Сергей Аркадьевич Дацюк:
Гуманитарные технологии как инструменты влияния

Прежде чем говорить о любом влиянии, мы должны точно знать, кто на что и зачем собирается влиять. Мотив нашего исследования — продолжительная ситуация разрыва между чаяниями и надеждами людей этой территории и политической системой и политическим режимом того общества, в котором мы продолжаем жить, осознавая при этом неспособность длительное время внести какие-либо изменения, то есть каким-то образом повлиять на ситуацию этого разрыва.

Кто и на что собирается влиять? Собирается влиять история и культура этого общества. Собрирается влиять содержательная перспектива этого общества, вырабатанная на основании имеющихся смыслообразов истории и культуры этого общества с учётом мирового опыта. Собирается влиять открытое пространство коммуникации, где через определённые группы влияния и средства массовой информации идёт продвижение новых форм деятельности в непосредственные страгические государственные проекты и управленческие структуры государства, в корпоративные проекты и различные кампании.

Мы, поколение рубежа, представители будущего, лишь проводники этого влияния, его агенты, но мы не ставим никаких собственных задач, которые бы выходили за рамки культурно-исторического пространства, пространства перспективы или пространства открытой коммуникации. Эти пространства — культурно-историческое, перспекитивы и коммуникационное — суть смысловые среды, в которых мы можем осмыслять сегодняшний день. Эти три пространства прождают четвёртую смысловую среду — социальное игровое пространство. И все вместе они — инструменты нашего влияния друг на друга и на власть — государственные институты нынешнего времени, корпорации и партии.

Содержание новых технологий власти, которое мы собираемся предложить, существенно отличается от нынешнего содержания отношений властвования. Нынешнее властвование так или иначе есть прямое или опосредованное подчинение, принуждение или в крайнем случае доминирование и навязывание некоторого выбора, контроль и наблюдение над властвуемыми. Неважно как осуществляется такая власть, — как прямой диктат своей воли или как диктат государства или корпорации, где кто-то эту волю представляет. В обобщённом виде технологии или инструменты такой власти могут быть выражены как технологии или инструменты давления. Мы же предлагаем технологии или инструменты влияния, мягкого взаимного воздействия институтов, корпораций и отдельных лиц друг на друга, при котором грубые средства (убийства, компрометации, дискредитации, шельмование, бойкот и изоляция, недопущение к СМИ) не идут в расчёт и не рассматриваются в качестве инструментов.

Мы представляем совокупность технологий влияния, которые называются гуманитарными технологиями. Это технологии мягкого человечного влияния, технологии социальной инженерии. Эти технологии создают условия для конвенциональной социальной игры, которая занимает и охватывает всё большее количество людей, благодаря её открытости к прошлому, к будущему и открытости людей навстречу друг другу.

Зачем это влияние нужно? Это влияние нужно затем, чтобы преобразовать нынешнее общество в общество открытое: обращённое к своей истории и своему будущему перспективное пространство и пригодную для жизни среду, чтобы преобразовать это общество в образованное и увлечённое новой социальной игрой, где создаются положительные жизненные стратегии, приводящие к успеху. Это влияние создаёт новое пространство социальной игры, где «человек человеку человек».

Культурно-историческое пространство

Главным предметом нашего рассмотрения должно оказаться содержание влияния на политические и экономические процессы в обществе, потому что именно эти процессы создают само общество. Гипотеза, которую мы предлагаем для рассмотрения, состоит в том, что обществу никогда и ни при каких условиях нельзя навязать нечто ему несвойственное, если в расчёт брать довольно продолжительное время исследования (целую эпоху), а не некоторые краткие периоды, которые могут быть результатом заблуждений, ошибок и совпадений ряда неблагоприятных тенденций. Гипотеза, которую мы предлагаем, состоит в том, что общество может двигаться и развиваться внутри некоторого культурного пространства, и это пространство есть его природа, в одно и то же время представляющая его духовность, его смысл истории и его перспективу.

Это культурное пространство представляет собой некоторую мифологию, некоторые архетипы, некоторое символическое пространство, которые при определённых условиях можно назвать национальным характером или ментальностью. Однако нас интересует содержание национального характера и ментальности не как общих и абстрактных характеристик, а потому мы пытаемся уточнить и разложить на составляющие их содержание.

Эти составляющие содержания так или иначе являются не просто историей, но смыслом истории, — тем, к чему на всём протяжении истории данной территории стремился этот народ. И эти стремления должны быть представлены не как стремления отдельных групп или классов, не как стремления каких-то отдельных периодов истории, а как такое конвенциональное содержание, которое всегда признавалось безусловным большинством, а на большом отрезке времени может быть представлено как смысл или назначение истории этой территории. Это назначение истории так или иначе может быть выражено как преобладающий характер перспективы, который содержательно повторяется на всём протяжении истории и не зависит от тех или иных характеристик той или иной исторической ситуации.

Таким образом главным инструментом влияния на общество оказывается знание его коренных мифов, его культурных интенций, его символов, его характерных реакций на ту или иную историческую ситуацию, знание его историософии, его социологических предпочтений, складывающихся в перспективу его собственного культурного существования. Влияние в таком обществе возможно лишь в направлении его внутренних влечений, на основании изучения и формирования его перспективы как некоторой целостной области культурного пространства: религии, идеологии, мифологии, нарративного новостного дискурса, риторики политиков, аналитических обзоров в масс-медиа, тематической направленности стратегических исследований, содержания институциональных и корпоративных планов и программ в области стратегического планирования, содержания и результатов судебных процессов как гарантии честной и равной социальной игры, конституции в конце концов — как постоянно изменяющегося и уточняемого общественного договора.

Пространство перспективы

Точнее всего, на наш взгляд, заключённые в истории намерения можно выразить культурной перспективой некоторой общности, которая на протяжении нескольких эпох продолжает осознавать себя как нечто особенное и выделяющееся из других соседних или похожих общностей.

Все это порождает смысл самой социальной жизни, который кратко можно выразить так: наличие внутренней самостоятельной перспективы и внутренних возможностей достичь этой перспективы, а также постоянно исследуемой и обновляемой технологии такого достижения. Независимость и государственная целостность некоторой территории обеспечивается вовсе не наличием государства — государства создаются и рушатся. Независимость некоторой общности зависит от способности этой общности производить собственную перспективу, быстро и эффективно мобилизировать свои внутренние возможности для достижения этой перспективы.

Перспектива же не является безусловным атрибутом любой территории просто потому, что данная территория существует. Ведь территория может существовать, но быть малоперспективной или вообще неперспективной для того, чтобы на ней жили люди, которые были бы довольны своей жизнью. Перспектива это интеллектуальная работа, которая под силу лишь немногим «историческим» общностям, могущим творить собственную историю и оказывать влияние на мировую историю. Перспектива обретается в обществе, способном к изменениям: не к революционным изменениям, когда бездарность элиты вынуждает массы на вооружённое восстание, а к постепенным и каждодневным изменениям, порождающим доверие, как наиболее важный фактор социальной стабильности.

Поэтому любое влияние возможно, с одной стороны, на изменяющееся общество, с другой стороны, внутри его собственной перспективы, с третьей стороны, внутри его собственного культурного пространства. Попытка оказывать влияние на основании некоторого ностальгического содержания прошлого может быть некоторое время успешной, но в целом является бесперспективной, поскольку эксплуатирует отмирающие смыслы, а не создаёт новые. С другой стороны, откровенная слабость нарождающихся направлений в политике, их пассивность и неизобретательность или отсутствие политической воли к их воплощению может быть столь же отталкивающей, как и эксплуатация ностальгии по прошлому.

Собственно поэтому в отношении к инструментам влияния в качестве гуманитарных технологий существует и этический подход. Понятно, что хотя гуманитарные технологии и противостоят военным технологиям и технологиям давления с позиции силы, они тем не менее тоже являются оружием. Поэтому нравственная позиция технолога имеет такое же инструментальное содержание. Мы не работаем над теми задачами, которые выпадают из перспективы или из культурно-исторического пространства. И наоборот, мы работаем с любыми группами влияния, независимо от их имиджа в обществе или отношения к ним власти, если их влияние соотнесено с культурно-историческим пространством нашей территории и находится внутри перспективы, если они согласны своё влияние распространять в пространстве открытой коммуникации.

Что значит однако думать о перспективе? Это значит думать о том, что будет через 100, 50, 20, 10, через 5 лет. Понятно, что заботы вроде «дай Бог прожить несколько месяцев», вовсе не являются перспективой. Как не являются перспективой планирование латания дыр или работа в режиме пожарной команды. Пространство перспективы рождается именно из стратегического планирования. Чего можно ожидать в ближайшие 10 лет? Гуманитарные технологии получат широкое распространение. Социальная инженерия станет отраслью индустрии. Социальная игра станет тоньше и интереснее. На место интриг, подставок, поливания грязью, моральных и физических заказных убийств придёт более тонкая и изощрённая, но вместе с тем и более щадящая, более человечная игра. На политической арене окажутся многие корпорации, которые все сильнее и сильнее станут влиять на само государство. Конкуренция этих корпораций будет нуждатся в услугах особого рода — технологиях мягкого влияния и тонких инструментах.

Пространство коммуникации

Самой большой тайной любого общества явлются вовсе не интриги и не преступления властьимущих, но способность удерживать равновесие и компромисс между личными, корпоративными и государственным интересами в условии разносубъектной деятельности в направлении перспективы. Чем меньшими потерями достигается это равновесие и этот компромисс в условиях, когда каждый в отдельности, каждая корпорация, каждый институт и государство в целом пытаются раньше других оторвать часть перспективного пространства (ниши, места, рынки и тому подобное), тем перспективнее сама перспектива. Таким образом нужна не просто перспектива, а перспектива для всех, и перспектива для всех не в будущем, а перспектива для всех в каждую минуту движения к ней.

Каждая группа влияния на реальную политику заявляет сегодня, что именно она является представителем всеобщего интереса. Однако то, что этот представляемый любой из них интерес не является всеобщим, доказывается сохранением их участия в закрытом и суженном пространстве коммуникации. И наоборот, публичная политика, профессиональный режим выработки, продвижения и принятия решенй в условиях открытого обсуждения этих решений на каждом из этих этапов — вот отличительные характеристики той силы, которая будет представлять всеобщий интерес.

С точки зрения содержания управления такое влияние может осуществляться двумя типами управления поведением — рефлексивное управление (без ведома управляемого) и стратегическое управление (с ведома управляемого). И тот и другой тип управления сохраняется в любой системе коммуникации, однако в открытой системе стратегическое управление преобладает. Собственно поэтому выработка стратегии есть не просто создание перспективы в качестве идеологии, но в то же время и конвенциональное структурирование своих намерений, которые уже сами по себе будучи заявленными значительно изменяют ситуацию и делают общество более перспективным, нежели когда такие намерения не высказываются.

Перспектива же никогда не существует в виде отдалённой перспективы. Перспектива всегда должна быть этапирована, распределена на периоды, что предполагает этапную верификацию и ответственность власти за каждый этап. Сегодняшнее общество вправе заявить нашей элите: ребята, если нет перспективы для нас, здесь и сейчас, то её нет и в будущем, то её нет и для вас. Можно простить выкрутасы с ваучерами и трастами, но нельзя простить постоянное надругательство над здравым смыслом, открытое издевательство и насилие над природой этого народа.

Нынешнюю власть при имеющихся технологиях можно разогнать месяца за два-три. Но проблема однако в том, что следующий состав, который может прийти им на смену, точно такой же малопрофессиональный и точно также будет поддерживать закрытую коммуникацию, непубличную политику, интриганский способ принятия исполнительных решений и законов. Поэтому если говорить о том, что у нас есть возможность через несколько лет обрести некоторую перспективу, то это значит, что уже сегодня мы должны готовить профессионалов на всех уровнях: проектный менеджмент, стратегическое планирование, финансовый анализ и анализ фондового рынка, международное, контституционное, муниципальное право и так далее. Необходимо уже сейчас обеспечить внутренню коммуникацию (личное общение, семинары, конференции, статьи и выступления в СМИ), которая бы позволяла формировать новое поколение, думающее о перспективе.

Итак, кто же собирается влиять, о чьём влиянии мы говорим? Мы говорим не о кто, а о что… Мы говорим о влиянии открытой коммуникации, создаваемой нами, на все закрытые системы, системы государственные, институциональные, властные, равно как и на рождающиеся сегодня корпорации. Сегодня власть не просто лишает свободы выбора, осуществляя диктат и подчиняя действия другого. Власть организует несимметричную циркуляцию входящей и исходящей вертикальной информации и закрытые пространства от пересечения уровней компетенции горизонтальной информации. Мы же создаём пространство коммуникации, в котором упраздняем несимметричность и закрытость. В открытом пространстве коммуникации мы должны говорить не о политике осуществления давления, но о политике осуществления влияния, точнее о взаимовлиянии.

Открытая и симметричная коммуникация представляет собой Сеть, где симметричность означает отсутствие центра и периферии, а открытость означает отсутствие закрытых зон с определённой и ограниченной конмпетентностью, где информационная компетенция каждого участника и каждой условно выделенной зоны равны, не подчинены друг другу, а каждая из зон связана с любой другой напрямую вне какой-либо иерархии. Поэтому влияние оказывается не только влиянием со стороны власти, но и влиянием на саму власть.

Нынешняя ситуация мировой коммуникации видится нами как постепенный переход от доминирующего влияния государств к доминирующему влиянию крупных корпораций. Следующий этап открытия коммуникации предполагает упразднение доминирования влияния корпораций как и вообще какого-либо доминирования. Корпорации неизбежно вынуждены будут столкнуться с миллионами частных инициатив, которые сведут на нет доминирующее влияние корпораций, заменив его сетью взаимовлияния.

Поэтому первейшим и мощнейшим инструментом взаимного и равного влияния есть открытая и симметричная коммуникация. Это влияние по своей силе и мощи несоизмеримо ни с чем. Власть, защищая свой принцип коммуникации, вполне возможно будет сопротивляться втягиванию себя в открытое пространство коммуникации. Но чем больше она будет сопротивляться, тем больше она будет компрометировать себя и тем больше она будет обречена ввергаться в это неестественное для неё пространство. Гипотеза открытости состоит в том, что Сеть быстрее открывает и распространяет информацию, нежели власть её закрывает или ограничивает её распространение. На таком опережающем действии участников Сети, говоря метафорически — сетевом заговоре — основывается влияние Сети.

Инструменты влияния на несимметричное и закрытое пространство — легальное открытие закрытых зон, разглашение фигур умолчания, анализ доминирующих коммуникационных концепций властвования, вскрытие реальных мотивов охранительных и консервирующих действий власти, многомерная критика одномерных действий власти (законов и исполнительных решений). Единству и эзотерической сплочённости властного давления нужно противопоставить открытое единство разглашения и публичного обсуждения секретов власти. Когда секретов не останется, власть утратит и силу давления. Поэтому мощнейшим инструментом влияния является требование публичности — все достойно публичного обсуждения и не существует запретных тем. Мы ищем запретные темы для обсуждения и нарушаем этот запрет. Мы признаем существование коммерческой, военной, судебной и личной тайны, но стоим за упраздение государственной тайны.

Грубые и тонкие инструменты

Во всех развитых обществах споры идут о тонкостях, для неразвитых обществ непонятных. Иногда приходится слышать аргумент, что дескать тонкие инструменты это не для нас, нам бы с помощью грубых обтесать и вылепить некоторый образ, а потом уже заниматься шлифовкой. Однако дело в том, что для социальной реальности такие метафоры не подходят. И грубые и тонкие инструменты находятся в постоянном применении, и если тонкие инструменты применяются массово, то это гораздо лучше, нежели какое-либо одно мощное применение грубого инструмента. Гуманитарные технологии это открытие массового доступа к тонким инструментам, сила которых состоит в их массовом применении, за счёт чего влияние оказывается доминирующим над любыми действиями меньших по числу грубых инструментов.

Выше мы приводили рассуждения, находящиеся в оппозиции к властному давлению, но это не означает, что здесь есть какое-то отрицание власти как таковой. Прежде всего описываемые нами инструменты в виде услуги будут предложены именно государственной власти. Грубые инструменты давления, которыми пользуются сегодня институты государственной власти, должны быть заменены на тонкие и продвинутые инструменты влияния. Власть должна стать просвещённой, умной, не вызывающей отвращения и неприятия. Власти нужно показать, что её задачей является перспектива, и что достигать её можно намного эффективнее, быстрее и с гораздо меншьшими издержками и отрицательными последствиями, нежели это делалось доныне. Борьба за власть должна стать бескровной, а высокотехнологичное гуманитарное сопровождение политики должно стать нормой социальной жизни.

Основные направления гуманитарных технологий или так называемые тонкие инструменты влияния — проектирование, консультирование, обучение, управление. Проектирование — инструмент дистанционного действия, где применяются такие инструменты как стратегическое планирование и текущее планирование, логистика и проектный менеджмент, конвенционализация и концептуализация. Именно на этом этапе вырабатывается некоторая концептуальная перспектива, детализированное структурирование которой плавно перетекает в продвижение перспективного проекта (то есть конвенционализация или социализация его) и текущее управление внутри этого проекта.

Для всех вовлечённых в участие в этом проекте используются такие инструменты как консультация и обучение. Разница между ними не только в том, что обучение это системное изложение некоторых знаний, а консультирование это эпизодичное предоставление некоторых знаний, умений и некоторого опыта как услуги. Разница между ними ещё и в том, что обучение это вооружение теорией, в то время как консультирование это практическое применение знания, которое обретает в таком применении прикладной характер.

Наконец, самым тонким инструментом является управление поведением. В этом случае происходит не властное принуждение к некоторому выбору, а создание такой ситуации, при которой выбор происходит естественно, но внутри самого пространства перспективы, а действия управляемого могут варьироваться и выбираться им самостоятельно. Управление поведением это работа на опережение в условиях конкуренции инициатив. Поведение следует за инициативой в пространстве перспективы, и делает это тем легче и свободнее, чем более перспективным ощущает это следование и приносимые им выгоды и преимущества. Никто никому ничего не навязывает: горячие и холодные войны мы превращаем в войну инициатив. Инициатива как опережение создаёт перенос ситуации в некоторое виртуальное измерение, где сама доступность знания о перспективе, в направлении которой двигается ситуация, сообщает всем усилиям по её изменению невероятную мощность. Поэтому войну инициатив выигрывает тот, кто предложит инициативу, всего ближе находящуюся к перспективе.

В этом смысле меняется и сам тип анализа так управляемой ситуации. При этом самым корректным оказывается анализ некоторой изменяющейся среды по изменяющимся критериям. Тот, кто знает, как и в каком направлении изменяется среда, кто в состоянии оперативно корректировать сами критерии анализа (улучшать сами инструменты), получает ещё один добавочный инструмент — вовлекающие технологии, производящие виртуальное влияние. Это виртуальное влияние — влияние сконструированного смыслового пространства, в которое втягиваются различные сопутствующие области социальной инженерии (искусство, масс-медиа, политика и тому подобное) В таком смысловом открытом пространстве даже отрицательные ситуации приобретают обратное содержание, противодействие оказывается положительным действием, а контрмеры только усиливают меры.

Интеллект

Ещё раз отвечая на вопрос о том, кто собирается влиять на социальную ситуацию, уточним: собирается влиять интеллект, и он сам в состоянии создать все условия для этого. Может ли быть интеллект субъектом социальной инженерии и какая роль ему отводится в качестве субъекта влияния в процессе такой инженерии? Интеллект становится субъектом социального влияния только тогда, когда оказывается главным основанием гуманитарных технологий. Не всегда интеллект бывает в состоянии производить и применять гуманитарные технологии в области социальной инженерии. Иногда ему в этом бывает отказано. В обществе к интеллекту должно быть доверие прежде, нежели этот интеллект может быть использован и доказать своё преимущество. Таким образом, создание доверия к интеллекту есть первейшее условие его использования в качестве инструмента.

Такое доверие к интеллекту в области социальной инженерии создаётся в течение продолжительного времени и зиждется на его моральном и качественном превосходстве относительно других, неинтеллектуальных технологий. Моральное превосходство означает, что этическое измерение (включая собственную репутацию и моральный облик партнёра) есть всегда необходимая составляющая любого социального действия. Моральный облик и репутация не происходят от простого отсутствия некоторых действий, ведь конкуренты всегда могут приписать некоторые нежелательные свойства, подставить, обвинить, разыграть кампанию по дискредитации. Этическое измерение требует постоянной работы, активного вмешательства и коррекции нежелательных характеристик. Интеллектуальные инструменты позволяют всегда ответить на ином уровне, тоньше, эффективнее, демонстрируя очевидное превосходство. Поэтому интеллект есть активное, опережающее действие, напряжение при решении любой социальной задачи как уникальной, и производящее уникальное её решение. Интеллект оказывается впереди простого профессионализма, ибо профессионализм действует стереотипами и шаблонами, в то время, как интеллект всегда предлагает уникальное решение, творческий продукт.

С другой стороны, решения интеллекта учитывают не только местные масштабы решаемой ситуации, но и глобальную ситуацию, не только некоторое одно измерение, но многомерный подход, не только данное состояние, но и прогнозируемую перспективу. Включённость интеллекта в гуманитарные технологии на некоторой ограниченной территории означает вступление его в глобальную войну инициатив, в борьбу с оккупацией этой территории чужими смыслами, символами и образами. Выгнать с территории эти чужие смыслообразы можно лишь масштабно обеспечив её собственными продуктами такого рода. А ведь это та задача, которая должна всегда решаться помимо конкретной проблемы, и она требует постоянного интеллектуального напряжения. Технологии, которые разрабатываются годами и десятилетиями, предлагаются в сжатые сроки, причём всегда предлагаются в переработанном относительно данной проблемы или ситуации виде.

Таким образом, интеллект постоянно вынужден работать, даже если он в данное время не оказывает никакой услуги и не решает никакой задачи. Эта усиленная изнашиваемость должна быть естественно высоко оплачиваемой. Мы должны утвердить в обществе мысль, что интеллектуальные продукты стоят дорого, потому что приносять максимальную пользу и прибыль. Соответственно за эту цену должна развернуться открытая и честная конкуренция. Это значит, что интеллектуалы, гуманитарные технологи: аналитики, эксперты, консультанты — должны общаться, иметь свой журнал, соблюдать правила профессиональной этики и открыто конкурировать.

Мы ставим себе задачу не просто создать интеллектуальный цех, но интеллектуализировать само общество, и прежде всего его власть. Это означает создание индустрии социальной инженерии, в которой мы будем представлять отрасль этой индустрии — производство и применение гуманитарных технологий. Знание это тот ресурс, который должен иметь доминирующее влияние, а интеллект — главный двигатель этого ресурса. Когда люди привыкнут свою политику устраивать при помощи интеллектуальной борьбы, широко используя гуманитарные технологии, а не автоматы или взрывные устройства, дискредитации или компроматы, когда они начнут ставить на знания в гораздо большей степени, нежели на финансы, сырье или власть, тогда мы получим совершенно другое общество. Мы получим общество, которое в состоянии отвечать на вызовы будущего, иметь свою собственную судьбу и перспективу, являть собой пример для других и оказывать на них своё влияние.