|
К этой книге следовало бы написать большое послесловие (предисловие) исследовательского толка. Хотя бы по соображениям вкуса — чтобы уравновесить «весёлую науку» Маклюэна внимательным и аргументированным разбором всех его кажущихся лёгкими нокаутирующих движений, которые он наносит некоторым интеллектуальным лидерам новоевропейской культуры: Бэкону, Декарту, Ньютону, Фрейду, Хайдеггеру и другим. Герберт Маршалл Маклюэн — фигура культовая. Настолько, что личность автора книг «Механическая невеста» (1952), «Галактика Гутенберга» (1962), «Осмысляя средства коммуникации» (1964), «Средство коммуникации — это сообщение» (1967), «Война и мир в глобальной деревне» (1968) перешла в разряд знаков, и человек Маршалл Маклюэн стал дополнением этого знака, его материальным выражением. В фильме Вуди Аллена «Энни Хол» Маклюэн сыграл роль (хотя и эпизодическую) самого себя. Лучшего примера не найти. Основательное послесловие нужно было бы и для того, чтобы избежать попадания в число поклонников этого культа. Но исследование «откладывается», да и нижеизложенные соображения ставят в некоторой степени под сомнение его возможность. Поэтому вместо послесловия придётся ограничиться рядом конспективных соображений. Возможно, они пригодятся читателю. Идеи Маклюэна просты и «легкоусваиваемы» (или кажутся таковыми). Иначе они не завоевали бы такой популярности. Но не следует слишком поспешно обвинять его в легковесности. Основным предметом своего интереса он избирает письменность, каковая является, по его мнению, основной технологией, лежащей, в свою очередь, в основе всех остальных технологий европейской цивилизации и определяющей формы общения и человеческого сознания. По Маклюэну, письмо раскалывает аудиотактильное единство сознания племенного человека и выдвигает на первый план визуальную составляющую человеческой чувственности. В особенности речь идёт об алфавитном письме. А печатная технология как предельная форма развития письменности довершает указанный раскол. Этот катаклизм и является истоком всех наших проблем — от социальных до психологических. Но, так сказать, к счастью, совершающийся в наше время переход к электрическим технологиям обещает поправить дело. Тезис головокружительной широты. Для его подтверждения следовало бы написать множество томов исследования человеческой культуры в самых разных областях, что в эпоху узкой специализации вряд ли под силу кому бы то ни было. К чести Маклюэна следует заметить, что эрудиции ему не занимать, и легковесность его изложения, любовь к эффектным фразам вместо развёрнутой аргументации, тенденциозный подбор материала, изобилие цитат, которые нередко превышают по объёму комментарии к ним, — не воинствующий дилетантизм, отправившийся в поход против академической науки, а вынужденный методический приём. Научному обмороку Маклюэн предпочёл интеллектуальную провокацию. Простота основного тезиса Маклюэна — это результат, с одной стороны, пренебрежения детализацией научного рассмотрения, а с другой — постоянного методического выпячивания его на самом разнообразном историческом материале, что до некоторой степени свидетельствует о его логической силе. Его эвристический потенциал кажется достаточным для того, чтобы предложить взгляд на историю развития человеческого общества как такового, что вполне своевременно в эпоху всеобщего исторического скептицизма. Уходя от спора о правомерности такого широкого обобщения, следует сказать, что по крайней мере в области гуманитарной науки, особенно истории литературы в узком и широком смысле, ценность концепции Маклюэна (область специализации которого — литературоведение) весьма велика, и, я думаю, её ещё предстоит оценить (сужу как литературовед). Наконец, Last but not Least — книга Маклюэна вызывает уважение своим историческим оптимизмом в смысле воодушевления по поводу происходящих и грядущих технологических преобразований наших форм коммуникации — оптимизмом, который, надо признать, за сорок лет после выхода книги несколько поистрепался, но ещё не исчерпал себя. Да и основной пафос пророка «глобальной деревни» в конечном счёте научен (!) и философичен: избавиться от путаницы, смешения вопросов ценности, морали с вопросами технологии, — ибо нацелен на преодоление того, что мешает взаимопониманию. Возможно, мы нуждаемся в «веселой науке» не меньше, чем в добродетельном академизме. Александр Юдин. |
|
Оглавление |
|
|---|---|
|
|