Фридрих Георг Юнгер:
Совершенство техники. Машина и собственность

Предисловие автора. Предварительные замечания

Здесь под одной обложкой объединены книги «Совершенство техники» и «Машина и собственность». Они появились не одновременно — вторая стала как бы продолжением первой и отличается от неё отбором анализируемого материала, — но вместе они составляют единое целое.

Первую книгу, работа над которой была начата весной и окончена летом 1939 года, удалось издать лишь в 1946 году. В годы Второй мировой войны о её публикации не могло быть речи. Хочу отметить, что несмотря на невозможность её издания, книга ещё тогда была набрана моими издателями — Бенно Циглером в Гамбурге и Витторио Клостерманом во Франкфурте-на-Майне. Весь гамбургский набор, а также почти весь тираж, напечатанный по Фрайбурге, погибли во время бомбежек. В то же время в США (Лексингтон, штат Кентукки) типограф Виктор Хаммер, у которого находился один экземпляр рукописи, отпечатал вместе со своим сыном трудоёмким ручным способом девять экземпляров этой работы, успев дойти до 60-й страницы. Они старались сохранить эту рукопись. Отцу и сыну Хаммерам, а также моим издателям, я благодарен за приложенные ими усилия. Не всякое начинание увенчивается успехом, но сама жизнь показывает, что нередко в труд, затраченный на самую неудачную попытку, бывает вложено столько энергии, благожелательности и заботы, сколько не встретишь при удачливом, легко осуществимом предприятии.

Памятуя об этом, я благодарен и тем читателям, которые откровенно говорили мне, что такие книги, как «Совершенство техники» и «Машина и собственность», нельзя публиковать, их нужно запрещать и не допускать к печати. Эти читатели переоценивали могущество цензуры и могущество печатного слова. Любая мысль, какой бы она ни была, возникает из соприкосновения, а соприкосновение предполагает сопротивление. Можно запретить книгу, но нельзя запретить движение, которое обязательно предшествует её появлению, нельзя запретить соприкосновение и сопротивление, нельзя запретить опыт. Внимательный читатель непременно поймёт, что этому изданию предшествовали долгие годы печального опыта, проверенного многократными повторениями. Мне самому было бы гораздо приятнее, если бы не было нужды писать эту книгу. Между тем, это сочинение появилось не случайно, и не случайно оно выходит именно сейчас, потому что издание специально приурочено к настоящему моменту. Вопрос о границах механики, о границах автоматизированной технической сферы невозможно более замалчивать. Он сам о себе напоминает, и никакой Техник не может помешать его обсуждению. Тут бесполезно вводить запреты, и там, где они уже введены, на деле ничего не меняется, поскольку запреты не могут скрыть того факта, что рабочие являются пленниками сложной технической аппаратуры и организации. Сейчас, после Второй мировой войны, все государства находятся в одинаковом положении: они похожи на корабль, оснащённый хорошо отлаженным и превосходно функционирующим двигателем, который неуклонно движется навстречу неведомому айсбергу.

О догматизме Техника можно сказать следующее: по своей жёсткости и эффективности этот догматизм не уступает теологическому. В той части, которая касается знаний о ходе развития аппаратуры и организации, это не ощущается, поскольку здесь каждое новое изобретение неизменно уничтожает предшествующие достижения, отбрасывая их как ненужный хлам. Не знание как таковое, а вера в это знание делает технократов догматиками. Техник либо вообще не задумывается о нужности своего знания, либо не ставит её под сомнение. И более того! Он ещё и не терпит, чтобы другие задумывались о нужности его знания или ставили её под сомнение! Критические высказывания техников по поводу «Совершенства техники» и «Машины и собственности» поразили меня в первую очередь своей неприкрытой догматичностью. Возражения без каких-либо доводов, голословные утверждения, непоколебимая вера в то, что с помощью машин будут разрешены все трудности, которые в будущем могут встать перед человечеством, — вот приблизительно все, к чему сводятся их возражения.

Остаётся ещё только упомянуть описания гигантских новых заводов и фабрик, которые будут использовать энергию солнца и моря и запускать цепную реакцию. Природные ресурсы уже настолько расхищены, что пришла пора задуматься о поиске новых источников. Теперь уже заговорили о том, что на Луне, возможно, найдутся месторождения, пригодные для промышленной разработки. На Луне, несомненно, много чего найдётся. Однако при всём при том механик-энтузиаст — это нечто совершенно несносное! В своём энтузиазме он способен извратить до нелепости даже то, что вполне возможно и выполнимо. Нестерпимо видеть грубую односторонность таких расчетов, при которых не учитывается, что в центре всех механических действий и противодействий, включая также и ядерную реакцию, всегда окажется человек, что все это отзовётся на нём. Впрочем, у меня нет никакого желания толковать о чём-то с приказчиками и агентами какого-нибудь четырёхлетнего или пятилетнего плана, среди которых можно встретить и учёных, и техников, и даже лириков, планомерно слагающих очередные гимны во славу очередного металлургического комбината или шарикоподшипникового завода.

С этими людьми невозможно вести разговор, потому что они хотят быть не собеседниками, а демонстрантами. Превращение из собеседника в демонстранта хорошо иллюстрирует процесс догматизации основных постулатов вероучения механического движения. Тут нелегко достигнуть взаимопонимания. Однако не во всех вопросах оно невозможно. Так, хотя не все, но большинство людей, очевидно, согласится, что свежее масло лучше прогорклого. Большинство также, вероятно, будет согласно с тем, что свежее коровье масло лучше маргарина, даже если этот маргарин, как сейчас принято, содержит искусственные витаминные добавки. И пускай против этого возражают, сколько им угодно, владельцы фабрик по производству маргарина и химических заводов по производству искусственных витаминов. Даже в вопросах техники можно прийти к определённому согласию, но весьма трудно достигнуть согласия относительно такой постановки вопроса, которая имеет в виду ограничение технической сферы и учитывает воздействие автоматизированной механики на человека. Такие попытки затрагивают интересы могущественных сил и потому не находят сторонников. Они не могут не вызывать раздражения. Заклятые враги готовы объединиться, чтобы встретить их в штыки. Капиталисты и социалисты, индийцы и китайцы, политики, учёные и техники едины в том убеждении, что техническую сферу, и прежде всего сферу автоматизированной механики, надлежит, невзирая ни на что, всячески расширять, что от её наискорейшего расширения зависит наше общее будущее.

Вот только каково это будущее? Постепенно мы становимся всё более зависимыми. Описать степень этой зависимости — одна из задач данной книги. Одновременно намечается и нечто другое. Расширение механической сферы уже не представляет для нас трудностей. Основные проблемы, связанные с этой задачей, уже решены, и процесс повсеместного всеобъемлющего применения техники встречает всё меньше сопротивления. Это свидетельствует о приближении завершающей конечной фазы. Мы подходим к такому состоянию, которое можно назвать моментом насыщения. Понятие насыщения применимо не только в химии, в более широком смысле оно может быть отнесено и к явлениям другого порядка. Оно выражает осознание того факта, что наше мышление, направленное прежде на решение технических проблем, должно смениться другим, когда всё внимание будет направлено на последствия победоносного развития техники. Законы рычага нам известны. Теперь предстоит разобраться в том, какие последствия имеет применение этих законов для человеческого общества. Выяснение этого вопроса уже выходит за рамки чисто технических проблем.

Следует отметить, что «Совершенство техники» уже издано в английском переводе, выполненном Генри Регнери (Хинсдейл, Иллинойс, 1949). В письменных откликах американские читатели особенно поразили меня непредвзятостью как одобрительных, так и критических суждений. Мне представляется, что эта особенность американцев связана с отсутствием зависти, хотя в этой черте, возможно, и нет их заслуги, поскольку у людей, располагающих ресурсами целого континента, вместо зависти, скорее всего, должно быть больше наклонности к каким-то другим порокам. Возможно, немецкий читатель воспринимает прочитанное более основательно и не столь широкомасштабно. Мы живём в тесном пространстве, что вызывает ряд неприятных последствий, в частности слишком часто возникающее желание полемически прибегать к тому, что называется argumentum ad hominem, ¹ а это вредит взаимопониманию между автором и читателем. В условиях демократической свободы публичных выступлений к автору предъявляются трудно выполнимые требования. Ему нужно обрести толстокожесть, не утрачивая способности к чуткой отзывчивости. Однако высокая требовательность — ещё не признак лучшего читателя. Читатели, требующие от автора радикального решения их собственных сложностей и бед, обыкновенно бывают нетерпеливы и хотят, чтобы он явился и разрешил все проблемы, словно Deus ex machina ² греческой трагедии. Им мало того, чтобы автор помог им по-новому увидеть внутреннюю связь каких-то явлений, они хотят привычных готовых решений. Предлагать патентованные решения — дело техников. Но в вопросах человеческих взаимоотношений, человеческого общежития не существует патентованных решений.