Александр Иванович Неклесса:
Элита: герои и общество

Элита — слово, примелькавшееся за последние годы в российских речах и текстах. Слово, которое расшифровывается на первый взгляд достаточно просто — «лучшие люди». Между тем за обманчивой простотой скрываются свои глубины и парадоксы. Вот, скажем, две фигуры, перемолвившиеся некогда несколькими словами на солнцепёке: Александр Македонский и Диоген. Они из числа героев, на которых зиждется репутация Древней Греции, то есть «представители древнегреческой элиты» — без пяти минут правитель Ойкумены и нищий философ, живущий в бочке. Ситуация, надо сказать, несколько несуразная по нынешним меркам.

I

Глубинный источник обсуждаемой темы — неравенство людей, причём неравенство подчас весьма выраженное: как социальное, так и природное. В нём можно условно разграничить «внешнюю» и «внутреннюю» стороны.

На практике определением «элита» обозначаются:

1. Властные и богатые люди (доминирующее сословие, аристократия), формирующие социальную среду обитания для всех.
2. Сложноорганизованные люди, способные к чрезвычайно эффективной деятельности: трансценденции себя и обстоятельств (в узком смысле — чрезвычайно талантливые и харизматичные профессионалы).

Но есть и третье, как бы подразумеваемое значение в категории элиты — благородство, «нобилитет».

Естественно, все эти качества не обязательно существуют раздельно, они совмещаются в некоторых личностях. Над проблемой неравенства рода людского, причин и следствий подобного состояния мира задумывались многие. Существуют разные прочтения темы. Так, важные для современного общества (мира Модернити) позиции по данному вопросу, воззрения имевшие долгосрочные следствия, сформулировали в своё время отцы-основатели протестантской версии христианства (в особенности — Кальвин). И, надо сказать, их толкования способствовали глобальной социально-политической и экономической экспансии этой культуры. Знаком обладания высоким качеством личности (предопределённостью к спасению), согласно данной системе взглядов, являлся успех — примета Божьего благословения и критерий следования по верному пути. Но успех понимался всё-таки не вполне в том смысле, который впоследствии был придан теме избранничества сужающими её интерпретациями. Наряду с житейским, материальным успехом признавались другие критерии оценки наличия и проявления дара, например, творческие или теологические (в достаточно широком толковании). Подобная легитимация успеха превращает его в маяк социальных (статусных) устремлений индивида, наполняя и переполняя их энергией действия. В России, однако же, господствовала заметно иная трактовка избранности, со скептицизмом оценивавшая критерии материального благополучия (ср. «от трудов праведных не построишь палат каменных»), но также акцентировавшая вполне определённый генезис таланта и харизмы, связанный с горним миром. Кстати говоря, это свойство сохраняется в универсальной этимологии (кодировке) данных понятий.

Что здесь представляется важным? Та или иная формула увязки человеческих качеств с метафизикой вводила в тему элиты, в культурный код и через его посредство — в житейскую практику вполне определённое ценностное содержание. Предопределяя тем самым персональное напряжение, длинную волю, контекст деятельности, долгосрочное целеполагание. И как фактически прямое следствие подобных свойств — исторический проект. Без этой мотивированной ценностной компоненты, по одним лишь формальным признакам «лучших в профессии» можно было бы рассуждать, скажем, об «элите преступного мира», но очевидно, что подобное рассуждение, обладая соответствующим привкусом, не имеет высокого судьбоносного горизонта. А воспроизводство «опрокинутого идеала» и «степеней деградации» ведёт в конечном счёте к моральному и историческому краху общества. Это, конечно, крайняя оппозиция. Но, в некотором смысле о градусе духовного здоровья общества можно судить по тому, каковы его герои. Кого данное общество выделяет и провозглашает в качестве своих кумиров (элиты). Другими словами, каковы герои, таково и общество. В практическом плане скорее можно говорить об акцентах времени, то есть о том какая группа элиты более других востребована и актуальна в тот либо иной период. К примеру, при определённых условиях — складывающихся в тот или иной момент в том или ином месте — Диоген может оказаться более востребованным нежели Александр.

II

Наше время — время транзита, причём как в России, так и за её пределами.

Среда обитания человека, параметры его существования имеют свойство время от времени серьёзно меняться. И в различных обстоятельствах достаточно неодинаковые наборы качеств и талантов у людей признаются «лучшими» относительно других. С этим обстоятельством тесно связаны историческая конкуренция, конфликты элит и выдвигаемых ими мироустроительных проектов. Равным образом можно утверждать, что перемена социальных сезонов сама является следствием конкуренции элит.

Отсюда возникает ещё одно важное понятие — контрэлита.

Стереотипический конфликт подобного рода можно описать посредством классической оппозиции — «архаисты и новаторы», то есть борение охранительного инстинкта общества (консерватизма) и прочтении истории как перманентной революции (трансценденции сложившихся обстоятельств). Исторических примеров тут множество, нет нужды их перечислять. Мы сегодня живём в «химеричное» время, в том смысле, что на период нашего земного бытия приходится смена исторических эпох: эпоха современности (модерна) сменяется неким новым состоянием человеческого сообщества. Состоянием, для которого существует некоторое количество определений: к примеру, постиндустриальный мир, постсовременность, постмодерн, но все они очевидно дефектны, ибо фиксируя новизну не определяют, не отражают её качество.

Нынешний социальный транзит проявляется в серьёзном усложнении человеческой вселенной. Глобализация и технологическое могущество цивилизации (ориентированной на потребителя) — своеобразная плацента, в которой вызревают индивидуация личности и предельная эмансипация человеческой воли (проявляемой как в свободе, так и в произволе). Новые инструменты, вкупе с универсализацией среды, усилили роль/возможности элиты, что имело последствия. Транснациональный деятельный слой институционализируется, прочерчивая поверх прежней административно-политической географии собственную властную топографию. В то же время пассивная часть общества становится относительно менее значительной величиной. Претерпевает мутацию ряд привычных институтов. Политические учреждения уходящей эпохи постепенно утрачивают уровень компетенции, необходимый для эффективного мониторинга всей совокупности актуальных сюжетов и действенного управления многоликим обществом. Не справляясь с новой сложностью мира, не выдерживая исторической конкуренции, прежние конструкции либо трансформируются в существенно иное качество, либо образуют симбиотические структуры с новым поколением социальных организмов, либо сходят с исторической сцены. Соответственно меняются и требования, предъявляемые обществом к «лучшим людям». (Ведь разговор, в сущности, идёт не столько о профессиональной элите, сколько об элите национальной, то есть признанной и героизированной обществом в данный момент.) Какая же элита оказывается востребованной нынешним состоянием общества? По-видимому та, которая может результативно действовать в складывающейся на планете ситуации исторического транзита и неопределённости, отыскивая выход из тех дьявольских альтернатив, которыми полнится время.

Сегодня мы наблюдаем сужение компетенций у широкого числа работников относительно возросшего уровня технических/интеллектуальных операций и при умножении уникальных ситуаций, не имеющих предписанного регламента действий. В итоге выдвигается слой, основа которого — высокообразованные, волевые, интеллектуальные, творческие личности, способные влиять на ход событий, обозревая горизонты актуальных сюжетов и эффективно трансцендируя сложившиеся обстоятельства. Проще говоря, востребованной оказывается страта людей, приспособленная к умному и умелому взаимодействию с комплексными, многофакторными, предельно динамичными процессами.

В результате на планете параллельно: а) привычным государственным конструкциям выстраивается влиятельная социальная/политэкономическая среда, основой которых является новый уровень развития; б) мира корпораций и гражданского общества. Завтра же можно предполагать дальнейшее усиление; в) гибких неформальных организаций самого разного толка, антропо-социальных структур. В том числе антропологических организованностей, основой которых становятся особо одарённые личности (люди-предприятия — manterprizers).

III

Какие это влечёт следствия?

Судя по всему — формирование устойчивой и трансграничной социополитической реальности с заметно иной (негеографической) сеткой координат, утверждение новых правил организации подвижного социума, равно как и управления им, а также смену языка власти. Кстати, в преддверии революции Нового времени управленческий корпус готовился в университетах по программе «свободных искусств», что, по сути дела, означало главным образом овладение именно разветвлённой «языковой» (причём в весьма широком значении данного слова) системой. Означает это также переоценку основных стратегических ресурсов общества, соотношения между удельным весом материальных и нематериальных активов, изменение шкалы приоритетов, в частности, модификацию квалификационных параметров и отношения к «роли личности в истории». Наконец, иную классификацию «лучших людей», их природных/социальных свойств, но главное — завоевание элитой нового положения в структуре человеческого сообщества (e.g. происходящее изменение положения «четвёртого сословия» и «восстание элит», начавшееся в конце прошлого века). В меняющемся контексте задачи управления обществом усложняются с нарастающей скоростью. В оптимальных условиях часть нагрузки перенимает на себя гражданское самоуправление (но для этого оно должно сложится в развитую систему). При иных сценариях вероятна клановая приватизация социума и его ресурсов, чреватая серьёзными разрывами социальной ткани. Более того, с какого-то момента проблема удержания социальной связности начинает превосходить значение управления.

Это существенная констатация и непростая тема, заслуживающая самостоятельного подробного обсуждения. Ввести же её элементы в контекст разговора заставляет содержащийся в ней «антропологический привкус». Действительно, трансграничные параметры нового мира, обилие операций со сложными объектами и нематериальными ресурсами, неодномерность механики внешних/внутренних взаимодействий, императив трансценденции старых обстоятельств и сборки новых сюжетов — всё это заставляет задуматься о происходящей смене начал социальных конструкций. А также стимулирует размышлять о траекториях человеческого общежития, в гораздо большей степени связанных с «коммунальным магнетизмом», инновационными профессиональными умениями, творческим потенциалом, уникальными личными свойствами. При этом количество промежуточных звеньев между идеей и её воплощением драматичным образом сокращается. Основой новой сборки мира (мирового порядка) может оказаться не столько территориальная, географическая связность социальных объектов, сколько культурная и пассионарная гравитация как традиционных сообществ (национальных, конфессиональных, этнических, профессиональных), так и новоявленных оригинальных протосуверенов. И, к примеру, одно из следствий данного процесса для России — возрастание, по мере продвижения в будущее, значения Русского мира, а также его производных.

IV

В обсуждаемой теме наличествует ряд дополнительных сюжетов и аспектов.

Косные и рефлекторные структуры в период глобального политического обновления всё чаще оказываются на обочине истории, а подчас просто её покидают. Ресурсы же востребованных временем форм социального строительства во всё большей степени связаны с социокультурным капиталом общества, с его идейным лидерством, результативностью в производстве норм и смыслов, возможностями культурной мобилизации и моральной интеграции, другими факторами личностного и социального роста, с потенциалом соборной солидарности, — в настоящих условиях всё это оказывается весьма практической сферой деятельности. Более того, возникает и нарастает острая конкуренция именно за источники социальной гравитации и культурного магнетизма усложняющихся антропологических систем. Признаки неудач в общем потоке исторического транзита — упрощение и уплощение общества, инволюционные искажения его энергетики, ригидность (и одновременно хрупкость) институциональных конструкций, истощение культурного и примитивизация социального ландшафта, распад сложных элементов динамической целостности. И, наконец, растворение в партнёрских/конфликтных взаимодействиях с теми организованностями, которые успешно прошли сквозь горловину актуальной социальной инициации.

Перечислю напоследок некоторые из проблем, вырисовывающихся в контексте поднятой темы. Это — объективный мониторинг состояния национальной элиты, частью чего является процесс картографирования (упомяну в данной связи затеянный в своё время проект «Интеллектуальная Россия»); создание благоприятной среды для её расширенного воспроизводства; развитие интеллектуальных предприятий; наличие воли к активному представлению будущего, способность к продуцированию перспективных инициатив; усилия по поддержанию высокого напряжения культуры и удержанию социальной связности…

Все это важные, перспективные темы, непосредственно сопряжённые с формулированием и реализацией стратегии развития России в новом веке.