Пётр Георгиевич Щедровицкий:
Гуманитарные технологии и реальная политика

По мере вовлечения всего населения в процессы обсуждения и принятия управленческих и политических решений в России в общем и целом сложилось сообщество политконсультантов и организаторов политических проектов. Сформировалась новая область профессиональных представлений и технологических решений. Зачастую, однако, создаётся впечатление, что политконсультанты стали «винтиками» механизма избирательных процессов, утратив при этом глобальное видение смысла и места самих этих процессов. Словом, сегодня, после бурных кампаний последних лет, самое время задуматься о том, что политика — лишь одна из сфер приложения гуманитарных знаний и технологий, причём сфера достаточно узкая и, разумеется, тесно связанная с другими сферами.

Конечно, политика требует развитого интеллектуального и технологического обеспечения. Политические технологии были и остаются одним из наиболее важных направлений развития гуманитарного знания. Однако, процессы выработки общественно значимых целей и построение механизмов их достижения — предмет политической деятельности — во многом опираются на уровень и качество развития общественного сознания, индивидуальной и групповой культуры. Это очень тонкая материя, формирующаяся десятилетиями (а иногда — и столетиями) за счёт постоянной работы институтов образования и консультирования, средств массовой информации, культурной политики, правовой инженерии, архитектуры и дизайна, искусства.

Можно утверждать, что в ХХ веке сложилась сфера гуманитарных технологий. Гуманитарные технологии вышли на постановку широкого круга антропотехнических, культуротехнических и социотехнических задач, далеко выходящих за рамки так называемого политического консультирования. Именно в этом смысле, на наш взгляд, Сергей Михайлов поднимает вопрос о введении нового русскоязычного термина «развитие общественных связей» (РОС), вместо англоязычного PR (Public Relations). Именно в этом смысле я склонен расширительно трактовать сферу гуманитарных технологий, включая в неё РОС и политическое консультирование в качестве важных, но не доминирующих элементов.

При этом, на наш взгляд, требуют переосмысления отношения между гуманитарными технологиями и так называемой реальной политикой. Например, Глеб Павловский в своих рассуждениях противопоставляет реальную политику виртуальной — разворачивающейся, с его точки зрения, только в сфере масс-медиа, в некоем знаковом, искусственном, а не реальном пространстве. На мой взгляд, это язык преклонения перед реальной политикой. Мы, напротив, исходим из того, что для человека то, чего нет, то что может быть и в ещё большей степени то, что должно быть — есть первая и основная реальность. Ещё Кант утверждал, что лишь культура, сфера норм, символов и знаков — в конечном счёте, чисто виртуальная реальность самоопределения — является пространством подлинной свободы человека.

Так называемая реальная политика в своём функционировании опирается на фундамент общественного сознания и общественных отношений. Реальная политика, на мой взгляд, может сформулировать и достичь только тех целей, которые позволяет поставить уровень культурного развития общества. Тайлеран говорил, что «политика — это искусство возможного». Хочу добавить: возможного, заложенного культурой и мышлением. Пространство возможного меняется не только естественным путем: оно может искусственно формироваться, как сужаться, так и расширяться. Это — предмет культурной политики.

Реальная политика делает явным то, что в скрытой латентной форме уже присутствует в общественном сознании. Культурная политика направлена на формирование новых смыслов и новых образов будущего, на которые потом сможет опереться реальная политика. Предметом культурной политики и гуманитарных технологий являются правила и рамки, задающие актуальные и потенциальные пространства для человеческого самоопределения и действия. Таким образом, мы склонны трактовать культурную политику как объемлющую сферу по отношению к реальной политике. Культурная политика и гуманитарные технологии расширяют возможности, на которые может опереться политика как искусство возможного.