Пётр Георгиевич Щедровицкий:
Культурная политика: предпосылки перемен

По своему происхождению идея «культурной политики» связана с понятием культуры и процессами масштабной политизации культурных факторов, характерными для конца ХIХ — начала ХХ столетия. Понятие «культуры» принадлежит к числу фундаментальных понятий европейской интеллектуальной традиции. Авторы эпохи Просвещения вкладывали в это понятие универсалистские ориентации. Так, Руссо считал, что «культура» есть содержание «всеобщей истории человечества». Наряду с другими мыслителями этого периода, он трактовал культуру как пространство смыслов и ценностей, а также обычаев и форм организации жизни, которое интегрирует человечество, превращает отдельного человека и социальную группу в участников общего процесса.

Параллельно с развёртыванием понятия «культуры» в универсалистком значении, в европейской традиции, начиная с римских юристов, риторов и философов, закладывается ещё один смысл. «Культура» трактуется как источник различий и расхождений между социальными, этническими, национальными, региональными, профессиональными и другими группами. Уже в античном Риме существовало понимание того, что «культура» противостоит цивилизации как сумме рациональных и эффективных технических и технологических решений. При этом «культура» часто оказывается сильнее «цивилизации», ограничивая продвижение последней. Дилемма этой интеграции-дифференциации, универсализации-регионализации не разрешена до сих пор.

Начиная с Иммануила Канта, утвердилось понимание того, что человек не может быть принужден другими иметь ту или иную цель, хотя он может быть при определённых обстоятельствах принужден делать то, что противоречит его личным целям и установкам. Напротив, приобретение разумным существом способности самостоятельно и автономно ставить цели возможно, согласно концепции Канта, за счёт наличия особого пространства — культуры. С этой точки зрения, культура является одновременно пространством развёртывания родовых человеческих способностей целеопределения и индивидуальным достоянием отдельного человека, пространством актуалгенеза. Культурная организация задаёт границы того, что человек как свободно действующее существо может делать из себя сам.

Рассмотрение человека как культурного существа заставляет по-иному смотреть на социальные, политические и экономические процессы. Телеологическая (целевая) трактовка «культуры«в отличие от каузальной, на наш взгляд, содержит в себе указание на класс процессов и ситуаций рамочного употребления знаний в коллективной мыследеятельности Если ещё Карл Маркс мог считать, что отношение к средствам производства, трактуемым как орудия труда, является основным классо- и стратообразующим принципом, то сегодня подавляющее большинство социальных мыслителей признает, что производственные отношения в целом являются производными и определяются включённостью активного агента в поле знания и культурных рамок.

Культурологический подход утверждает, что культурные архетипы, задающие способы употребления человеком своих способностей, а также — прагматическое, этическое и моральное измерение процессов употребления практического разума, будут определять и «место» человека в социальных структурах (набор социальных ролей), и его статус (амплуа), и допустимые формы социально-экономической и хозяйственной деятельности. Различия между людьми, обладающими неодинаковыми типами знаний и ориентирующимися на несхожие культурные нормы, оказываются больше, чем пресловутые «классовые» и сословные связи, а также связи, вызванные наличием отношений собственности на материальные условия деятельности или отношений власти и подчинения ¹.

Это фактически означает, что пространство «культуры», является той мета-системой, в которой конституируются социальные отношения и возникают соответствующие организованности деятельности. Понимаемая таким образом «культура» принципиально противостоит коммунальным отношениям и социальной организации. Социальные условия, безусловно, меняются от ситуации к ситуации. Вместе с ними может трансформироваться «место», которое занимает активный агент. Структура политических и организационных институтов, конкретные обстоятельства, произвол правителей и готовность конкретных людей к подчинению определяют портрет социальной ситуации. Однако, все эти факторы могут существенно трансформироваться под влиянием «культуры». Наличие культурного пространства делает возможным самоопределение для любого конкретного человека и малой группы вопреки социальной ситуации и даже в оппозицию к ней.

Расширительная трактовка культурной политики возникает в тот момент, когда становится очевидным, что любое слово является действием или может им стать при определённых условиях. Интерсубъективное взаимодействие и коммуникация начинают трактоваться как способ передачи, принятия и усвоения смыслообразующих рамок. Растёт интерес к процессам понимания и рефлексии. Человеческая практическая деятельность и социальное действие начинают рассматриваться как производное от процессов коммуникации, её содержания и форм организации.

Идея «культуры» и история культурных способов организации и самоорганизации человека и человеческих сообществ соразмерны истории человеческого рода. История политизации культурных факторов человеческого существования сомасштабна истории политической практики. В определённом смысле можно сказать, что не существует никакой другой политики кроме «культурной». Привычные инструменты экономической, социальной, международной или образовательной политики являются лишь вариантами использования социокультурных различий.

Имперская политика Александра Македонского, движимая идеями Аристотеля о различии «эллинов» и «варваров», была попыткой расширить пространство, не меняя средств его освоения. В этом смысле, эта попытка не могла закончиться удачно. Формирование Римской империи было бы не возможно, если бы не начался процесс трансформации военных, хозяйственных и политических способов действия, а главное — если бы не возникло новой формы освоения — через право и юридические техники, с одной стороны и через новую антропологию и антропотехнику, лежащую в основе Христианства, с другой.

Политика есть тот специфический тип мышления и деятельности, который связывает друг с другом план исторических процессов и локального ситуативного действия. В этом смысле условием реализации политической позиции является разотождествление с конкретными целями и содержанием деятельности отдельных агентов, включённых в ситуацию.

Являя собой особую культурную универсалию, «политика» как тип мышления и деятельности возникает во всех тех ситуациях, где мы имеем дело с несколькими агентами действия, в равной степени претендующими на достижение собственных целей и реализацию собственных программ, затрагивающих интересы, цели и программы других агентов. Политическая ситуация складывается лишь в тот момент, когда агенты осознают не только собственные цели и трудности на пути их достижения, но и факт наличия других агентов и программ, которых невозможно впрямую подчинить или устранить с арены деятельности, и которые не могут быть интерпретированы как часть проектов, реализуемых другими агентами действия. В подобных ситуациях всегда может быть достигнуто доминирование одного из названных агентов — либо за счёт ловкости и устремлённости действия, либо за счёт идеологической работы, либо за счёт подавления других действующих игроков.

Политика же возникает тогда, когда ни один из действующих в ситуации агентов не может реализовать своих целей и программ без учёта других и не может (или не хочет) подчинить себе других заинтересованных субъектов, превратив тем самым ситуацию в акт руководства или организации. В этом случае он вынужден отойти от плана своего непосредственного действия и начать формировать особое пространство отношений, в котором будет решаться вопрос о допустимости того или иного действия, целей, программ, сценариев взаимодействия и так далее. Это есть, во многом, вопрос сознания и воли участников плюс специальной профессиональной работы политика, который может поддержать слабого или ограничить сильного, ориентируясь при этом на специфические ценности многообразия, развития, органичности движения целого и так далее.

Итак, структура и мощность политического пространства во многом зависит от сложности того «слоя» социальной активности, в котором двигаются непосредственные агенты действия и носители тех или иных программ. В случае, если таких автономных агентов мало, то политическое пространство редуцируется и упрощается. Если же их много и их программы впрямую конкурируют друг с другом, то пространство политики должно развёртываться и усложняться. При этом, следует подчеркнуть ещё раз, что находясь в политическом пространстве мы имеем дело не только и не столько с фактическими столкновениями и конкуренцией за те или иные материальные фрагменты или элементы деятельности, сколько с подразумеваемыми конфликтами, с проектами и программами будущей деятельности.

Если нам принципиально ясна связь между непосредственным планом действия и политической «надстройкой» ², то можно утверждать, что появление любого нового слоя взаимодействия между агентами действия (реального или предполагаемого) должно — для нормального развития всего общественного организма — сопровождаться развёртыванием пространства политических отношений.

Наличие экономических противоречий между различными агентами должно предполагать такую конструкцию политического пространства, которая бы компенсировала различие их целей и программ по этому основанию и создавала бы возможность для конструктивного преодоления этого спектра конфликта. Выделение в свою очередь конфликтов на экологической, этнической, конфессиональной почве и необходимость поиска совместного решения также должно приводить к усложнению политического пространства. Однако, такого рода путь требует длительных промежутков времени и приводит к радикальному повышению требований к интеллектуальному уровню и мышлению всех агентов действия. Именно поэтому появление каждого нового аспекта конфликтности всегда создаёт ситуацию выбора: либо попытаться развернуть пространство политических отношений до необходимой степени сложности и ассимилировать этот новый тип конфликтов, либо попытаться ликвидировать сам конфликт, избавившись от одной из конфликтующих сторон или иным способом, преодолев само позиционное противостояние.

Перед лицом названного выбора человечество стояло уже не один раз. Необходимость любого усложнения пространства политики и учёта позиций и ориентаций различных социальных групп, выдвигает на повестку дня вопросы культурной детерминации поведения, деятельности.

Сегодня вновь интуитивно ощущается необходимость реструктуризации пространства человеческой мыследеятельности и жизнедеятельности, изменения существующих форм и способов реализации человеческой активности — таких как наука, инженерия, проектирование, промышленное и сельскохозяйственное производство — и стоящих за ними форм рационализма. Необходим отказ от «экстенсивного» освоения.

В последней четверти ХХ века сложилась новая сфера мыследеятельности, которую мы более 15 лет назад назвали «культурной политикой» ³. Эта сфера сегодня включает в себя, помимо традиционно понимаемых институтов образования и средств массовой информации, такие области как массовые политические технологии, дизайн и художественное проектирование, юридическую (правовую) и финансовую инженерию, имидж-мейкинг и развитие общественных связей, рекламу и маркетинг, архитектурное проектирование и формирование среды обитания — от визуальной среды современного города до экологической среды жизнедеятельности в целом.

Так же, как крестовые походы и великие географические открытия вовлекли в торговый и хозяйственный оборот новые территории и сделали возможным экономическую и политическую игру на разности потенциалов различных регионов, возникновение новых информационных, экранных и коммуникационных технологий в течении ХХ века вновь принципиально изменило пространство человеческого существования.

Культурная политика призвана производить новые смыслы в коммуникации и понимании, создавать культурные гештальты и «перцептивные конфигурации», конструировать новые представления и, за счёт этого — формировать пространства для возможных и допустимых в данных рамках поступков и действий. Освоение нового пространства требует изменения самого человека и способов организации его активности. Нельзя выйти в новое измерение, не меняясь.

Сфера культурной политики впервые формирует системные требования к социальным наукам и философии, которые в этом новом контексте могут приобрести новый тип практичности. Вместе с тем, возникновение и активное развитие сферы «культурной политики» проблематизирует существующие техники интеллектуальной работы и предметно организованного мышления. Эти изменения во многом стимулируют отработку и распространение новых методологий, описывающих и нормирующих рамочные техники мыслительной работы в ситуациях коллективной мыследеятельности и коммуникации.