Анатолий Альфредович Пископпель:
Наука, мышление и знание в СМД-методологии

Разработка и реализация современных программ формирования «методологических» приёмов и способов мышления имеет свою историю, связанную с развитием взглядов на методологию. Наиболее радикальный взгляд на онтологический статус и операциональный смысл методологического мышления и знания присущ программе СМД-методологии (системо-мыследеятельностной методологии).

Эта общая программа является средством рефлексии и самоорганизации деятельности одного из направлений современного методологического движения — Московского методологического кружка (ММК), и история становления этой общей программы — это одновременно и история самого ММК, прошедшего в своём развитии ряд идейно-смысловых этапов, каждый из которых направлялся своей конкретной программой ¹.

Выделение и отдельное рассмотрение ММК-направления методологической мысли имеет несколько оснований. Самое важное из них — принципиальный и последовательный его отказ от традиционной трактовки методологии как самосознания, или авторефлексии науки, и тем самым как её (науки) части, или особой научной дисциплины.

Своё идейное происхождение СМД-методология связывает с логической программой, разрабатываемой в 1949–1954 годы А. А. Зиновьевым, программы, в которой последний отстаивал необходимость органического взаимодействия логических разработок с конкретным анализом научных знаний и научного мышления. В содержательном плане эта программа противопоставлялась, с одной стороны, существовавшим тогда традиционным концепциям «формальной логики» и «диалектической логики», а с другой — направлениям развития методологической работы, представленным в программах «философских проблем естествознания» И. В. Кузнецова и Б. М. Кедрова и «диалектической логики» Э. В. Ильенкова. Её непосредственным продолжением и развитием стала программа содержательно-генетического исследования мышления и знаний (содержательно-генетической логики), оформившаяся к 1955–1956 годам и ставшая первой программой ММК (тогда именовавшего себя Московским логическим кружком — МЛК).

Основным мотивом, стимулировавшим создание этой программы, была глубокая неудовлетворённость состоянием логических исследований и разработок и их местом в корпусе современного научного знания. С точки зрения создателей этой программы традиционная логика не изучала и не могла изучать современное научное мышление и поэтому не давала ничего или почти ничего для развития науки, научного познания, в то время как именно логика должна исследовать мышление и формулировать его законы (то есть выступать в качестве теории мышления). Именно логика, но не традиционная, а новая логика (содержательно-генетическая) должна изучать и обобщать основные законы и правила научного исследования, законы и правила построения теорий. В результате это и будет современная методология науки.

Эта программа исходила из априорного представления, что наука, научное мышление является основной формой существования человеческой мысли вообще и что в силу этого такая новая логика будет логикой (и методологией) науки, то есть это была программа развития теории мышления (научной теории особого типа), способной выполнять функции логики и методологии научного исследования ².

Наиболее важными отправными пунктами программы содержательно-генетической логики были:

1. Положение об историческом характере человеческого мышления ³ (генетизм).
2. Положение о зависимости мыслительных форм от мыслимого содержания и тем самым о множественном их характере (содержательность).
3. Положение о приоритетной трактовке мышления в рамках теории как деятельности, а не как знания (активизм).

Реализация программы предполагала исследование и отображение в представлениях и знаниях основных закономерностей мышления, рассматриваемого через призму категории задачи, то есть представленного как решение задач. Проведение подобных «логических» исследований в свою очередь требовало разработки системы средств и представлений, позволяющих анализировать языковые тексты разной природы, разлагая их на части, позволяющие реконструировать процессы мышления как таковые и представлять их как специфически мыслительные.

Первым шагом на этом пути стал анализ предпосылок формально-логического представления о процессах мысли и связанных с этими предпосылками условий и ограничений способов их представления. В ходе анализа был сформулирован принцип параллелизма формы и содержания мышления в качестве основного принципа формальной логики и эпистемологии. Соответственно исходной посылкой логики содержательно-генетической стал отказ от принципа их параллелизма. Этот отказ, в своём позитивном выражении, привёл к выдвижению гипотезы, что мышление является «двухплоскостным» движением, то есть движением одновременно в «плоскостях» обозначающего и обозначаемого, и что генетическое исследование мышления требует анализа и знаковой формы языковых выражений, и объективного их содержания, без понимания которого невозможно действительное выявление структуры языковых выражений.

Предлагались методы анализа объективного содержания элементарных знаний, данного в предметно-практических сравнениях изучаемого «объекта» с «объектами-эталонами» и закреплённого затем в знаковой форме знания. Тем самым мышление и знание в содержательно-генетической их трактовке с самого начала рассматривались в двух аспектах: во-первых, как образ определённых объектов, как фиксированное «знание», во-вторых, как процесс (или «деятельность»), посредством которого этот образ формируется, а потом и используется. Именно процессуальная, или деятельностная, сторона мышления выдвигалась здесь на первый план — сначала в форме предметно-практических операций с реальными объектами, а затем в форме операций со знаками самого языка как с особыми абстрактными объектами, замещающими реальные объекты практического оперирования. В результате формировался подход к мышлению как деятельности особого рода, восходящей по ступеням (плоскостям) знакового замещения. Другими словами, с точки зрения такой операционально-деятельностной теории мышление выступало, прежде всего и по преимуществу, как оперирование объектами, замещение единиц, возникающих за счёт этого, знаковыми формами и надстраивание над этими формами новых уровней за счёт оперирования со знаками.

Согласно принятой программе работа должна была строиться рекуррентно: сначала теоретический дискурс относительно исходных средств анализа, затем логико-эмпирический анализ оригинальных философских и научных текстов, запечатлевших «работу мысли», с использованием конструктивно оформленных средств, потом рефлексия полученных результатов и вновь методологическое разворачивание средств анализа в ходе нового теоретического дискурса, и так далее.

В качестве эмпирического историко-научного материала использовались классические работы Аристотеля и Аристарха Самосского, Евклида и Галилея, Ньютона и Декарта. Анализ подобных образцов научного мышления находился в центре интересов МЛК. Работы проводились на широком историко-научном материале, захватывая понятия и модельные представления молекулярно-кинетической теории газов, структурные модели органической химии и химической физики и так далее.

Наряду с созданием собственно «теории мышления» и логико-методологическими исследованиями на конкретно-научном материале в рамках объявленной программы шла и мета-работа по уточнению исходных представлений о логике, методологии, гносеологии, и так далее, взаимоотношениях между ними, которая, с одной стороны, открывала новые горизонты для дальнейшего развития этой проблематики, а с другой — учитывала сложившиеся исторические традиции философского умозрения.

Согласно развиваемым тогда взглядам, в истории философии сформировалась группа методологических, или эпистемологических, или Логических (с большой буквы), дисциплин, имеющая свой, отличный от предметов конкретных наук, специфический предмет, и этим предметом является отношение объекта и знания в условиях их разделения и противопоставления друг другу.

Предполагалось, что в рамках этой группы дисциплин, объединённых единой предметной основой, между отдельными дисциплинами существуют вполне определённые границы. Для проведения их выделялись две историко-культурные линии и формы философского умозрения — логическая и онтологическая. При этом логика, логические исследования отличались тем, что носили обобщённый характер и выявляли вечную и неизменную структуру разума (логоса), а онтологические исследования носили более частный и частичный характер и внутри себя естественным образом разделились на два направления — собственно онтологическое и методологическое. Причём методологическое направление мыслилось как ответвление онтологической линии, проходящее через всю историю философии и в своём конкретно-философском выражении объединяющее различные попытки объяснить особенности происхождения и употребления тех или иных отдельных понятий, знаний или теорий.

Соответственно такому представлению о генезисе философских направлений и дисциплин обслуживающая науку методология (методология науки) рассматривалась как включающая в себя, с одной стороны, группу логических дисциплин (подразделяющихся на онтологические, гносеологические и формально-логические), а с другой — группу собственно методологических дисциплин (подразделяющихся уже по предметно-научному принципу).

Итоги развития исторически сложившейся формы методологии науки рассматривались в целом как неудовлетворительные. Ибо, с одной стороны, в результате подобного развития налицо достаточно обобщённые и, казалось бы, легко переносимые из одной области в другую понятия логики в широком смысле. Но они не работают, то есть их можно переносить, но незачем. А с другой стороны, есть очень остроумные методологические работы, объясняющие историю тех или иных понятий. Но они всегда носят исключительно узкий характер и не могут быть перенесены на другие области.

Поэтому дальнейшее направление собственной работы МЛК связывалось с переходом от эмпирической методологии к логике, то есть с переходом от понятий, описывающих ту или иную конкретную научную теорию, к описанию структуры понятий того или иного уровня абстракции или этапа развития мышления как такового. Это движение от эмпирической методологии к широким обобщениям рассматривалось как магистральный путь построения логики науки, то есть объяснения «жизни» единичных понятий на основе всеобщих понятий логики. А сама логика (новая логика) трактовалась как верхний, абстрактный этаж эмпирической науки о процессах мышления. Причём логика или теория познания должны быть для этого историческими и операционально представлять собой реконструкцию объекта познания за счёт сопоставления исторически следующих друг за другом знаний о нём.

Общей смысловой рамкой выдвигаемой программы содержательной логики и методологии науки стал «… решающий вопрос: можно ли выбиться из… дурной альтернативы — формальная логика или «психологизм?» Возможна ли непсихологическая теория мышления? Чем должно быть и чем является мышление как предмет изучения действительной методологии науки?» [Щедровицкий 1997: 241].

Здесь прежде всего следует отметить одну наиболее важную особенность МЛК-ММК, с которой был непосредственно связан поиск ответа на «решающий» вопрос о возможности непсихологической теории мышления. Этой особенностью была принятая в рамках этого движения организационная форма интеллектуальной коммуникации — обсуждения идеального содержания, «вбрасываемого» в теоретический коллективный дискурс. Эта была особая форма коллективного взаимодействия, которая позже была отрефлектирована в качестве организационно-практической формы методологической работы как таковой.

В результате, исторически, у поисков решения этого вопроса оказалось два исходных равно значимых начала: 1) рефлексия хода и результатов логико-методологических исследований истории науки и 2) рефлексия формы коллективной организации обсуждения в МЛК/ММК содержания логико-методологических исследований истории науки. В ходе осознания и интеллектуального синтеза этих начал общей работы на первый план в деле разработки аппарата подобных исследований и обслуживающих его представлений и регулятивных метапринципов выдвинулись два ключевых понятия, развёрнутые в дальнейшим в самостоятельные теории — понятия деятельности и системы.

С их оформлением связано создание следующей программы — уже собственно ММК и нового этапа его развития, — программы «деятельностного подхода и общей теории деятельности», направлявшей ход исследований и разработок этого методологического движения с начала 1960-х до начала 1970-х годов. На этом этапе под новым углом зрения были обобщены, сняты и переосмыслены результаты работы в рамках программы содержательно-генетической логики и выдвинуто новое понимание смысла и значения методологии и методологической работы.

Разработка содержания понятия деятельности как специфически методологического понятия было связано с осознанием существования особой реальности, конституируемой механизмом непрерывного снятия реализованных процессов и переведения реализованных процедур в наборы средств и методов. Этот механизм был выделен и опознан как один из основных и наиболее важных механизмов развития мыслительной деятельности и деятельности вообще, «работа» которого приводит в результате к тому, что анализ уже совершенной деятельности меняет её (деятельности) материал и механизм. Отсюда с неизбежностью следовал вывод, что условием построения предмета изучения деятельности должен стать поворот в её категориальном понимании и истолковании.

Такой поворот был невозможен без дальнейшего развития основных понятийных средств и представлений, без изменения взглядов на саму методологию. Среди таких средств в первую очередь следует указать на системно-структурные понятия и представления, которые и стали основными средствами концептуализации деятельностной реальности. В русле ММК-движения складывается особое направление, связанное с разработкой методологии системно-структурных исследований и разработок, с созданием понятийного аппарата системного анализа в качестве одного из основных средств и методов методологии. Расширение проблемного поля и понятийных средств стимулировало в свою очередь изменение представлений о самой методологии. На смену представлению об эмпирической методологии как авторефлексии отдельных наук, как части методологии науки, которая должны быть переработана логикой науки, пришло представление о методологии как о совершенно особой дисциплине, где методология рассматривалась уже не на правах одной из линий в русле научно-познавательной деятельности (методология науки), а в качестве «теории человеческой деятельности», предметом которой является не только деятельность познания, мышление, но вся историческая деятельность человечества.

Для методологии как теории деятельности наиболее важным вопросом становится разработка самого представления о деятельности, её особых модельных и теоретических схем и соответствующих понятийных средств. Среди наиболее важных различений, необходимых для теоретического представления деятельности, были проведены различения «предмета» и «объекта» знаний, «структуры» и «организации», «системы предмета» и «системы объекта», «отношения» и «связи», разработана методологическая версия понятия «система».

Наиболее важным различением, с которым было связано новое истолкование методологии как особой и самостоятельной дисциплины, стало различение «предмета» и «объекта» (знания), в рамках которого предмет знания выступал как иерархированная система замещений объекта знаниями, включёнными в определённые системы оперирования, в которых эти системы замещения существуют реально как объекты особого рода. Главное, что отличает предмет от объекта — он является продуктом познавательной человеческой деятельности и как таковой подчинён особым закономерностям, отличным от закономерностей самого объекта.

Другим краеугольным различением, входящим в экспликацию почти всех системно-структурных понятий, стало различение «отношения» и «связи» между объектами. «Отношение» в рамках этого различения может быть установлено практически между любыми качественно однородными объектами за счёт отнесения к объемлющей их системе (среде) — пространственной, предметной, временной, и так далее. «Связь» же — всегда результат анализа-синтеза (реального или мыслимого) некоторого целого на элементы и вводится для восстановления исходной целостности. Совокупность же модально однородных связей целого образует соответствующую «структуру» (объекта или предмета), а то в них, что объединяется структурой как особой формой, или то, что остаётся, если абстрагироваться от структуры, есть «организация» объекта (предмета).

В свою очередь «система», или, вернее, представление объекта как системы, предполагает, что объект (предмет) является композицией организованных структур: процессуальной, функциональной, морфологической. Такой тип представлений получил название системно-структурных.

Указанные различения составили основу собственно методологической «структурной онтологии», куда наряду с ними вошли понятийные различения «места» и «наполнения» (функции и материала), «функционирования» и «генезиса», «свойств-функций» и «атрибутивных свойств», «организованности» и «системности» и так далее. Среди этих новых понятий (или новых интерпретаций уже существующих понятий) наиболее важными для дальнейшего развития ММК-движения стали понятия «места», «наполнения» и «организованности» (понятия, уточнившего и заменившего понятие организации).

Различение «места» и «наполнения» раскрывало понятие «элемент системы», выделяя в нём, с одной стороны, совокупность связей (функций-требований) с другими элементами, определяющую его особенное место в объемлющей системе, а с другой — тот материал (материальный или идеальный объект), который способен на самостоятельное существование и вне системы, а в ней выполняет возложенные на него функции-требования.

Другим наиболее важным понятием стало понятие «организованности» (хотя у него есть несколько нетождественных интерпретаций) как члена сопоставления «процесс — организованность». Здесь «организованность» есть тот материально-морфологический след, который оставляет «процесс», протекающий в некотором материале и сохраняющийся как его форма и после осуществления «процесса».

В развёрнутых на основе предложенных представлений исследованиях методологическому анализу подвергались системные объекты различного типа, строились структурные модели «рефлексивных» систем, «кентавр-систем» и так далее, уточнялись такие средства методологического анализа, как «псевдогенетический метод», метод «конфигурирования», приём «двойного» знания и так далее.

С помощью понятийных средств методологии системно-структурных исследований и разработок в рамках структурно-функциональной модели социально-производственной системы были введены наиболее важные для дальнейшего развития ММК-движения понятия культурной «нормы» и процесса «трансляции» норм. При этом «норма» (культурная) рассматривалась как образец способа деятельности, позволяющий деятельности непрерывно воспроизводиться (исторически существовать), образец, который отделяется от актуализации деятельности и начинает существовать (транслироваться) в особой сфере (культуры) по своим особым законам.

Эти понятия позволили ввести исходное теоретическое представление «методологической работы» (деятельности) как кооперации по крайней мере трёх типов деятельности: научного исследования, истории культурных «норм» деятельности, методической деятельности.

Через призму системно-структурных представлений и основных схем «теории деятельности» были в свою очередь переосмыслены задачи и подходы собственно методологии науки и общее представление о науке и истории науки. Это переосмысление в первую очередь было связано с выходом за пределы чисто познавательного подхода к науке и рефлектированием практики ММК-движения как особого, деятельностного подхода к социокультурным явлениям.

На этом этапе, в отличие от ранней установки сведения многоразличных подходов и представлений науки к логическим, все предметные представления (социологические, культурологические, социально-психологические, и так далее) признаются важными и существенными для построения теории науки. В свете новых представлений о сути методологической работы исходная ситуация трактуется как типично системная, и основная задача в этой области деятельности понимается как задача построения системной модели науки.

Но признание права и необходимости существования ряда подходов к феномену науки не означало их равноправности, приоритет отдавался логическому подходу как выражающему саму природу научного знания. При этом логический подход отождествлялся не с традиционными, или логико-позитивистскими, представлениями (как исповедующими принцип параллелизма), а с содержательно-генетическим истолкованием сути логической точки зрения, то есть с подходом, для которого логика выступала как «наука о мышлении и научных предметах».

Эта логика, в отличие от той, которая знает в качестве логических единиц лишь схемы предложений и высказываний, берёт на вооружение принцип множественности логических единиц и несводимости их как по функциям, так и по строению к собственно «знанию». Среди таких, несводимых друг другу типов логико-эпистемологических единиц она выделяет: «проблемы и задачи», «факты», «средства выражения и языки», «онтологические схемы», «оперативные системы», «знания» и тому подобное. Объединяющая эти логические единицы логико-методологическая структурная схема представляла научную дисциплину в виде «научного предмета». Научный предмет представляет собой своего рода открытую систему, поскольку такие его элементы, как, например, «проблемы и задачи», являются рефлексивными образованиями по отношению к объемлющим его системам. Они связаны с определённой констелляцией идей, социокультурных условий, людей, их групп и организаций и отражают их историческую взаимосвязь друг с другом; они представляют собой форму пересечения действительности целенаправленных человеческих действий с действительностью истории.

Именно это логико-методологическое представление предлагалось в качестве исходной абстракции для постановки и решения вопросов, что такое наука, где граница между «научным» и «ненаучным», и так далее, и абстрактного основания для последующей связи всех других представлений о науке ⁴.

Основная идея установления подобной связи (системная стратегия) состояла в рассмотрении научных знаний и систем знания как организованностей деятельности и мышления, лежащих на пересечении многих процессов и тем самым принадлежащих одновременно структурам искусственно развёртываемых логико-эпистемологических систем, структурам поведения отдельных людей и групп, структурам исторической эволюции деятельности и так далее и отражающих все эти процессы в организации своего материала. Создание средств и выработка представлений, позволяющих реализовать подобный подход к соотнесению и связыванию логико-эпистемологических, социологических, социально-психологических и других представлений о науке, в начале 1970-х годов выдвигались в качестве главной проблемы и задачи теоретико-деятельностной методологии в ММК-движении.

Такой подход совершенно сознательно исходил из идеи развития мышления и деятельности и в свою очередь рассматривал науку и подобные ей образования как «кентавр-системы», историческое представление о которых как об определённых целостностях должно объединять в себе моменты естественной эволюции, искусственного развёртывания, искусственно-естественного развития и естественно-искусственного становления их подсистем.

С позиции подобных системных представлений выдвинутая Т. Куном идея об отсутствии необходимой преемственности и закономерности в смене одной системы знания другой (научная революция как замена парадигмы) была оценена как недоразумение, вытекающее из-за отсутствия в понятийном аппарате его концепции категорий «естественное — искусственное» и непонимания поэтому соотношения искусственного и естественного моментов в развитии науки ⁵.

Такая трактовка проблем методологии науки возникает в ММК-движении в 1970-е годы, когда теоретико-деятельностные представления получают системную интерпретацию, а в функции основной онтологической реальности выступают уже не мышление и деятельность, а их системная соцелостность — «мыследеятельность». В это же время появляется новое представление о методологии и методологической работе, связанное, во-первых, с осознанием значения изменения практического отношения к науке и расширением на этой основе практических задач методологии вообще и методологии науки, в частности, а во-вторых, с рефлексией работы самого ММК и утверждением регулятивных принципов его работы в качестве парадигматического основания собственно методологической работы вообще. В опыте этой оригинальной работы приходилось объединять и практиковать на равных правах самые разные точки зрения и подходы к её «объектам»: историческую, нормативную, методическую, конструктивную, проектную и собственно научно-исследовательскую. В результате, в процессе реальной мыслительной и практической методологической работы непосредственный интерес сместился от собственно научных установок к постановке проблем взаимоотношения науки и методологии как уже относительно самостоятельных форм «мыследеятельности».

На этой основе складывается новая программ ММК-движения и новый этап его развития — этап «системо-мыследеятельностного (СМД) подхода», охватывающий период от начала 1970-х до начала 1980-х годов.

Последовательно проводимый взгляд на мышление как на функцию от знаковых средств, от используемых в тот или иной исторический период вещных и знаковых эталонов обусловил признание равнозначности множества исторических формаций мышления и предметно-ориентированных форм: мифологического, религиозного, философского, научного, инженерно-конструктивного, проектного, методологического и так далее. С точки зрения такого взгляда на мышление научное мышление выступает лишь в качестве одной определённой формы мыслительной деятельности, оестествляющей часть своих правил конструирования в качестве «законов природы», а совокупность этих правил образует собственное ядро науки.

Такое истолкование «природы» мышления привело к инверсии содержания традиционного взгляда на взаимоотношение науки и методологии. Поворот во взглядах был тесно связан с теоретико-деятельностной трактовкой науки, с разработкой категориальных и теоретических средств и представлений «теории деятельности».

Первая программа исходила из традиционного представления, что методология — наука особого рода и по стилю и по методу, что она есть научная рефлексия над наукой, что она, соответственно, надстраивается над наукой. В рамках СМД-подхода методология рассматривается как более широкое и объемлющее науку образование. Здесь не наука рождает методологию, а методология — науку, в трудах таких мыслителей, как Кеплер, Бруно, Коперник и Галилей ⁶.

Методология, мыслимая в онтологическом горизонте системо-деятельностного подхода, выступает как особое деятельностное образование (суперсистема) — как сфера, или организм, деятельности. Категоризация некоторой системы в качестве «сферы деятельности» подразумевает, что её цель и назначение, в конечном счёте, состоят не в том, чтобы обслуживать другие сферы или организмы, а в саморазвитии — путём переработки материала всей прошлой культуры человечества: ценностей, знаний, значений, смыслов и тому подобное.

Методологии в качестве сферы деятельности свойственна своя особая структура и форма мышления — методологическое мышление, призванное вырабатывать новые средства и новую технологию, а именно средства и технологию надпредметного мышления. С точки зрения такого взгляда на логические и исторические основания методологии нет и не может быть никакого «учения о методах», а возможна лишь методология — как особая организация мыслительной деятельности, центрированная на оснащённой специальными средствами и процедурами рефлексии.

Существование множества формаций мышления противоречило единственности логики. Поэтому, для того чтобы удовлетворить провозглашённому требованию историзма и принципу развития мышления и деятельности, был выдвинут принцип множественности логик. Согласно этому принципу, так как логика есть лишь система средств, нормирующих мыслительную деятельность, то каждая логика опирается на определённый тип методологических дисциплин (между методологическими теориями и логиками существуют взаимные соответствия и связи) и обеспечивает программирование технологий мыслительной работы, то есть сама является особой знаково-знаниевой технологией.

В контексте подобных представлений и наука выступила прежде всего как совокупность сложноорганизованных, кооперированных организмов и сфер деятельности, разделившихся внутри себя на ряд организованностей — специализированных научных предметов. Самодвижение науки в качестве сферы деятельности и есть первая реальность, из которой необходимо исходить в рамках методологии науки, всё остальное — лишь исторически меняющиеся и исторически преходящие наши представления о природном и социальном мире.

С точки зрения такого представления о науке ушли в прошлое механизмы естественного развития научно-исследовательской деятельности и знания. В современной научно-исследовательской деятельности ядерной деятельностью оказывается уже не познание как таковое, а организация, руководство и управление. Современная полнообъёмная, кооперированная научно-исследовательская деятельность является эффективной только в том случае, если над ней развёртываются в чистом и полном виде социотехнические структуры организации и управления. И именно методология как новая форма организации человеческой мысли, способная соединять разные стили и способы мышления, призвана обеспечивать оргуправленческую работу соответствующими знаково-знаниевыми средствами.

Методология, способная выполнять подобные «обязательства», сама должна быть сложноорганизованным и многоплановым целым. Согласно развитым к началу 1980-х годов в рамках ММК-движения представлениям, уже в чисто синхронном плане структурно-системная методология оказывается не просто сложной структурой и сложной системой, а гетерогенной и гетерархированной системой, имеющей как ступенчато-иерархизированное, так и «матрешечное» строение.

Общая «картина» системно-структурной методологии включает здесь пять слоёв (уровней), каждый из которых как бы надстраивается над предшествующими и ассимилирует его: 1) слой «практических деятельностей», в качестве каковых выступают инженерно-конструкторские, оргуправленческие, педагогические и другие подобные «практики»; 2) слой научных, инженерных, проектных и прочих «предметов»; 3) слой ориентированных на соответствующие предметы частных методологических разработок (методологий); 4) слой общей методологии; 5) слой метаметодологии (системной авторефлексии методологии) [Щедровицкий 1981].

Каковы же сущностные черты такого «культурного проекта» и программы организации методологии?

Всякое понятие, — как-то отметил А. А. Любищев, — легче всего определяется указанием противоположного ему понятия. Понятие о методологии, методологической работе всегда так или иначе вводилось путём противопоставления, с одной стороны, философии и философскому способу мышления, а с другой — естественнонаучному.

Прежде всего, и это отличает методологическое мышление (как философское по типу) от конкретно-научного (естественнонаучного), оно ориентировано на «деятельностную», а не на «природную» действительность.

Подобная ориентация означает, что объективация результатов (продуктов) такой мыследеятельности обеспечивается путём их отнесения (проекции) к организационно-деятельностной онтологии (нахождении их места в «картине мира» человеческой деятельности). Но вместе с тем это противопоставление не является абсолютным, поскольку «деятельность» здесь — не субстанция, существующая наряду с «натуральным объектом» как другой субстанцией. Это всегда деятельность с объектом, интенционально укоренённая в нём.

Тем самым натурально-объектная онтология оказывается в методологическом мышлении включённой в деятельностную онтологию. А «сами «натуральные объекты» рассматриваются при этом как особые организованности мыследеятельности, создаваемые внутри философии и естественнонаучных предметов наряду с другими; естественнонаучная ориентация на так называемый натуральный объект оказывается лишь одним из многих подразделений в организации наших знаний и нашего мышления» [Щедровицкий 1981: 207].

Методологическое мышление и деятельность отличают не только направленность на деятельностную действительность, но и особое, рефлексивное отношение к ней, обеспечивающее включённость самой методологической мыследеятельности в деятельностную действительность (сопричастность ей). Оно может быть определено как действенное (воздейственное) отношение в отличие от натурально-созерцательного.

Именно здесь следует искать предпосылки того взгляда на методологию, который рассматривает её в качестве «формы организации» мышления, способной выполнять «специфическую функцию регулярной основы теоретической деятельности» [Методологические проблемы… 1984: 7], определять «направление и конечные цели данного вида деятельности» [Ракитов 1982: 23], «оптимизировать и регулировать» процесс познания [Эвристическая и методологическая… 1980].

Учитывая эту особенность, методологию можно трактовать как сферу и форму деятельности, направленную на выработку парадигм ассимилируемой ей «практической» деятельности. Очевидно, именно это обстоятельство имеется в виду, когда «методология науки мыслится как прикладная дисциплина инженерного типа, а её предмет — как задаваемый в первую очередь не спецификой изучаемой деятельности, а совокупностью задач, решение которых надо обеспечить необходимыми средствами» [Розова 1985: 13].

В методологии вырабатываются и обращаются парадигматические единицы разной природы (проекты, конструкции, ориентации, нормы, предписания) и степени общности (установки, принципы, приёмы, и так далее). Однако следует отметить, что со структурно-функциональной точки зрения далеко не всё, что находится на её вооружении, имеет парадигмальный характер, точно так же, как в научной деятельности (науке) фигурируют отнюдь не только знания, но и качественно иные логико-эпистемологические единицы (проблемы, методы, и так далее). Необходимым «материалом» методологического мышления и деятельности являются именно знания, и прежде всего научные знания.

Отличительной особенностью их соорганизации, условием превращения в собственно методологическое знание следует считать соединение «знаний о деятельности и мышлении с знаниями об объектах этой деятельности и мышления или, если перевернуть это отношение, непосредственно объектных знаний с рефлексивными знаниями» [Щедровицкий, 1981: 204].

Подобная «конструктивизация» знания, придание ему «позиционного» характера — прямое следствие деятельностной ориентации, в силу которой натурально-объектная онтология оказывается включённой в деятельностную (организационно-деятельностную).

Следует иметь в виду, что само противопоставление знания и парадигмы носит категориальный характер и, следовательно, не абсолютно в отношении самих предметов категориальной идеализации. В генетическую структуру любой парадигмы так или иначе включены знания, поскольку «методологические принципы не есть произвольная конструкция ума, но итог, вывод из истории познания и практики» [Эвристическая и методологическая…, 1980: 79].

Справедливо и обратное утверждение (относительно знания). А это значит, что процесс «превращения» парадигм в знания и знаний в парадигмы — необходимый момент развития самого универсума человеческой деятельности. Следовательно, только учёт исторического развития науки и других форм общественно значимой мыследеятельности как феноменов культуры может стать реальной гарантией продуктивности любой методологической парадигмы.

Принцип единства объектного и рефлексивного знаний непосредственно приводит к своего рода методологической версии «конкретного» и соответственно «восхождения от абстрактного к конкретному». Множественность представлений выступает здесь в качестве характерного и объективного момента методологической мыследеятельности, как выражение множественности самих позиций «деятеля» относительно объекта, способов его освоения.

Но сама по себе множественность не есть «конкретное», она в свою очередь должна быть преодолена новым единством, требующим объединения знаний, полученных в разных позициях. В методологии такое «объединение разных знаний происходит, прежде всего, не по схемам объекта деятельности, а по схемам самой деятельности» [Щедровицкий, 1981: 206]. Ведь потребность в объединении знаний возникает тогда, когда «один и тот же» интенционально заданный объект становится общим для разных форм деятельности с ним, то есть тогда, когда возникает их кооперация. Представление о кооперации деятельности и выступает в качестве основного средства объединения разных знаний об объекте, средства их методологической конкретизации.

Принцип кооперации может быть рассмотрен как один из основных принципов методологической мыследеятельности. Использование его для авторефлексии, то есть в качестве не только методологического, но и метаметодологического, способствует выявлению основной специфики методологии и методологического метода. В свете этого сама возможность методологической мыследеятельности как новой формы организации мышления и деятельности обеспечивается отображением и тем самым воспроизведением в ней основных форм и способов культурно-значимого освоения объекта, выработанных в ходе исторического развития человеческой деятельности. Осознанным предметом рефлексии и культурной инновации становится в этом случае сама их кооперация, варьирование которой открывает новые измерения в культурно-историческом пространстве человеческой деятельности и порождает её методологическую форму. В ней принципиально объединены проектирование, критика и нормирование с исследованием и познанием, в целях выработки парадигм, обеспечивающих воспроизводство и развитие деятельности.

Если в 1970–1980-х годах развитые представления о методологии и методологической работе носили сугубо внутренний характер и практиковались за пределами собственно ММК лишь эпизодически, то 1980–1990-е годы — это годы формирования особой сферы и формы методологической практики.

Тезис о том, что методология — это не просто учение о средствах и методах мышления и деятельности, а форма организации и в этом смысле рамка всей мыследеятельности и жизнедеятельности людей практически означал, что её нельзя непосредственно транслировать как знание и набор инструментов от одного человека к другому, а можно лишь выращивать, включая людей в новую для них сферу методологической мыследеятельности и обеспечивая им там полную и целостную жизнедеятельность. Но к тому времени существовала лишь одна такая «рамка» — сам методологический семинар с его особыми организованностями мышления и деятельности как самовоспроизводящаяся форма междисциплинарной коллективной интеллектуальной коммуникации. В последующие годы появляется и оформляется новый способ трансляции практических форм коллективной организации мыследеятельности — организационно-деятельностные игры (ОДИ).

Хотя создание и практика ОДИ были основательно фундированы и всем арсеналом концептуальных средств методологии, и опытом многолетнего руководства методологическим семинаром, новая, игровая действительность оказалась настолько сложной (как в содержательном, социокультурном, так и в пространственно-временном отношении), что отрефлектировать и описать её общезначимым образом с помощью существовавших средств было невозможно. Потребовались иные теоретические средства, понятия и язык (вплоть до нового самоназвания — системо-мыследеятельностная методология (СМД-методология)), интеллектуальные и оргпрактические технологии, игротехники и психотехники.

В результате рефлексии мыслительного и практического опыта проведения игр было разработано представление об ОДИ как о многофокусной организационно-технической системе, имитирующей реальную социокультурную ситуацию и включающей по меньшей мере три фокуса управления ей — методологический, исследовательский и игротехнический, находящиеся в конкурентных отношениях между собой. В свою очередь развитие теоретических представлений о деятельности и мышлении привело к выделению трёх различных «пространств» (топов) в схеме мыследеятельности — мыслительного, мыслительно-коммуникационного и мыследействования. С помощью подобных представлений в практике ОДИ осуществляется организационно-практический и организационно-технический синтез разных видов мыследеятельности — программирования и проблематизации, организации и коммуникации, и так далее — как составляющих комплексной и системной формы организации коллективной мыследеятельности.

Ещё раз следует отметить, что особенности взгляда на методологию и на соотношение методологии и других сфер человеческой деятельности, прежде всего науки, который был развит и практикуется в ММК-движении, определяется деятельностным подходом к социокультурным явлениям. Сам же этот подход состоит в переводе нашего внимания и наших интересов с объекта как такового на средства и методы нашей собственной мыследеятельности, творящей объекты и представления о них. Ибо «наши представления об объекте, да и сам объект как особая организованность задаются и определяются не только и даже не столько материалом природы и мира, сколько средствами и методами нашего мышления и нашей деятельности» [Щедровицкий, 1995: 154].