скрытыми под поверхностью словесных форм ни были образные пространственно-временные компоненты концепта как самой высокоорганизованной единицы интеллекта, они с необходимостью «снизу» входят в структуру любой концептуальной единицы и поэтому должны с той или иной степенью полноты себя обнаружить в проверочном эксперименте. Второй из аспектов этой экспериментальной задачи относится к концепту как инварианту преобразования уровня обобщённости межъязыкового перевода информации. Поскольку, согласно проверяемой гипотезе, необходимость участия двух языков в мыслительном процессе составляет общий принцип его организации, в специальных проверочных экспериментах соответственно были использованы два основных методических приёма, каждый из которых непосредственно адресуется к одному из языков мышления и лишь во вторую очередь — ко второму из них.

Для выделения самого факта наличия образных компонентов как внутри структуры концепта, так и в организуемых им домыслительных когнитивных структурах (первый аспект экспериментальной задачи) в экспериментах А. М. Грункина (1974), вслед за Р. Арнхеймом (1974) была использована адресующаяся к образному языку методика прямого воплощения пространственных компонентов и образных эквивалентов концепта в рисунке испытуемого.

В этих экспериментах испытуемым предъявлялись наборы слов-стимулов и предлагалось произвести зарисовку образов, возникающих у них в ответ на эти стимулы, и дать подробное развёрнутое определение концептов, обозначаемых соответствующими словесными символами. Наборы концептов подбирались так, чтобы в них были равномерно представлены понятия, относящиеся к разным уровням обобщённости. Это необходимо для того, чтобы, во-первых, выявить структурные различия во внутренних пространственно-временных компонентах и внешних образных эквивалентах разнообобщённых компонентов и внешних образных эквивалентах разнообобщённых концептов, а во-вторых, для того, чтобы в общей совокупности рисунков исключить преобладание изображений, объективирующих в себе словесные значения, воплощённые не в специфической структуре концептов и даже не в общемыслительных пространственных паттернах, а просто в перцептивных или вторичных образах, связанных со словами-стимулами.

В применённых А. М. Грункиным наборах стимулов:

• к высокому уровню обобщённости относятся концепты типа «энергия», «симметрия», «движение», «организация» и другие;
• к среднему уровню обобщённости — концепты «творчество», «старение», «болезнь» и другие;
• к низкому уровню обобщённости — концепты «стол», «зеркало», «термометр», «ручка», «учебник», «микроскоп» и другие.

Совершенно очевидно, что значения слов-стимулов, относящиеся к последнему уровню, могут быть воплощены не только в концептах, но и в обычных первичных и вторичных образах — «портретах» индивида или класса, которые прежде всего и получают своё выражение в рисунках испытуемых. Поэтому если бы оказалось, что в рисунках испытуемых объективированы только такого типа образные структуры, то содержащаяся в них информация о внутренних симультанно-пространственных компонентах концепта как высшей мыслительной и интеллектообразующей структурной единицы была фактически равна нулю. Но если бы рисунки испытуемых действительно выражали лишь внеконцептуальные образы, являющиеся только ассоциативным сопровождением собственно концептуальных непространственных структур, то абстрактные концепты, значение которых не воплощено ни в «портретах индивида», ни в «портретах класса», либо такое выражение было бы чисто символическим и соответственно произвольно-вариативным, не обнаруживающим никакого предметно-структурного единообразия.

Однако экспериментальный материал показывает, что концепты всех уровней обобщённости при надлежащей постановке индивидуального эксперимента получают объективацию в рисунках. При этом в одних случаях рисунки вообще не могут быть истолкованы как «чисто» образные внеконцептуальные паттерны, а в других такому истолкованию не поддаются их отдельные компоненты (см. Грункин, 1974).

Экспериментальное изучение концептов разных уровней обобщённости

Приведём некоторые наиболее типичные данные, относящиеся к концептам разных уровней обобщённости, начиная с абстрактных понятий, значение которых вообще не имеет индивидуально-предметного и, следовательно, «чисто» образного воплощения.

При предъявлении концепта «соответствие» испытуемые дают ему свои определения и рисунки. Так, один из испытуемых определил соответствие как равенство чему-либо, одинаковость структур, форм, а на рисунке изобразил весы в равновесии, одинаковые фигуры, соответствие длин отрезков, соответствие облика зверя и его изображения на картине (рис. 13).

Рисунок 13.

Другой испытуемый определяет соответствие как общность структур, признаков в предметах явлениях, процессах (рис. 14), третий — как равенство, общность форм, когда предметы подходят друг к другу (рис. 15).

Рисунок 14.

Рисунок 15.

В ответ на предъявление концепта «структура» первый испытуемый определяет его как целое, в котором элементы объединяются сообразно определённым закономерностям (рис. 16), а второй — как совокупность элементов, имеющих постоянные, стабильные связи друг с другом (рис. 17).

Рисунок 16. Рисунок 17.

На предъявление концепта «организация» испытуемый отвечает рисунком (рис. 18) и определением: организация — это упорядоченность структур.

Рисунок 18.

Рисунки испытуемых, объективирующие пространственную схему концептов среднего уровня обобщённости, имеют существенно более развёрнутую структуру и содержат компоненты, относящиеся к различным когнитивным образованиям, входящим в состав интеллекта. Однако в этой многокомпонентной структуре, как показывает анализ рисунков, наиболее типичными являются пространственно-временные паттерны общемыслительного типа, воплощающие на языке симультанной схемы то главное соотношение, которое составляет основное содержание концепта, символически выраженное в словесном определении.

Приведём некоторые типичные примеры из материалов А. М. Грункина. Так, в ответ на словесный стимул «старение» испытуемый даёт определение: «Старение — это совокупность инволюционных изменений, происходящих на поздних стадиях развития» и выражает эти изменения в форме следующей пространственной схемы (рис. 19). Концепт «болезнь» испытуемый определяет как «состояние пониженной адаптации, вызванное изменением саморегуляторных функций живой системы» и переводит это словесное выражение на язык следующей пространственной схемы (рис. 20), наглядно воплощающей нарушение организации под воздействием патогенных факторов. Другой испытуемый это же явление деструктивного сдвига выражает в более абстрактной и неопределённой, но в принципиально аналогичной форме (рис. 21). Третий испытуемый, также определяя болезнь как «органическое или функциональное изменение, приводящее к нарушению норм функционирования», переводит это словесное выражение на язык гораздо более конкретной образной схемы, структурно воплощающей, однако, те же явления деструктивного сдвига (рис. 22).

Рисунок 19.

Рисунок 20.

Рисунки 21 и 22.

Последние три рисунка в их отношении к словесным определениям концепта «болезнь» явным образом представляют собой разные частные варианты общего принципа перевода содержания концепта с символического языка на язык пространственной структуры, выраженной, однако, на разных уровнях обобщённости.

Концепты низкого уровня обобщённости, при объективации которых можно было ожидать лишь воспроизведения «чисто» образных структур, воплощающих лишь «портреты индивидов» или «портреты классов», при воспроизведении в рисунках дают, однако, кроме собственно образных компонентов, также и схематизированные пространственные паттерны, аналогичные вышеописанным и симультанно воплощающие основное содержание не образа отображаемого объекта, а именно соответствующего ему концепта. Так, например, при предъявлении концепта «термометр», всеми испытуемыми правильно определяемого как прибор для измерения температуры, они дают рисунки, в большинстве которых имеются компоненты, пространственно воспроизводящие общий принцип измерения (рис. 23).

При предъявлении концепта «микроскоп» испытуемые, давая относительно стандартные определения (прибор для увеличения оптических размеров отображаемых предметов), объективируют пространственные структуры, которые, кроме внешнего вида прибора, воспроизводят и общий принцип его работы (рис. 24).

Рисунок 23.

Рисунок 24.

Итак, на всех трёх приведённых уровнях обобщённости происходит перевод отображаемого в концепте отношения с символического языка на язык симультанной пространственной схемы, в результате чего содержание концепта, даже достаточно абстрактного, воплощается в пространственном паттерне уже не собственно образного, а именно общемыслительного типа. Тем самым на первую из экспериментальных задач прямой проверки принципа психической организации отдельного концепта, которая относится к входящему в этот принцип общемыслительному инварианту и требует выявления пространственных компонентов в составе любого концепта, включая наиболее абстрактные, получен — пусть ещё в первом приближении — положительный ответ.

Вторая экспериментальная задача, относящаяся уже к собственно концептуальному инварианту преобразования уровня обобщённости внутри психической структуры понятийной единицы, является как теоретически, так и экспериментально-методически существенно более сложной. Подтверждение обсуждаемого принципа требует выявить уже не только компоненты языка симультанно-пространственных структур в составе концепта, но и иерархизованность этих структур, в минимальном варианте выраженную двумя уровнями — родовым и видовым.

Экспериментально-методические трудности возрастают здесь по крайней мере на порядок, в особенности при использовании методики прямой зарисовки образных эквивалентов концепта, которая, конечно, очень примитивна даже по отношению к первой задаче — выявить самый факт наличия этих пространственных компонентов.

Поэтому здесь были применены методики, адресующиеся к обоим языкам мышления, а ожидания возможностей прямого выявления иерархичности пространственных компонентов концепта в рисунке были очень незначительны хотя бы уже потому, что сама плоскость рисунка провоцирует уплощение этой структуры (не говоря уже о том, что из экспериментальной психологии известна общая тенденция к выравниванию уровней в структуре концепта).

И тем не менее уже самые первые эксперименты (проведённые, однако, в условиях тщательной процедуры индивидуализированного контакта с испытуемым) вопреки скромным ожиданиям привели к выявлению иерархизованности образно-пространственных компонентов концептов, в особенности относящихся к средним уровням обобщённости. Приведём лишь некоторые данные из этого экспериментального материала.

Выше было упомянуто, что, объективируя в рисунке образные компоненты концептов, в особенности среднего уровня обобщённости, испытуемые дают очень развёрнутые, многокомпонентные изображения. В тех рисунках, фрагменты которых мы воспроизвели (см. Pис. 19–22), воплощены пространственные схемы общемыслительного типа; в них испытуемый воспроизводит наиболее обобщённые родовые признаки, входящие в психическую структуру концепта. Между тем, кроме объективации компонентов, относящихся к родовому уровню обобщённости, в рисунках испытуемых есть и другие пространственно-предметные структуры, соответствующие другим когнитивным образованиям. Так, в ответ на предъявление концепта «старение» испытуемый объективирует возникающие у него образы в следующем многокомпонентном рисунке (рис. 25).

Рисунок 25.

Совершенно очевидно, что здесь представлена иерархия когнитивных структур, к собственно концептуальной части которой, кроме родовой пространственной схемы инволюционных изменений (а) и её выражения кривой с точкой перегиба (б), относятся конкретные видовые признаки инволюционных изменений, воплощённые во внешнем облике стареющего человека (в). Кроме того, здесь имеются компоненты, явно выходящие за пределы не только внутренней структуры собственно концептуального уровня, но и общемыслительного паттерна, включающего основные необходимые признаки старения, и составляющие, по-видимому, ассоциативный первосигнально-образный аккомпанемент, вовлечённый мыслью в целостную работу интеллекта (г — пенсионная книжка).

Рисунок 26.

При предъявлении концепта «болезнь» испытуемый также даёт иерархическую экспозицию образных компонентов (рис. 26). Кроме обобщённого образа родового признака — деструктивного сдвига и схемы родового признака — патогенных воздействий на мозг (а) здесь имеется и образное воплощение конкретного видового признака — «горизонтального положения больного» (б), вся поза которого выражает, по словам испытуемого, «состояние пониженной адаптации». Кроме того, здесь наглядно представлены элементы ассоциативного окружения (в, г).

В отличие от концептов среднего уровня обобщённости, структура конкретных концептов, так же как и концептов высокообобщённых, имеет тенденцию к выравниванию уровней, то есть к уплощению. Но если у абстрактных концептов такая деиерархизация вызывается трудностью выделения более общего родового уровня, то замаскированность иерархичности конкретного концепта связана с его близостью к собственно образным структурам «портретов индивида» или «портретов класса». Поэтому от таких малообобщённых понятий априори естественно ожидать спуска с концептуального и даже общемыслительного уровня к тем значениям соответствующих стимульных слов, которые воплощены в перцептивных и вторичных образах конкретных объектов, обозначаемых соответствующими стимульными словами.

Однако экспериментальный материал (Грункин, 1974) показывает, что и при изображении конкретных концептов всё же обнаруживается иерархичность их стимульнопространственных компонентов. Так, например, при предъявлении конкретных концептов «термометр» и «микроскоп» испытуемые дают разноуровневые изображения (см. Pис. 23 и 24), на которых, кроме общемыслительных обобщённых паттернов, выражающих родовые признаки «измерения» и «увеличения», представлены конкретные «портреты» термометра и микроскопа.

Хотя многослойность образных компонентов здесь видна менее отчётливо, чем в развёрнутых и богатых деталями рисуночных эквивалентах концептов среднего уровня обобщённости, всё же бросаются в глаза два момента: во-первых, воспроизводится собственно концептуальная двухуровневость — пространственные схемы родовых и видовых признаков и, во-вторых, представлены собственно образные компоненты, явно носящие характер ассоциативного окружения, например таблетка у термометра.

Другая часть экспериментальной проверки положения об иерархической структуре отдельного концепта, осуществлённая по методике, адресующейся уже не к образному, а к словесному языку мысли, была проведена М. А. Холодной (1974).

Испытуемому предлагались наборы концептов конкретных (например, «бусы», «маяк», «кирпич», и так далее) и общих (например, «вещество», «энергия», «развитие», «культура» и так далее). Чтобы по возможности свести к минимуму удельный вес формально-логических стереотипов, речевых штампов и различных мыслительно-операционных автоматизмов, испытуемому было предложено свободно и подробно передать условному собеседнику содержание соответствующих понятий, но не с помощью рассказа или описания, а в форме перечисления отдельных слов, обозначающих признаки объекта, отображённого в данном концепте.

Как и в результатах эксперимента А. М. Грункина, непосредственно адресованого к образным компонентам концептов, словесная развёртка концептуальных структур обнаруживает специфические особенности, зависящие от уровня обобщённости соответствующих понятий. Анализ словесных портретов, полученных при развёртке конкретных концептов, позволил М. А. Холодной выделить следующие группы характеристик когнитивных структур, объективированных в этих ответах:

1. Родовые определения (например, маяк — источник света, сигнал, информация, сооружение и так далее).
2. Дополнительные сходные виды (маяк — компас, сирена, светофор).
3. Части, свойства и функциональные характеристики соответствующего объекта. Например, маяк — лестница, купол (части); каменный, яркий, мигающий (свойства); освещает, сигнализирует (функциональные характеристики).
4. Ассоциативное окружение соответствующего понятия (маяк — море, корабль, скала, смотритель).

Количественное соотношение перечисленных элементов представлено в таблице 2.

Существенно отметить, что, хотя методика требовала от испытуемых лишь словесного ответа, подавляющее большинство систематически отмечало возникновение у них множества конкретных образов, вклинивающихся в динамику словесного ответа и получающих в нём своё выражение. Как видно из таблицы 2, обобщённая информация при словесной развёртке конкретных концептов составляет 15,8 процента, в то время как конкретная информация — 84,2 процента.

Анализируя словесную развёртку содержания общих понятий, М. А. Холодная выделила следующие группы когнитивных структур, стоящих за ответами испытуемых:

1. Промежуточные уровни обобщения (культура — искусство, наука, педагогическая деятельность, спорт и так далее).
2. Конкретные представители класса, охватываемого данным концептом (природа — озеро, рожь).
3. Свойства объектов, входящих в соответствующий класс (человек — ум, воля, сила).
4. Ассоциации общие (вещество — энергия, физика, излучение) и конкретные (развитие — книга, кино, урок).

Если в психической структуре отдельной концептуальной единицы в тех или иных модификациях, определяемых её двуязычной природой и изменением характера её обобщённости, сохраняются наиболее общие свойства пространственно-временных гештальтов, то, заключая этот раздел анализа, естественно сделать следующий шаг в сторону дальнейших обобщений и предположить, что здесь в соответственно изменённой форме вместе с обобщённостью сохраняются и такие (традиционно относимые лишь к перцептам) свойства пространственнопредметных гештальтов, как их относительная константность, целостность и предметность. Обобщённость становится здесь иерархизованной, константность принимает специфическую форму межуровневого инварианта, и соответственно изменяет свой характер свойство предметности, в котором аналогом контурных схем или «фигур» отдельных предметных объектов становятся «фигуры» или «схемы», симультанно воплощающие основные соотношения в объекте мысли (см. рис. 19–22).

* * *

Из этой точки расходится несколько направлений исследования. Первое из них — дальнейшая экспериментальная проверка сформулированных выше теоретических обобщений. Однако оптимизация путей такой проверки опосредствована последующими ходами теоретического анализа. Через интимные аспекты энергетики интеллекта это направление с необходимостью подводит к восстановлению единства его энергетических, статистических (мера упорядоченности), структурных (форма упорядоченности), операционных и функциональных компонентов с их исходным «материалом», от которого все эти компоненты были надолго отторгнуты ещё в классических психологических концепциях. А такое воссоединение этих компонентов интеллекта с их исходным «материалом» непосредственно ведёт ещё глубже «вниз» — к наиболее актуальной проблеме психофизиологических механизмов взаимодействия носителя психической информации с её объектами-источниками, взаимодействия, формирующего этот первичный информационный материал, из которого образуется «чувственная ткань сознания», из неё — все рассмотренные выше когнитивные структуры, а из последних, в свою очередь, — целостная система человеческого интеллекта.

Исходя из всего этого корректная постановка задач дальнейшей экспериментальной проверки сделанных обобщений требует тщательного учёта указанных выше основных звеньев работы исследуемых структур и механизмов интеллекта. Второе направление, также оставаясь в рамках проблемы интеллекта, ведёт к вопросам психологической метрологии и ментиметрии и далее, через сферу диагностики интеллекта, в различные области прикладной психологии. Третья линия уходит «вверх» — от интеллектуальных процессов к интеллектуальным состояниям и интеллектуальным свойствам личности. И наконец, четвёртое направление обращено к двум остальным членам психологической триады — к эмоциональной иерархии и к иерархии уровней психического регулирования деятельности, вершиной которого является волевой акт.

Поскольку первые три направления в силу органической целостности психических явлений опосредованы связью интеллекта с эмоциями и психической регуляцией деятельности, эти два блока психологической триады и составят ближайшую задачу дальнейшего исследования.