Пётр Георгиевич Щедровицкий:
Культура и мышление.
Лекция

I

Прежде всего, я хотел бы обратить ваше внимание на специфику процесса тематизации, который стоит за (подразумевается за) сложно-составными темами. Например, широко известная работа Льва Выготского «Мышление и речь» (1934), или скажем, работа Павла Блонского «Память и мышление» (1935). Подобные темы предполагают со стороны размышляющего переход от понятийной работы, ориентированной на построение объекта понятия, к «прорисовке» онтологической картины или сложного онтологического поля ¹. Этот момент очень важен в логическом и методологическом плане.

Работа, которую я буду проделывать (и которая будет выражаться в тексте моего доклада) может быть охарактеризована как процесс считывания содержания с некоторой противостоящей или представленной онтологической картины. То, что в логике носило название суждения может быть понято как результат подобного считывания. Само считывание становится возможным, благодаря особым интеллектуальным процессам: созерцанию, воображению и умозрению.

Функция считывания содержания с некоторого противопоставленного нам онтологического поля (онтологической картины) и выражение в речи результатов этого считывания является одной из основных методологических (философских) техник. Она тесно связана с эйдетическими способностями, способностями апперцепции и продуктивного воображения (если пользоваться терминологией И. Канта).

Мышление вырастает из функции схематизации, а не из речи = языка, как это считают другие философы.

II

Понятие культуры возникает в интеллектуальной рефлексии (или в понимающе-организованной рефлексии) в тот момент, когда предметом анализа становится ситуация конфликта и взаимодействия различных типов деятельности (или образов жизни). Понятие культуры с самого начала объединяет два разных смысла: один смысл возникает во внешней позиции (наблюдателя), а второй смысл возникает во внутреней позиции (в позиции участника этого конфликта).

В числе базовых можно выделить следующие ситуации:

• ситуацию освоения и производства в области сельского хозяйства (когда человек сталкивается с природой и ставит по отношению к ней некоторые внешние цели; пытается как-то переорганизовать природу, для того, чтобы она обслуживала его потребности);
• ситуацию создания семьи и брака; в том случае, если муж и жена принадлежат к различным общинам (к различным группам) и в той мере, в какой в определённый исторический период развития человечества брак в качестве одного из ведущих требований предполагал, что жена беретс из другого сообщества (из другой общины, группы);
• ситуацию захвата одним народом другого; подобные ситуации становятся типичными в рамках формирования империи (в частности — Империи Александра Македонского, Римской Империи); в них приходится рефлектировать и анализировать вопрос о движущих силах и причинах, заставляющих различные группы (этнические, религиозные) принимать в конфликтных ситуациях определённые решения ².

Эти ситуации сразу же выдвигают проблему соотнесения (связи) двух образов жизни, двух типов культурных нормировок.

Какое-то время понятие культуры нормально функционировало в рамках детерминистской картины мира. Это понятие вполне могло интерпретироваться и рассматриваться в логической связке причина = действие, когда культурная норма или требование, идущее из традиции, фактически трактовались, как причина некоторого поступка (акта поведения) в конкретной ситуации.

III

В традиции философских размышлений о культуре с самого начала была заложена проблемная ситуация (проблемный узел), который остался неразвёрнутым и неразрешённым до сих пор. Как известно, начиная с Руссо культура толкуется как содержание всеобщей истории человечества, как-то что, объединяет людей, делает их подобными или объединёнными общими культурными рамками. С другой стороны, понятие культуры всё время употребляется и используется как синоним специфического, той группы норм (образцов, эталонов поведения), которые определяют действия данной малой группы (малого сообщества) и, в пределе, отдельного человека.

Этот момент: когда с одной стороны культура толкуется (трактуется) как общее для рода человека, а с другой стороны, как причина (основание) различий (в частности, этнических, профессиональных и даже — индивидуальных) создаёт разрыв, проблемный узел, проблемную ситуацию в рамках которой, с моей точки зрения, развёртывается динамика этого понятия в течение нескольких столетий.

И в той и в другой ориентации до сих пор не удалось превратить культуру в объект и предмет научного исследования.

Причины такого положения дел очевидны. Если мы берём в качестве отправной точки трактовку культуры как общего, то так понимаемая культура может быть лишь предметом рамочного (категориального) философского размышления и философско-методологического проектирования. Если же мы берём культуру как-то, что отличает, разделяет, является причиной и механизмом спецификации и уникализации, то современная научная методология не позволяет работать с такого рода образованиями. В лучшем случае мы вынуждены переходить к методам понимающего исследования, к герменевтике и истолкованию или, даже, ограничиваться некой имитацией, интроекцией и попытками отрефлектировать и объективировать результаты этой имитации.

Во втором направлении есть ещё одна проблема, которая недостаточно отрефлектирована в социальных и гуманитарных науках.

Остановимся на позиции наблюдателя или понимающего исследователя, который начинает анализировать культуру той или иной группы (того или иного сообщества). Для того, чтобы осуществить работу включённого наблюдения, он должен взять культуру (специфический набор норм) данной группы как культуру-для-себя, а следовательно, хотя бы в имитации стать членом этой группы и принять данный набор норм, регулирующих в том числе и его собственное понимание и интерпретацию.

Естественно, что такое включение в регион действия данных культурных норм лишает исследователя статуса внешнего наблюдателя и создаёт целый ряд проблем. С ними, на мой взгляд, столкнулась социология культуры и не смогла их разрешить. Социология культуры подменила исследовательские цели задачами составления альбома (гербария), в котором различные культуры берутся и обозначаются назывным образом как не = культуры. Специфическая смыслонаполненность, которая превращает нечто (некий знак или предмет) в норму для данной группы оставалась при этом за границами анализа. Культура как специфическая функция быть нормой (становиться нормой) не может быть схвачена, с моей точки зрения, через имеющиеся у нас на сегодняшний день методы понимающего исследования.

В современной философской традиции и в комплексе социальных наук понятия культуры на сегодняшний день нет.

IV

Системо-деятельностный подход, вслед за рядом других школ и направлений, возникших в конце прошлого и начале этого века делает попытку выстраивания новой онтологической картины мира. Эта картина претендует на разрешение ряда проблемных ситуаций накопившихся как в естественных, так и в социальных науках (точнее было бы говорить о дисциплинах, в той мере в какой научное оформление этих социальных дисциплин произошло не полностью или совсем не произошло).

Системо-мыследеятельностный (системо-деятельностный) подход кладёт в основание онтологического конструирования категорию Деятельности и рассматривает все остальные явления (феномены) как процессы и организованности в деятельности.

Второй пласт этого подхода, связан с понятием системы и системности. Если мы утверждаем про некоторое явление, что оно должно браться (рассматриваться, толковаться, интерпретироваться) как элемент некоторой более «широкой» системы, то мы, с самого начала вынуждены переходить к функциональному анализу. Появление в социальных дисциплинах, методологии науки (исследования) и в рамках системо-мыследеятельностного подхода методов функционального анализа и попытка трактовать различные организованности как узлы пересечения нескольких различных функций — есть результат применения системного подхода и требований рассматривать окружающие нас явления как элементы систем ³.

В оппозицию к названным мной и коротко-охарактеризованным направлениям, системо-мыследеятельностный подход с самого начала трактует культуру (культурные нормы) как организованность деятельности. При этом, на передний план выходит функциональная интерпретация культуры (интерпретация культуры как узла функций) в противоположность морфологическому описанию тех или иных культур (содержаний культуры).

Культура трактуется как единство (средоточие, узел) нескольких функциональных отношений (связей и зависимостей) и именно пересечение (наложение) этих различных функциональных зависимостей при таком подходе выступает как источник получения специфических характеристик рассматриваемого явления, в отличие от сущностных характеристик, которые есть ни что иное как отнесение данной организованности к той или иной системе, точнее — к той или иной системной целостности.

Этот момент до сих пор, и в философии, и в методологии (особенно — в критике структурализма и функционализма) отрефлектирован далеко недостаточно.

V

В рамках системо-мыследеятельностного подхода вводится схема, которая носит название схемы воспроизводства деятельности и трансляции культуры ⁴. Название этой схемы очень часто вводит в заблуждение тех, кто работает с этим представлением, но при этом не смог преодолеть натуралистической ориентации сознания. Из названия (имени этой схемы) можно сделать вывод, будто бы «культура» введена на этой схеме как некоторый специфический предмет мысли.

На мой взгляд, специфика и сила этой схемы состоит в том, что культура трактуется как модус бытия (существования) любой организованности в деятельности, как модус бытия деятельностного вообще.

Смысл схемы воспроизводства заключается в том, что процесс воспроизводства кладётся как базовый (основной фоновый) процесс, характеризующий все в деятельности.

Любая организованность рассматривается как имеющая несколько форм своего существования и две предельные (полярные) формы закрепляются и символизируются на схеме. При дальнейшей онтологизации и объективации схемы, мы трактуем одну из форм существования деятельностного (один из модусов бытия) как культуру, хотя правильнее было бы говорить, что нам удалось расщепить (разделить) и зафиксировать как отдельные друг от друга две формы существования деятельности: культурную форму (форму существования как культуры) и реализационную форму (как ситуации).

После слова «культурная» можно в скобках поставить «нормативная», «эталонная» и так далее.

VI

Как я уже говорил, за счёт привлечения средств системного подхода происходит отказ от морфологических трактовок «культуры» и, вместе с тем, от всех содержательных интерпретаций. Если «культура» и схватывается каким-то образом на этой схеме, то она схватывается в форме своих функциональных (а значит системных) характеристик относительно процессов воспроизводства деятельности. Точнее было бы сказать, что «культура» выводится из деятельности; а сама Деятельность вводится как единство и связь двух процессов — процесса трансляции и процесса реализации.

При более глубоком обсуждении конструкции самой схемы, имеет смысл подчеркнуть, что это не одна, а несколько разных схем, «нарисованных» друг на друге.

При объектно-онтологических интерпретациях схемы воспроизводства необходимо использовать метод пошаговой объективации. В этом случае понятие культуры получает (может получить) несколько разных слоёв интерпретаций. Фактически, один раз онтологизируется поле деятельности (через идею воспроизводства), а другой раз онтологизируется способ воспроизводства через идею нормы.

VII

Схема воспроизводства обосновывает принцип отделения деятельности от сознания. Можно утверждать, что схема воспроизводства есть ни что иное, как попытка категориально закрепить и утвердить тезис о том, что деятельность не имеет прямых отношений к сознанию, а сознание к деятельности.

По способу участия отдельного человека в сложных системах деятельности мы никогда не сможем получить отражение всей деятельности (всего универсума или всей системы деятельности) в индивидуальном сознании. Поставив вопрос о воспроизводстве деятельности, мы уже не можем апеллировать к индивидуальному сознанию, а вынуждены обращаться к другим процессам, в которых сохраняется (и передаётся) целостность деятельности — в отличие от тех проекций и аспектов, которые улавливаются (схватываются) индивидуальным сознанием.

Именно этот момент расщепления деятельности и сознания, а также утверждение о том, что деятельность должна транслироваться для своего воспроизводства в иных формах, чем те формы которые доступны сознанию — создаёт культуру. Культура — это то, что противостоит сознанию и обеспечивает воспроизводство деятельности. За идеей культурного в схеме воспроизводства стоит латентный смысл, связанный с понятиями (категориями) объективации и нормировки. Для того, чтобы произошёл отрыв от индивидуального сознания и перевод деятельности в культурную форму нужна специальная работа: работа де = субъективации (разотождествления, окультуривания).

Под «сознанием» я имею в виду индивидуальное и психологизированное, а не трансцендентальное сознание. Я не обсуждаю все те версии, при которых сознание по объёму трактуется как тождественное универсуму. В этом смысле, идея воспроизводства возникает на волне антипсихологизма в логике и онтологии.

VIII

Как всякая схема, построенная методом понятийно-фокусной схематизации ⁵, схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры может быть вывернута через любое из своих подпространств. Следовательно, на базе этой схемы может быть построено, по крайней мере, две схемы следующего порядка — одна из них будет предполагать, что процессы трансляции культуры охватывают и подчиняют себе процессы реализации в ситуации и социетальные процессы (в широком смысле этого слова), а вторая версия будет состоять в том, что социальная ситуация охватывает (рефлексивно ассимилирует и подчиняет себе) процессы трансляции культуры.

Во втором случае, когда мы делаем упор на процессах воспроизводства существующей социальной организации, происходит схлопывание каналов трансляции культуры, снижается разнообразие процессов трансляции (в процессах трансляции), устраняются сложные формы деятельности. Возможно возникновение таких предельных случаев, которые с лёгкой руки А. А. Зиновьева ⁶ получили название социальных коммун или социальных машин.

Схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры является, прежде всего, логической схемой и задаёт два модуса бытия деятельностного. Условием онтологизации этой схемы является введение дополнительного представления о массовых процессах.

Если мы вводим такого рода дополнительное понятие (обеспечивающее онтологизацию), то получается, что функция «быть культурой» (то есть транслироваться и реализовываться в социетальных ситуациях) может выполняться безотносительно к морфологическому наполнению самого блока культуры.

Подобное «вымывание» морфологического наполнения (или содержания) культуры при сохранении её функций (точнее при сохранении функций трансляции и реализации) создаёт возможность декультурации как массового процесса. При этом, для внешнего наблюдателя все функциональные характеристики культуры будут сохраняться, а у включённого наблюдателя не возникнет никаких сомнений, в том, что он наблюдает и понимает культуру и культурно-опосредованные формы деятельности.

Обратное выворачивание — когда стратификация общества (социальная стратификация) и организация социальных ситуаций идёт по нормативному (в частности — по профессиональному) параметру (критерию). Социальные изменения реализуются только через культуру, а социальная организация оказывается ничем иным, как формой поддержания степени дифференцированности каналов трансляции и разнообразия культуры.

IX

Введение схемы воспроизводства деятельности и трансляции культуры, а также трактовка культуры через введение вспомогательного понятия нормы, как одной из форм существования деятельностного создаёт предпосылки для отождествления мышления и деятельности, а вместе с тем — для трактовки развития, как того процесса (или той совокупности процессов), которые надстраиваются и вырастают из воспроизводства.

Если мы стоим на той точке зрения, что мышление не-есть деятельность (или хотим провести и утвердить различие этих процессов), то нам придётся констатировать, что мышление противостоит культуре.

Мышление как не = деятельность оппозиционно культуре как модусу деятельностного. Если мышление не деятельность, то мышление противостоит культуре. И наоборот, только то мышление культурно, которое — деятельность.

За счёт чего мы рассматриваем и трактуем мышление как деятельность? На мой взгляд, за счёт того, что мышление и генетически и систематически связывается с речью-языком. Установление сущностной связи мышления и речи-языка, использование оппозиции речь-язык как аналога оппозиции норма-реализации (по схеме воспроизводства), развёртывание Гумбальдто-Соссюровской методологии и традиции трактовки мышления через призму этой оппозиции — есть кардинальная ошибка (редукция), приводящая к ложным интерпретациям в трактовках мышления.

В рамках этой трактовки язык является ядром культуры, он задан нам, мы овладеваем языком и на основе его возможностей начинаем творить речь в конкретных ситуациях.

Если мы на секунду предположим, что мышление сущностно никоим образом не связано с речью; что все формы связи мышления с речью являются вторичными (превращёнными) формами связи, то мы можем начать раскручивать схему воспроизводства и пытаться найти другие схемы и другие рамки для интерпретации мышления как особого мира (как особой интеллектуальной способности).

X

Всякая категория имеет латентную функцию объективации. Анализ логической структуры категории развития приводит к закономерному выводу о том, что проекция этой категории (как логической) на объектно-онтологическую доску создаёт там потенциированную (гипотетическую) предельную онтологию. Содержание этой онтологии соответствует содержанию идеи мирового Разума или Мирового Духа.

Московский методологический кружок (ММК), выдвинув программу эмпирического анализа (исследования) мышления на материале сложных текстов, содержащих изложение рассуждения или процесса решения задачи и, одновременно, принимая в качестве рамочной идею развития и применяя эту идею к мышлению, с самого начала попадал в ситуацию, когда в пространстве мысли и анализа было два мышления: одно мышление — которое вылавливалось в процессе анализа текста, содержащего рассуждение (мышление как рассуждение, решение задачи, мышление как дискурс и далее мышление как деятельность), а другое мышление, которое бралось из идеи развития, из опрокидывания принципа развития на объектно-онтологическую «доску» (как мировой Разум).

Там где есть, по крайней мере, два мышления, там потенциально, есть много мышлений.

Разрыв между границей предельной онтологии и тем, что могло быть вычерпано и положено (объективировано и опредмечено) как результат исследования текстов рассуждений (решения задач) создавало потенцию для развёртывания, в которой происходило дальнейшее движение.

XI

Схема мыследеятельности представляет собой результат схематизации и сополагания разных форм существования мышления: мышления-как-деятельности, мышления-как-мысли-коммуникации (речи-мысли), мышления-как-рефлексии, мышлениякак-понимания, и чистого мышления, олицетворяющего чистую потенцию (открытость) мышления в его стремлении к пределу мирового Разума.

Слой чистого мышления в схеме коллективной мыследеятельности есть открытый слой, не заполненный никаким предметным содержанием — чистая возможность. Существование этого верхнего слоя как потенции задана рамкой мирового Разума и границами его потенциированной онтологии. Здесь действует принцип зеркала, от которого отражаются и возвращаются назад в сферу мирового Разума все частные формы мышления. Движение идёт снизу через предельную границу и внутрь, в направлении увеличения плотности мирового Разума.

Вместе с тем, наличие разрыва и незаполненного пространства (пространства открытого для других форм мышления) позволяет трактовать мышление как творчество, поиск и открытие новых возможностей, а значит как источник развития.

Складывается парадоксальность, по своим формулировкам похожая на диалектическое противоречие: мышление-есть-деятельность и мышление-одновременно-не-есть-деятельность.

Возможность снятия этого и подобных парадоксов с самого начала заложена через принцип множественности форм существования любой организованности в деятельности (мыследеятельности). Теперь перед нами стоит задача выделить эти различные формы существования мышления и культуры как разные формы одного и того же, а затем — связать и объединить эти разные формы существования мышления и культуры через понятие цикла жизни организованности в мыследеятельности и конкретные схемы циклов данных организованностей.

XII

Культура и культурная нормировка может быть представлена как результат обработки мыслительного прорыва. Возможность превращения мышления в культуру и воспроизводство мышления как деятельности на основе культурной нормы (без устранения сущностных характеристик мышления как источника инноваций), задано границей мирового Разума.

Если мы признали существование сферы мирового Разума, то мы можем применять культурную обработку к результатам мыслительного прорыва, не опасаясь, что тем самым мы уничтожим мышление.

Культура может и должна рассматриваться как возникающая в ситуации коммуникации за счёт метарефлексии и особой обработки результатов мыслительного прорыва, за счёт фиксации следа прорыва и за счёт выделения системы подпорок (протезов), которые передаются «входящему» в деятельность (неофиту) для того, чтобы он мог освоить эту деятельность. Содержанием культуры является набор протезов и костылей для деятельности, методов мышления и деятельности (как тех добавок, которые передаются понимающему или осваивающему деятельность, для того чтобы он мог осуществить её с опорой на интериоризированные средства и способности) ⁸.

В этом смысле, культура всегда частична, всегда неполноценна относительно целостности мыследеятельности и никогда не даёт возможности даже для воспроизводства.

Культура возникает в ситуации коммуникации, как подчинённая задачам образования и обучения, ориентированного на передачу деятельности и мышления; такого рода представление альтернативно той картинке, которую выдвигает Библер, когда обучение строится в рамке культуры и является ничем иным как эпифеноменом культуры. С моей точки зрения, идея диалога культур является принципиально ложной.

XIII

Вместе с тем, мышление имеет свою воспроизводственную часть; будучи по своим базовым характеристикам прорывом и отказом от нормировки, мышление всё время нормируется и вычерпывается культурой, замещается и заменяется культурой. Понятие «культура мышления» аналогично трактовке мышления как деятельности, как реализации нормативной базы. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что именно за счёт механизмов культуры (через превращение в деятельность) мышление отрывается от сознания и становится не = сознанием. Мышление противоположно сознанию в той мере, в какой оно есть деятельность; в той мере в какой мышление не есть деятельность, мы сталкиваемся с принципиальной историчностью мыслящего сознания. Для того, чтобы воспроизводиться, мышление вынуждено становиться не = мышлением.

XIV

Можно интерпретировать культуру как фильтр, который опосредует реализацию мышления в деятельности.

Мышление по своей направленности (установке) тотально; в тотальности мышления основа претензии культуры на статус общей рамки. Культура в той мере всеобща, в какой она есть результат рефлексии и нормировки мыслительного прорыва.

Реализация мышления в деятельности всегда локальна или региональна. Фильтр, через который проходит мышление на этапе реализации — суть культура. Культура это мембрана (сито, фильтр), который запрещает (накладывает ограничения) на реализацию мышления и, в частности, на тотальность претензий мышления.

Из этого можно сделать вывод, что понятие региона есть результат наложения мышления на деятельность; форма осуществления процесса реализации мышления в деятельности.

XV

Если вернуться к результатам трактовки онтологизации и объективации схемы воспроизводства на материале массовых процессов, то можно сказать, что в тех случаях, когда социальные структуры охватывают культуру и подчиняют её себе, возникают не опосредованные культурой нормы; нормы передаются не через культуру, а через коммуникацию. Это есть источник возникновения коммуникационных метасистем, примерами которые могут быть образование и политика.

Последние возникают и формируются в той мере, в какой функция передачи норм перестаёт опосредоваться специальной обработкой и процессами трансляции.

Мета-системы вытесняют и выталкивают культуру, подменяя культурные нормы конвенциональными нормами, возникающими в мета-системах построенных на коммуникационном основании. Разрушение культуры, над которым так долго страдают философы это — результат их работы по защите коммуникации и пропаганде диалога, а также — по созданию соответствующих мета-систем.

В той мере, в какой эти мета-системы вытесняют культуру, они порождают мышление. Мышление замещает каналы трансляции культуры и механизмы культурно ориентированной нормировки, «втекает» во все структуры и места которые раньше занимала культура.

Ошибочны все попытки свести мышление к логике. Логика есть форма организации мысли = коммуникации. В этом смысле, Аристотель конечно же политик и педагог, а — не философ, и тем более не методолог.

Необходимо разделять ситуативные и предметные формы организации. То, что в мышлении мы называем предметной организацией, в деятельности становится культурой. С моей точки зрения, вышесказанного достаточно для построени достаточно сложной и детализированной схемы цикла жизни мышления — культуры.