Вадим Маркович Розин:
Социокультурное проектирование и программирование.
Лекция

Моё сообщение предполагает два предварительных момента:

1. Что вы интуитивно понимаете, о чём идёт речь. В том плане, что речь идёт о возможности создания новой социальной действительности. В истории, естественно, это понимается совершенно по-разному.
2. Вы имеете интуитивные представления о проектировании и программировании. В нашей культуре эти вещи достаточно понятные, но тем не менее я хочу проговорить, что когда мы говорим о проектировании, то у нормального человека сразу возникает образ разных проектов, таких как архитектурные проекты, проекты самолётов, проекты культуры, образования… Я специально так перечисляю. При этом предполагается, что существует некоторая предварительная работа по созданию проекта, это может оформляться в виде чертежей, схем, картин, макетов, фото- и пресс-форм. Представление проекта могут быть самые разные, классический вариант — бумажный, сейчас уже может быть в бумажно-электронных вариантах.

И ещё предполагается, что есть принципиальное разделение труда — одни люди создают проекты, другие их реализуют. Если вы берёте стандартный, классический вариант проектирования, например, проектирование зданий или проектирование городов, то есть люди, которые занимаются разработкой, проекта и соответствующая сфера, которая называется проектированием, и есть другая сфера, где эти проекты реализуются. Поступает проект на вход, а на выходе должно быть то сооружение, которое ему соответствует.

Когда же мы говорим о программах, то речь идёт немного о другом. Я сейчас задействую ваше интуитивное представление. Можно говорить о программах партии, все могут вспомнить «Манифест Коммунистической партии». Как правило, в таких программах есть задание некой ситуации и её анализ, затем выставляется некоторая цель, к которой осуществляется движение, рассматриваются этапы движения к этой цели и условия и средства, которые обеспечивают её достижение. Вот этой исходной интуиции нам будет достаточно.

Теперь мы перейдём к набрасыванию эскиза, или картины развития этой проблематики. Естественно, я буду брать только узловые точки, это не будет история, а будет логический генезис, обозначение точек.

Античность

Первая такая точка связана с Античностью по многим основаниям. Во-первых, потому, что именно в Античности складываются предпосылки проектирования вообще, то есть появляются знаковые средства, на основе которых разрабатываются какие-то сооружения. Во-вторых, появляются научные составляющие, появляется философия. Здесь нас будут интересовать конкретно работы Платона, прежде всего «Государство» и «Законы», а также по позиции другая его работа — «Пир».

Видимо, именно Платон (хотя до этого, вероятно, были и другие подходы) сформулировал саму эту ситуацию и точку, от которой всё стало разворачиваться. В поздних работах Платона «Государство» и «Законы» мы видим, что Платон набрасывает и детально обсуждает проект того, что потом получило название «идеального государства». Начинает он, как всегда, с критики тех форм государственной жизни, которые Платона не устраивали. Вообще, вся эта тематика всегда начинается с оценки состояния некоторой системы, которое, как правило, оценивается негативно. Платон тоже начинает с критики существующих форм государственной жизни, государства, и дальше, когда он набрасывает и обсуждает вопрос, каким государство должно быть, он начинает формулировать целый ряд идей, которые затем в значительной степени предопределяют всю эту тематику.

В «Государстве», в частности, он пишет: «Так давайте же займёмся мысленно построением государства с самого начала. Как видно, его создают наши потребности. Несомненно, первая самая большая потребность — это добыча пищи для существования и жизни. Безусловно, вторая потребность — жилье, третья — одежда и так далее.

Я хочу обратить ваше внимание на это выражение: «Займёмся мысленно построением государства с самого начала». Он не выступает здесь как практик государственного строительства, а он предлагает государство сначала построить мысленно. Это очень характерно, это в каком-то смысле одна из первых предпосылок проектирования. Проектирование — это прежде всего то, что создаётся как объект, но создаётся в мысли. Вы знаете, что Платон считал, что уже как бы демиург создал всё, в частности и каждой вещи, которая была на Земле, существовал эквивалент в виде соответствующей идеи. В этом смысле государство тоже было уже создано демиургом, и душа лишь должна была эту идею, если хотите, припомнить. Однако припоминание по Платону есть не просто воспоминание, а есть напряжённая работа, связанная с мысленной работой, когда он говорит: «построим мысленно».

Второй момент, на который я хочу обратить ваше внимание, что когда он говорит об этой мысленной работе, о государстве, то имеется в виду идеал такого государства, которое уже во многом является хорошо сделанным, сложенным, то есть то государство, в котором нет тех противоречий, которые есть в жизни. Например, он пишет: «Между тем, Адимант, тому кто действительно направил свою мысль на бытие, уже не досуг смотреть вниз, на человеческую суету и, борясь с людьми, преисполняться недоброжелательства и зависти, — видите, здесь оппозиция сначала реальной жизни, — видя и созерцая нечто стройное и вечно тождественное, не творящее несправедливости, от неё не страдающее, полное порядка и смысла, он этому подражает и как можно более ему уподобляется. Или ты думаешь, будто есть какое-то средство не подражать тому, чем восхищаешься при общении?» И так далее.

Обратите внимание, это не только строительство государства сначала как бы в мысли, в мышлении, но, оказывается, уже есть как бы своеобразный образ государства как нечто стройное, вечно тождественное, где нет несправедливости, полное порядка и смысла. Далее, обратите внимание, он говорит: «вот этому надо подражать», но подражать, естественно, выстраивая это в мысли. Эти моменты очень любопытны: если вы посмотрите литературу, вы увидите, что в ней обсуждают вопрос: когда возникает проектирование?

Вообще-то проектирование как форма сознательной рефлексии возникает очень поздно, как ни странно. Термин «проект» появился только в эпоху Возрождения, и есть точка зрения, которую отстаивает Сидоренко (методолог), что проектирование возникает только в эпоху Возрождения. А я в своих работах писал, что проектирование возникает ещё позднее. Я так писал потому, что имел в виду специфическую форму рефлексии и специфическую терминологию понятий. Действительно, понятие проекта — уже понятийное, более развёрнутое понимание проекта, в отличие от инженерной деятельности, разных видов проектов, появляется только в конце XIX столетия, например, в работах Ридлера. У него ещё смешанная, инженерно-проектная идеология. Потом, в России, например, очень чёткое осознание самого проектного подхода и деятельности было у Розенберга. Это российский теоретик, который написал две книги: «Философия архитектуры», где он развернул собственно идеологию проектирования, и «Нормирование строительства». Эти две работы были очень важны для проектной рефлексии, но это XX век!

Однако то, что я сейчас читаю, показывает, что в какой-то форме проектные идеи были сформулированы ещё Платоном. Более того, Платон обсуждает очень важный вопрос — он понимает, что могут сказать: почему вы думаете, что то, что вы предлагаете, может быть осуществлено? То есть он понимает, что речь идёт о том, что ещё только должно быть реализовано. Обратите внимание, как он пишет: «Осуществление такого строя вполне возможно, о невозможном мы не говорим, а что это трудно, признаем и мы». То есть у него даже есть обсуждение вопроса о том, что, вообще-то говоря, такое мысленное, с начала построенное государство, в котором все полно смысла и порядка, вообще-то говоря, ещё нужно реализовать в жизни, и что, очевидно, были споры (видно по этому тексту), где люди возражали и говорили, что это чистое воображение и фантазия, и вряд ли это когда-нибудь может быть осуществлено. Но он говорит: «Нет, это возможно».

Дальше Платон обсуждает как бы две разные стратегии реализации вот такого мысленного, стройного, полного смысла и порядка государства. Одна стратегия очень простая, он уверен, что если бы нашёлся правитель, и он имеет в виду такого правителя, который обладает полной властью, который бы взял на себя эту заботу вместе с философом, то все было бы в порядке. Более того, вы знаете из истории, наверное, что он такого правителя нашёл, два раза ездил, но ничего из этого не вышло. Сам, как говорится, еле ноги унёс от этого правителя. Но именно в «Государстве» он тоже обсуждает этот вопрос и говорит, что «почему бы нет, если людям хорошо разъяснить всё это, если найдётся правитель, который заинтересуется этим мероприятием, то всё это вполне можно реализовать». Но для нас интереснее другой его заход. Он прекрасно понимает, что, вообще-то говоря, такое мероприятие — дело сложное, и вряд ли его можно разом осуществить, хотя в одном месте, как я уже говорил, так и звучит. Здесь Платон вводит очень интересный, наверное, известный вам образ пещеры, который по сути, на мой взгляд, является в античной культуре способом обсуждения того, что сегодня мы бы назвали тем, что относится к проблеме реализации социальных проектов или социокультурным программированием. Что же он пишет здесь?

Сначала, как Платон часто делает, он вводит некоторую сказочку:

Представьте, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

Это я себе представляю, — сказал Главкон.

Так представьте себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа её так, что она видна поверх стены. Проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом одни из несущих разговаривают, другие молчат.

Странный ты рисуешь образ и странных узников. Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, своё ли, чужое, кроме теней, отбрасываемых огнём на расположенную перед ними стену пещеры? Как же им видеть что-то иное, раз всю жизнь они вынуждены держать голову неподвижно? — отвечает Главкон.

А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то ли самое происходит и с нами?

То есть?

Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают название именно тому, что видят?

Непременно так.

И так далее.

Платон говорит, что человек уподоблен такому узнику пещеры, и на самом деле то, что он видит, что ему кажется, что он сознаёт — это всего лишь тени от реальной жизни. И если мы ходим жить настоящей жизнью, единственный способ состоит в том, чтобы…

Вся тематика Платона основана на том, что существует подлинная жизнь. Это во многом эзотерическая идея. Одна из идей эзотеризма состоит в том, что обычная жизнь — не подлинная, а существует подлинная жизнь. И назначение человека в том, чтобы войти в подлинную жизнь. Платон говорит то же самое: мы узники пещеры, наша жизнь не подлинная. Следовательно, людей нужно вывести из пещеры. А дальше — как раз то, что меня интересует.

Платон обсуждает, при каких условиях человека можно вывести из этой пещеры.

Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх из пещеры, в гору, и не отпустит, пока не извлечёт его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.

Главкон: Да так сразу он этого бы и не смог.

Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть всё то, что там, наверху. Начинать надо с самого лёгкого. Сперва смотреть на тени, затем на отражение в воде людей и различных предметов, а уж потом — на самые вещи. При этом то, что на небе, и само небо ему легче было бы видеть не днём, а ночью, то есть смотреть на звёздный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.

Несомненно.

И наконец, я думаю, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или чуждых ему предметов.

Этот фрагмент говорит о том, что Платон прекрасно понимает, что, если люди привыкли жить в пещере их просто так вывести на свет невозможно. Нужно пройти длительную процедуру (в которой, заметьте, есть специальный момент обучения), где бы от созерцания того, к чему они привыкли, людей постепенно приводили бы к уяснению того, что это на самом деле тени, затем учили бы связывать эти тени с самими предметами, переходить к этим предметам… Причём здесь, как видите, есть постепенность изменений. И только проведя через такой путь, можно было бы вывести человека из пещеры.

Таким образом, у Платона есть два взгляда. С одной стороны, он говорит, что если бы нашёлся такой правитель, который обладал бы полнотой власти, то можно было бы создать идеальное государство. С другой стороны, он понимает, что люди, привыкшие к старому миру, не в состоянии воспринять новый мир, новый порядок. Нужен путь, интеллектуальное путешествие, включающее моменты обучения, которое позволило бы это сделать.

В первой половине «Государства» Платон оптимистически говорит по поводу возможности осуществления идеального государства. А посмотрите последнюю, написанную перед смертью часть «Государства», где он размышляет об итогах своей жизни. А ведь его попытки практически осуществить «проект» государства, который он нарисовал, не удались.

В «Законах» мы читаем: «Всему указанному сейчас вряд ли когда-нибудь выпадет удобный случай для осуществления, так, чтобы все случилось согласно нашему слову. Вряд ли найдутся люди, которые будут довольны подобным устройством общества и которые в течение всей жизни станут соблюдать установленную умеренность в имуществе и рождении детей, о чём мы уже говорили раньше, или люди, которые не обладали бы золотом и всем тем, что будет запрещено законодателем. А что такие запрещения будут — это ясно из всего сказанного выше».

То есть он говорит, что вряд ли найдутся люди, которые выйдут из пещеры. Дальше он говорит, имея в виду собственный «проект»: «Всё это точно рассказ о сновидении, точно искусная лепка государства и граждан из воска».

В другом месте: «Я также отрицаю возможность для людей, за исключением немногих, стать счастливыми и блаженными».

В творчестве Платона мы имеем всю эту тематику. Проблема построения разумного, полного смысла и порядка социального устройства, вопрос о возможности реализовать это мысленное построение, обсуждение двух путей, один из которых связан с властным принуждением граждан, а второй с тем, что надо пройти сложный путь вместе с людьми. Когда у Платона людей выводят из пещеры, это работа совместная — того, кто хочет вывести и выводимых. Никто за них не может это сделать, можно сделать это только вместе с ними. Наконец, пессимистический вывод, к которому Платон приходит, — что мало кто из людей способен проделать этот путь.

Это был первый утопический проект Платона, оставшийся нереализованным, — проект идеального государства и общественного строя. Но у Платона есть другой проект — новой формы любви. Он описан в диалоге «Пир». Как проект он был весьма удачен. Множество людей реализовывали платоническую любовь.

Диалог «Пир» построен очень интересно. Платон мог, так же, как и в «Государстве», сказать, какой должна быть любовь с его точки зрения. Но вместо этого он описывает пирушку, где крепко выпившие накануне люди договариваются больше не пить и славить бога любви. Кстати, прославление — ещё непонятно, какое занятие. Прославление не является строгим жанром, поэтому возникает ощущение некой необязательности. Некоторые персонажи перед речью говорят: «Я буду прославлять, но вы уж не смейтесь». За счёт этого Платон достигает того эффекта, что читатель может естественно подключиться, ему интересна ситуация и у него не возникает внутреннего сопротивления этому диалогу. Он послушал, что сказал один, что сказал другой, и незаметно сам оказался вовлечённым в этот разговор. Интересная форма.

Что показывает реконструкция этой работы? Платон приступает к этому диалогу в определённой социокультурной ситуации. В это время существовало каноническое представление о любви, которое совершенно не устраивало Платона и, очевидно, его окружающих. С точки зрения канонического представления, которое было закреплено в мифологии, любовь рассматривалась прежде всего как страсть, которая приходила к человеку независимо от его воли. Бог любви Эрот или богиня Афродита внушали страсть, которая охватывала человека, как огонь вязанку дров, и когда «горючее» заканчивалось, то и это чувство уходило. Итак, любовь — страсть, причём внешняя, внушённая человеку богами. Человек был игрушкой в руках богов. Кстати, в античной лирике мы видим, что то, что человек — игрушка, многих уже не устраивает. Любовь понималась как чувство временное, краткосрочное, и в основном — как любовь мужчины к женщине.

В это время развивается философия, и в рамках Античности складывается эзотерическое мироощущение, направленное на проблему преодоления смерти. В классическом варианте человек после смерти лишался всего, кроме воспоминаний, бог смерти исторгал душу из тела, душа оказывалась в царстве Аида и жила одними воспоминаниями. Эта ситуация не устраивала многих мыслителей. Сначала в рамках пифагорейства, а затем и у других появляется идея, что существуют три типа существ. Как говорит Пифагор, это бессмертные боги, смертные люди и существа, подобные Пифагору. Подобные Пифагору — это люди, цель которых — уподобление божеству. Считалось, что они могут преодолеть смерть. Условием уподобления божеству является особый образ жизни. В мифологии была подсказка — были боги, были люди и были герои. Герои, если они совершали подвиги, могли попасть на небо и стать бессмертными.

И вот здесь рассматривается такой вариант, что человек может стать бессмертным и, как говорит Платон, «блаженно закончить дни», если он будет, во-первых, вести особый образ жизни (мы бы сегодня сказали — духовно ориентированный), и, во-вторых, заниматься познанием природы, числами и чертежами.

Мишель Фуко утверждает, что Платону принадлежит концепция — заботы о себе. Достижение бессмертия с точки зрения Фуко было связано с Платоном, с концепцией, которая предполагала не только познание самого себя (как говорил Сократ), но и особую трансформацию, преобразование себя, работу с собой. Во всяком случае, здесь совершенно другой образ человека: человек решает особую жизненную задачу — пытается реализовать эзотерическую идею бессмертия, познает себя и включает себя в работу, связанную с изменением.

Понятно, что людей, которые встали на этот путь, совершенно не устраивала античная любовь-страсть. Они вообще выступали против страстей, поскольку страсть была оппозицией разуму как таковому. Их не устраивало, что не человек является субъектом любви, а боги. У этих людей была особая жизненная цель — обретение бессмертия и особый эзотерический путь.

Ещё один момент. К этому времени уже эмпирически возникла любовь мужчины к мужчине и женщины к женщине. Сапфо — один круг, мужские союзы — другой круг, где возникла однополая любовь, которая сначала резко осуждалась, особенно определёнными слоями. Это ситуация.

Что же делает Платон, когда пишет «Пир»? Перед написанием Платон решает ввести новое понимание любви. Мы можем сразу указать, какое представление это было:

1. Не страсть, а разумная, сознательная деятельность человека.
2. Не внешнее по отношению к человеку (что делают боги), а связанное с его личным участием и работой.
3. Постоянное, а не преходящее.
4. Включённое в достижение блаженства, обретение бессмертия (жизненную конечную задачу человека).

Понятно, что диалог «Пир» — оформление долгих разговоров Платона со слушателями. Не думайте, что он описывает реальную ситуацию. Это, конечно, произведение, в котором остались всего лишь следы интеллектуального путешествия, которое проделал Платон со своими слушателями. Почему такое путешествие стало необходимо? Когда Платон излагал свои представления о любви (мы их перечислили), его не понимали, так как любовь связывали с другим. Кроме того, его ловили на противоречиях. Когда он начинал говорить о любви, ему выставляли привычные представления, и он попадал в противоречия. И для того, чтобы ввести понимание любви, Платон постепенно нащупывает способы рассуждения и схемы (!), которые позволяют ему убеждать слушателей и передавать им свою позицию.

Что это за схемы? Приведу примеры из «Пира».

Первая схема — в литературном плане хорошо сделанная идея андрогина. Это представление, которое выставляется как бы генетически: «У андрогинов было три пола — мужской, женский и смешанный. Зевс и Аполлон рассекли андрогинов пополам на мужчин и женщин. Итак, — говорит Аристофан, один из участников диалога, — каждый из нас — это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины, представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своём принадлежат именно этой породе, а женщины такого происхождения падки до мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собой половинку прежнего андрогина женского пола, к мужчинам не очень расположены их больше привлекают женщины, и лесбиянки принадлежат именно этой породе. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечёт ко всему мужскому. Уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и юношей, ибо они от природы самые мужественные».

Эти монстры — андрогины — соединяли в себе признаки мужского и женского пола, и они были трёх полов: мужского, женского и смешанного. Эта сказочка есть схема, задающая некую реальность. Введя такую схему, Платон получает возможность утверждать, что каждый человек ищет свою половину, причём эта половина — единственная. И любовь сразу становится на другую основу:

1. Любовь — это извечное антропологическое свойство, это есть внутреннее свойство человека.
2. Любовь — постоянная характеристика жизни. Если кто-то нашёл свою половину, то любовь должна быть на всю жизнь.
3. Любовь — стремление к соединению, к целостности, к восполнению.

Понимаете, как сильно нагружена эта схема? Она позволяет объяснить внутри себя без противоречий целый ряд свойств, которые Платон хочет приписать любви.

Елисеева: Вадим Маркович, эта схема не решает вопрос о страсти и разумной деятельности?

Розин: Нет, не решает, это решает вторая схема.

Вторая схема — разделение бога любви на две части. Хотя Платон апеллирует к эмпирическому разделению, он говорит, что есть две Афродиты — Афродита небесная и Афродита вульгарная, или земная. Афродите небесной он приписывает всё, что связано с разумным, возвышенным, а Афродите вульгарной он приписывает страсть (прежнюю характеристику) и отношение к телу, а не к душе.

(перерыв в записи)

«… Во-вторых, они любят своих любимых больше ради их тела, чем ради души». Видите, какая мощная оппозиция здесь выстраивается. «Вот почему они и способны на что угодно: на хорошее и дурное в одинаковой мере. Эрот же Афродиты небесной восходит к богине, которая, во-первых, причастна только к мужскому началу, но никак не к женскому, недаром это любовь к юношам, а во-вторых, старше и чужда преступной дерзости. Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильнее от природы и наделено большим умом».

Ещё один интересный фрагмент. Аристофан говорит: «Некоторые, правда, называют их, прекрасных юношей, бесстыдными, но это заблуждение. Ведут они себя так не по-своему бесстыдству, а по своей смелости, мужественности и храбрости, из пристрастия к собственному подобию». Это, очевидно, отголосок осуждения, которому подвергались такие формы любви.

Елисеева: Насколько мне известно, у древних греков было принято мужское начало связывать с богами мужского пола, а женское — с богами женского пола. Странно, что Афродита небесная, причастная только к мужскому началу, является богиней — женщиной.

Розин: Надо помнить, что здесь немного другая ситуация. На самом деле там был тандем: Эрот и Афродита. Здесь Платон их не разделяет. Это был замечательный союз: Эрот, который владел инструментом — луком со стрелами, и богиня любви, которая инструментами не владела. Они, очевидно, выполняли две взаимодополняющие функции. Кстати, в мифологии есть очень любопытные вещи. Афродита говорит: «Ты, бесстыдник, часто раздеваешь саму меня, мать, да ещё ранишь меня частенько». То есть сама Афродита не могла полюбить без того, чтобы её бог Эрот не поразил. А когда Афродита (Венера) возревновала к Психее, слава о красоте которой шла по всей Греции, она послала Эрота, чтобы он поразил Психею стрелой, и она полюбила какого-то пастуха. А когда Эрот увидел Психею, он влюбился в неё. Но чтобы любовь возникла, он вынужден сам себя поразить стрелой. Оказывается, Эрот не в состоянии сам влюбиться. Эта конструкция очень любопытна тем, что она абсолютно внешняя по отношению к человеку.

Здесь Платон не вдаётся в эти тонкости, очевидно, они были очевидны и понятны каждому человеку, и разъяснять не было нужно.

Третья схема — представление о духовно беременных людях. Обычно на неё не очень-то обращают внимание. Платону нужно было жёстко противопоставиться любви как страсти, как телесному чувству. Он уже поносит телесные отношения, когда говорит о вульгарной, простонародной Афродите. Но ещё больше он усиливает этот момент, когда вводит идею духовно беременных людей. За счёт этого он и переводит рельсы с любви-страсти на возвышенную, духовную любовь.

В диалоге позиция Платона передана Диатимой, который говорит: «Дело в том, Сократ, что все люди беременны как телесно, так и духовно. И когда они достигают известного возраста, природа наша требует разрешения от бремени. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном. Соитие мужчины и женщины есть такое разрешение. И это дело божественное, ибо зачатие и рождение суть проявление бессмертного начала в существе смертном. Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело, обращаются больше к женщинам, и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и счастье, и оставить о себе память на вечные времена. Беременные же духовно, ведь есть и такие, беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать — разум и прочие добродетели. Кто смолоду вынашивает духовные качества, храня чистоту и с наступлением возмужалости, но испытывает страстное желание родить, тот, я думаю, тоже ищет везде прекрасное, в котором он бы мог разрешиться от бремени. Для такого человека он сразу находит слова о добродетели, о том, каким должен быть и чему должен посвятить себя достойный муж, и принимается за его воспитание. Проводя время с таким человеком, он соприкасается с прекрасным и родит на свет то, чем он давно беременен, всегда помня о своём друге, где бы тот ни был, далеко или близко, он сообща с ним растит своё детище, благодаря чему они гораздо ближе друг к другу, чем мать и отец. И дружба между ними тем прочнее, потому что связывающие их дети прекрасны и бессмертны. Да и каждый, пожалуй, предпочтёт иметь таких детей, чем обычных».

Заметьте: в любви люди занимаются воспитанием, соприкасаются с прекрасным, растят сообща своё детище, достигают бессмертия. Платон постоянно подчёркивает, что новое понимание любви нацелено не просто на совершенствование, разум, дружбу, совместное действие, но и на достижение бессмертия.

Давайте посмотрим на это с современной точки зрения. Это же чистый проект. В «Государстве» Платон говорит об идеальном государстве: «Давайте сначала выстроим мысль»… и таким образом построим проект, который будет упорядочен, совершенен, полон мысли и значения. В «Пире» перед нами такой же проект, но он очень удачно осуществился. Диалог «Пир» был популярен не только в Античности, но и в течение Средних веков и особенно в новое время. До сих пор его люди читают с большим удовольствием и интересом. В каком-то смысле эта вещь работает до сих пор. На основе этого представления во многом возникала и куртуазная любовь в Средние века, и идеал романтической любви. Наше романтическое представление о любви во многом втянуло в себя платоновские представления. Другое дело, что мы уже перестали связывать этот идеал с прототипом мужской любви. А почему женская любовь не подходила? Потому, что она была слишком привязана к старому идеалу любви как страсти. Необходимо было сменить прототип.

Почему этот проект оказался удачным? Потому, что это был в каком-то смысле не проект. Это было оформление Платоном того интеллектуального движения, которое он совершил совместно со своими участниками. Когда он первый раз сформулировал идеал любви, он существенно отличался от того, что мы видим в «Пире». Это было просто утверждение о том, что любовь — не страсть, а что-то разумное, что это личное, а не божественное, что это постоянное и что это включается в работу человека по достижению блаженства.

Но в конце мы видим эти представления, оформленные в связи с идеей андрогина, в связи с идеей духовно беременного человека. Схемы, о которых я говорю, нельзя рассматривать как результат исходного проекта. Это скорее то, что возникло в ходе обсуждения, непонимания, совместных изобретений Платона и участников диалога. Не случайно он и написан в виде свободного рассуждения.

Это, конечно, моя реконструкция. Но достаточно правдоподобно, что эти идеи возникали постепенно, по ходу возражений, непониманий. Это были изобретения, которые Платон схематизировал. Как вы дальше увидите, одна из идей Сергея Валентиновича Попова состоит в том, что в социальном проектировании колоссальную роль играют схемы. Схемы, которые дают возможность осуществления совместного движения.

Приводя эти два примера, я хочу противопоставить два подхода:

1. Чисто проектный, где проектировщик за другого определяет и формирует его жизнь. И дальше возникает проблема реализации этого проекта.
2. То, что возникает в ходе совместного интеллектуального движения, где изобретаются скорее какие-то схемы, средства, обеспечивающие совместное движение, и где цель, которая выставляется, и результат, к которому приходят, существенно расходятся.

Платон начинал своё интеллектуальное движение с того, что выставил четыре простые идеи о новой любви. Но когда он заканчивал это движение, идеи уже оформились в виде схем и в виде полноценных рассуждений. То есть цель одна, а результат другой. Хотя они связаны между собой.

Есть вопросы по этому кусочку?

Гиенко: У меня вопрос по этой реконструкции. В чём её цель? У меня ощущение, что это театр из актёров. Сейчас мы их так поставим, поместим в определённые… заставим Платона выдвигать схемы…

Розин: Я и не скрываю, что это реконструкция. Цель состоит в том, чтобы показать драму идей, связанных с развитием проектирования, в частности, социального проектирования, которое во многом дало отрицательный результат. Я и Платона так представил: задумав некий проект, он вынужден был признать, что никто не хочет ему следовать.

Дальше я буду тянуть линию, где буду рассказывать о развитии проектных и социально-проектных идей. Вывод, к которому я приду, — что это направление мысли упёрлось в неразрешимые проблемы, и что есть другой ход, который начал выставляться в альтернативу этому. Его я буду связывать с идеями Попова.

Моя реконструкция такова, что я показываю, что в исходном пункте обе линии у Платона были.

Качеровская: Нужно ли различение цели как реакции на социокультурный заказа и цели как отдельно сформулированной. У Платона была реакция на то, в чём он жил, и он творил в этой ситуации. А в проектном подходе цель представляется иначе.

Розин: Мы же говорим, что существует социальный заказ. Платон в каком-то смысле выполнял социальный заказ для себя и тех людей, которые были склонны к однополой любви — раз, но самое главное, — которых не устраивало традиционное античное понимание любви как любви-страсти, которые были эзотерически ориентированы, философствовали и так далее. Им нужно было другое представление о любви. В старом они уже не могли жить. Это был социальный заказ. Как Платон его конкретно сформулировал — другой вопрос. Я реконструировал, что он формулировал его сначала просто в виде четырёх позиций. Заказ был, он задавался ситуацией, связанной с формированием античной культуры, философии и формированием нового типа человека.

Начиная с Сократа, это были люди, которые сделали очень странную вещь: с одной стороны, они находились в обществе, а с другой — шли своим путём. Очень характерна позиция Сократа на суде. С одной стороны, Сократ принимает этот суд, соглашается с его решением, принимает наказание, отказывается бежать, общается с судьями, пытается объяснить. Но с другой стороны, Сократ говорит: «вы делаете это неправильно», «лучше, чтобы вы меня оправдали», «не пройдёт и поколения, как вы сами пострадаете». И дальше: «Лучше достойно умереть, чем недостойно жить, и с хорошим человеком ничего плохого не будет ни здесь, ни после смерти. И после смерти боги будут его поддерживать».

Интересная позиция — человек, не выходя из общества, имеет самостоятельное бытие. Причём и в этой жизни, и после смерти. Более того, он считает, что смысл состоит в том, чтобы всё время тыкать носом представителей общества, что они неправильно думают. Думают, что они мудры, а они не мудры, думают, что они справедливы, а они не справедливы. То есть он не только не живёт спокойно, но ещё тычет в нос каждому его неадекватностью.

Без понимания этой позиции трудно что-либо понять. Такая особая ситуация, когда человек, не выходя из культуры, не выходя из общественного устройства, одновременно не согласен с ним, считает, что и человек живёт неправильно, и общество неправильно действует, говорит, как надо жить на самом деле, что есть другое, более правильное, подлинное устройство жизни, и убеждает, склоняет людей следовать этому. Это совершенно особая человеческая позиция.

Когда Платон создаёт новый идеал любви, он реализует такую позицию. И вообще вся идеология социального проектирования основана на такой позиции. Человек в ней говорит: «Эта жизнь меня не устраивает, я хочу другую жизнь, где были бы правильные отношения, где был бы смысл, порядок и прочее».

Это особые отношения человека с культурой и с обществом. Не выходя из культуры, человек говорит, что общество неправильно устроено, что оно должно быть перестроено.

Реут: Тексты Платона как проект потребуют ещё и критики. У этого проекта нет механизмов, сроков реализации… до полного проекта довольно многого не хватает. И ещё стоит вопрос о типе проекта — о смысле того, что он заложил и как это потом развернулось. Там есть расхождения.

Розин: Два момента. Первое: о «проекте» я говорю в кавычках. Осознанная рефлексия проектирования возникла значительно позднее. Есть такие места, где мы говорим «проектирование до проектирования». Или в своих книжках я пишу: «технические науки до технических наук». В принципе мы должны были говорить, что это не проект, так как не было соответствующих форм осознания проекта, не было проектной деятельности. Это особая процедура, когда мы ретроспективно из современности, где у нас есть представление о проектировании, проецируем его в античную культуру…

Елисеева: Для этого применяют термин «модернизация».

Розин: … то здесь мы находим элементы, которые мы можем поставить в соответствие нашим более развитым представлениям (рисует схему). Я имею в виду это соответствие, когда говорю о проекте. Не более того.

Второе: мы должны по-разному говорить о «Государстве» и о диалоге «Пир». В «Государстве» мы имеем большее приближение к тому, что мы понимаем под проектом. Тем более, Платон сам говорит: «построим в мысли», «совершенное» и так далее. И обсуждает вопрос о том, как это можно реализовать. В «Пире» этого вообще нет. Это моя реконструкция. Я специально намекаю, что это и не проект, поскольку это результат того, что я называю интеллектуальным движением. Это потом оформлено и так выглядит. Реализовано это было уже в Античности. То есть это совершенно другая вещь, и только по внешнему виду мы называем это проектом.

Третье: если Вы думаете, что современные проекты, особенно социальные, более обоснованны, Вы глубоко заблуждаетесь. Ситуация прямо противоположная. Огромная часть проектов, особенно социальных, не имеет никаких механизмов, неизвестно, как их реализовать и так далее.

Утопии

Эта точка не слишком нас интересует, я её только обозначу. Первые утопии появились также в Античности, и не только у Платона. Наверное, вам известны утопии Томаса Мора и многие другие. Это философские утопии, литературные утопии и позже те утопии, которые создавались в рамках идеологических движений — коммунистические и прочие. Для утопий характерно:

• замышление;
• своеобразная конструктивизация — утопические тексты часто детально описывали устройство, которое должно быть реализовано или которое предсказано.

Но обычно разработка и реализация проекта предполагает создание искусственных образований, различных артефактов, а утопия больше принадлежит сфере размышления, фантазии. Барбара Гудвин писала следующее: «Многие утописты прошлого не обладали ни серьёзными знаниями, ни высокой культурой. Их видение хорошего общества выражало просто их жажду свободы, справедливости, демократии, и притом в символической форме. Другие люди превращали их видение в теории и политические манифесты. Утопия — явление в принципе двухфазовое. Но сегодня, в век академизма и экспертов, мы забыли о первой фазе утопической идеи и сосредоточились на второй — теоретизировании и политике».

Александер (ударение на последнем слоге), когда говорит о мотивах утопического творчества, обращает внимание на склонность к интеллектуальной игре, стремление мысленно рационализировать и эстетизировать действительность, желание нравственной ясности, склонность к критическому анализу существующего и противопоставлению ему радикальной альтернативы, веру в реформы и стремление активно участвовать в движениях социальной гармонии, возможность и необходимость которой представляется бесспорной.

Эти характеристики мы видели уже у Платона, когда он говорил, что государство, которое на небе, полно смысла, порядка, совершенно, само себе тождественно и так далее. У Платона также есть критика существующих форм жизни.

Вы знаете, что утопии могли быть реализованы лишь в некоторых специальных условиях. Это или тотальная диктатура, как это было в России, когда несогласных можно было расстреливать или ссылать в лагеря, когда можно было обрезать все культурные альтернативы, когда можно было организовать образование и идеологию и так далее. В такой ситуации утопии могут быть реализованы за счёт существенного ограничения и искажения естественных форм социальной жизни.

Иногда утопии могли быть реализованы в локальных коллективах, но в более короткой траектории. Например, некоторые утопии были реализованы в коммунах. Мой отец приехал в 17 лет из еврейского городка в Беларуси, он даже по-русски сначала плохо говорил. Он был комсомольцем, строил Мосфильм и жил в одной из первых комсомольских коммун в Москве. Эта комсомольская коммуна реализовывала многие утопические идеи. Они собирали деньги в общак, на эти деньги посылали коммунаров учиться. Они стремились реализовать коммунистические идеалы в быту, в любви… Я уже теперь жалею, что отдал в архив ЦК ВЛКСМ две толстые тетради, где описана эта жизнь. Пока отец был председателем коммуны, она существовала. Когда он ушёл в армию, она прекратилась. Это типичный вариант. Коммуна просуществовала четыре года, это были молодые люди. В таких локальных формах утопии могут осуществляться.

Интересен также опыт Вальдорфской общины, который интересно было бы посмотреть. Эта тема открыта.

Но я хочу обратить внимание, что утопии не имели под собой никаких специальных технологий и не имели столь глубокого философского основания, как это было, например, у Платона.

Качеровская: Это имеет отношение к тезису Петра, что мышление глобально по своим претензиям, а локально по реализации.

Розин: Какое мышление? Вообще?

Качеровская: Вообще.

Розин: Я не люблю афоризмов, так как непонятно, куда их приложить. Я сторонник культурно-гуманитарного подхода. Для меня почти каждое явление уникально. Хотя мы можем искать общие законы и универсалии. Но когда мы имеем дело с такими вещами, как мышление, культура, человек, как правило, мы имеем дело с уникальными ситуациями, и чтобы правильно подойти к каждой ситуации, требуется каждый раз выстраивать самостоятельную стратегию. А когда мы создаём такие афоризмы, то возникает иллюзия, что существует некая единая социальная природа, познав законы которой, мы сможем действовать как инженеры. Я думаю, что здесь всё сложнее.

Для своих студентов я всегда рисую своё представление действительности в виде такой схемы (рисует схему). Надо различать по крайней мере два уровня — социетальный уровень и витальный. На социетальном уровне мы имеем систему взаимодействий. Это не только физические взаимодействия, но и социальные. Например, я должен говорить с вами так, чтобы вы меня понимали. Мы с вами взаимодействуем. Я слежу за тем, понимают меня или нет и так далее. Или когда вы идёте на фабрику, вы трудитесь, вам платят, и так далее. Здесь разные типы взаимодействий. И на социетальном плане вы имеете согласованную реальность и можете говорить о единой истине. Может быть, здесь какой-то афоризм проходит.

Но есть витальный уровень. Вы меня послушали, а потом один пошёл в церковь, другой сёл в позу лотоса, а третий вообще ни во что не верит. То есть на витальном уровне мы имеем разные формы жизни. Причём это не только какие-то идеи, представления, но это реальная организация жизни. Буддист живёт одним образом, христианин — другим. Это замкнутые формы жизни. И здесь будут свои истины — истина–1, истина–2, истина–3. Они могут быть совершенно не связаны друг с другом. Но реально мы гуляем между двумя уровнями. Мы перемещаемся из одного в другой. Кроме того, организмы витального уровня, если спроецировать их на социетальный, они тоже как бы принадлежат ему.

Современная культура устроена так, что она допускает возможность такой самоорганизации жизни и как бы непроницаемости. Но разве эти формы жизни не имеют ничего общего на социетальном уровне? Имеют. Таким образом, ситуация сложна. Если вы познаете, то вы обнаружите, что на социетальном уровне вы даже можете выйти на естественнонаучную точку зрения, то есть рассмотреть общество и человека как некую природу, обладающую какими-то законами. На витальном уровне вы этого сделать не можете. Вы попадаете в ситуацию, о которой Дильтей говорил, что, познавая нечто, вы каждый раз обнаруживаете, что ваш объект имеет нечто, что есть в самом исследователе.

Вы обнаруживаете разные реальности, разные миры. Но когда вы гуляете, вы должны осуществлять более сложную стратегию. Потому что, конечно, есть нечто общее между вами и мной. Но может оказаться, что мы с вами на витальном уровне имеем совершенно разные миры.

Тут нельзя рассуждать просто. Поэтому я спросил, откуда вы взяли этот афоризм. Если вы взяли его из социетального уровня, — может быть. Но есть же другой уровень, и есть переходы между ними. Поэтому вообще это не так, если вы не указываете того контекста, откуда высказывание.

Сегодня ведутся споры типа: есть НЛО или нет, существует Будда или нет… На витальном уровне это бессмысленное занятие, каждый выставляет свою реальность. Верующие — свою, уфологи — свою. Они реально живут этим, работают на установление контакта, и их реальность в психологическом и культурном смысле не менее реальна, чем остальные реальности. Люди, верящие в летающие тарелки, имеют реальность не хуже нашей с вами, потому что у них соответствующий образ жизни. Это не просто голая идея.

На социетальном уровне вы можете обсуждать вопрос, существует ли разум во Вселенной на самом деле, можно ли объективными методами установить его существование, можно ли войти в контакт… Но для витального уровня для сообщества уфологов это никакого значения не имеет, поскольку они знают, что это есть и строят свою жизнь соответственно.

Реут: По поводу социетального. Вопрос — есть шахтёры на рельсах или нет, хотя вроде бы относится к согласованной области…

Розин: Должен был бы относиться, но действительно не относится, особенно сегодня. [Смех] Но я же сказал, что люди ходят между этими уровнями. Проблема в том, что вы никогда не можете существовать только на одном уровне. Вы вынуждены существовать и там, и там. Поэтому Вы совершенно правы, они никогда не лягут на рельсы, если у них не будет витального уровня.

Но это было замечание в сторону.

1920–1930-е годы

Очень важная точка, здесь впервые появляются специальные технологии. Здесь есть две линии.

1. Линия, связанная с развитием технологии и идеологии проектирования.
2. Линия, связанная с развитием методологических идей.

Первая линия формируется, начиная с 1920-х годов. К этому времени складывается специфическая рефлексия и деятельность проектирования. Терминология, понятие, специфическая рефлексия появляется в работах Ридлера, Розенберга и других представителей, которые вводят развёрнутую проектную терминологию. У Ридлера терминология ещё смешанная — то он говорит о проектах, то об инженерных знаниях, то есть у него смешанное мировоззрение. А Розенберг применяет вполне чёткое представление, и мы можем говорить о том, что, начиная с 20-х годов XX столетия, складывается проектирование как вид деятельности, специфическая терминология и понятия, которые его обслуживают.

Надо иметь в виду, что здесь есть споры. Есть точка зрения, что проектирование возникает в лоне архитектурной деятельности. Сразу говорят о том, что проекты существовали едва ли не начиная с Возрождения. Я утверждаю, что проектирование возникло только в конце XIX века на основе инженерной деятельности. В следующий раз я поясню, почему.

Эти споры важны потому, что они отражают вопрос о природе традиционного проектирования. Одна точка зрения связывает проектирование с ситуацией замышления и затем реализацией замышленных идей, а вторая связывает проектирование с теми достижениями, которые сначала были реализованы в инженерной деятельности, где впервые удалось соединить разработку семиотических моделей, описывающих естественные процессы, и разработку конструктивных элементов, которые их обеспечивают. На мой взгляд, только пройдя горнило инженерной деятельности, где удалось соединить разработку знаний, описывающих естественные процессы, и разработку конструкции, которая обеспечивает эти процессы, эта идея была обобщена и переведена в разряд проектирования.

С моей точки зрения, хотя архитектурная деятельность была очень важной, но окончательно формированию проектирования способствовала именно инженерная деятельность. Я буду это обсуждать в следующий раз. Проектирование как бы венчает собой длительную линию развития инженерной деятельности. Оно во многом отслаивается от инженерной деятельности.

Когда складывается специфическая рефлексия проектирования, то есть когда проектирование обсуждается как самостоятельный вид деятельности в отличие от инженерной, то это связывалось с организационными идеями. Здесь большую роль сыграла организационная теория Богданова. Розенберг широко использует представления Богданова. Он определяет проектирование так: «Теория проектирования архитектурных сооружений является средством к изучению искусства проектирования». То есть определяет его как искусство. «Основной её темой является архитектурное сооружение как предмет, долженствующий удовлетворить тому назначению, ради которого он сооружён. И в этом смысле теория проектирования имеет целью научить обучающегося искусству проектировать архитектурное сооружение с тем, чтобы оно отвечало своему назначению».

Далее он вводит две фигуры. Помимо архитектора, отвечающего за морфологию и за целостность, он вводит фигуру организатора (специалиста) процесса. Мы бы сегодня сказали, что это технолог. Розенберг ставит две фигуры в связь друг с другом и вводит принцип соответствия, который есть основное условие кооперации организатора процесса и архитектора. «Принцип соответствия, как основной принцип проектирования архитектурных сооружений, звучит следующим образом: следовательно, архитектурное сооружение, которое должно соответствовать текущим в нём процессам … (перерыв в записи) … процесса, которое является замыкающим звеном в деле организации процесса.

Далее он вводит такое понятие, как масса и ход процесса. «Массой процесса, — пишет Розенберг, — является совокупность предметов и людей, проходящих через данный процесс, ходом процесса — определённый порядок прохождения процесса». Соответственно, архитектурное сооружение тогда определяется так: «архитектурным сооружением называется искусственно созданная обстановка всякого процесса, в состав массы которого входят живые люди». Если люди не входят, это сооружение называется инженерным.

Далее задача проектирования сводится Розенбергом к следующим моментам: к расчленению, анализу сложного процесса, то есть к определению состава процесса, к установлению состава и массы процесса и определению хода процесса, иначе говоря, установлению строения процесса в целом и свойств отдельных его частей и определение обстановки, при котором процесс может происходить.

Я прокомментирую некоторые моменты. Обратите внимание, Розенберг здесь обсуждает вроде бы конкретный вид проектирования — архитектурное проектирование. Но обсуждает он его уже методологически. В каком-то смысле это был первый методолог проектирования. Он описывает архитектурное проектирование не только предметно, но и методологически. Он вводит понятие процесса, организации процесса, он разделяет позиции внутри процесса — организатора процесса и собственно архитектора. Один должен отвечать за описание самого процесса, другой — за обстановку процесса.

С точки зрения сегодняшнего традиционного проектирования это понятно. Как проектируют современный металлургический завод? Сначала должен прийти технолог, который даст технологию производства металла. Дальше сам технолог может расщепиться на несколько позиций. Один технолог определяет технологию производства металла, другой может рассказать, какое оборудование его обеспечивает, третий… и так далее. Но сначала определяется тот технологический процесс, который должен быть спроектирован. Потом подключается архитектор, вместе с которым они определяют те параметры, которые архитектор должен проработать. Если это прокатный стан, он должен стоять на фундаменте, если металл должен переходить на другие уровни, то должны быть переходы, если люди должны двигаться вертикально, нужны лифты и так далее. Технолог вместе с архитектором определяют морфологические характеристики. Потом архитектор создаёт свой собственно архитектурный проект, который создаст условия для технологического процесса. Он как бы создаст соответствующие описание конструкций, коробок и прочих условий, внутри которых этот процесс будет протекать.

Елисеева: Можно вопрос?

Розин: Сейчас.

С одной стороны, Розенберг здесь рефлектировал то традиционное проектирование, которое складывалось, где происходило разделение специалистов, один из которых определял характер процессов, а другой отвечал за морфологию и целое.

С другой стороны, одновременно Розенберг создавал первое методологическое представление проектирования как такового. Он вводил общие представления: процесс, масса процесса, организация процесса, организация морфологии, необходимость анализа процесса и прочее. Это был первый методологический подход в области проектирования. На основе такой терминологии впервые появляется идея социального проектирования. Социальное проектирование рассматривалось как работающее с социальными процессами, которые будут определять новые формы жизни.

В это же время в литературе появляется требование проектировать не только заводы, здания и тому подобное, но и социальные процессы. Например, Верещагин писал: «Мы прекрасно чувствуем, что архитектурные требования можно и нужно предъявлять не только к зданиям, но и к любой вещи, к любому человеку и его лицу. В настоящее время строятся не только новые заводы, но и новая культура, и новый человек». В это же время Выготский (создатель советской психологии) писал: «В плане будущего несомненно лежит не только переустройство всего человечества на новых началах, не только овладение социальными и хозяйственными процессами, но и переплавка человека… Без этого торжество марксизма не будет полным».

Развитие такого языка позволило начать обсуждать не только предметные процессы (архитектурные, машиностроительные), но и процессы вообще, проект как таковой. Были классификации процессов: такие, такие и в том числе социальные.

Через такую методологическую оснащённость проектирования можно было затянуть сюда идеи необходимости проектирования не только зданий, но и культуры, человека, нового общества. В то время большой разницы между ними не видели. Казалось, что это одно и то же. Казалось, что именно через проектирование можно все эти вещи задать. Все с энтузиазмом сообща расписывали эти процессы. Причём это соединялось с очень хорошей идеей жизнестроительства и с идеей обобществления форм личной жизни. Считалось, что нужно обобществлять эти формы, что обобществлению подлежат не только трудовые процессы, но и личные вещи. Например, можно обобществить труд, быт, отдых.

Знаете дом Мельникова на Арбате? У него был известный проект Зелёного города под Москвой. Там должны были подлежать обобществлению процессы сна. Люди должны были совместно спать в больших залах под звуки музыки, которые направляются на спящих большими отражателями.

Итак, в 1920-х годах, в частности, в работах Розенберга, появляется специфическая методологическая рефлексия проектирования. Это раз. Во-вторых, появляется особый язык методологического описания проектирования — два. Представление, которое, судя по всему, было заимствовано у Богданова. Богданов также говорит и об организациях и системах. И третье — во что это выливается?

Когда такие проекты реализуются, они воплощаются лишь в новые морфологические формы (а не в преобразование социальной жизни). Например, идеи обобществления вылились в новый архитектурный прототип — здание как зал. Метро — это зал, театр — это зал, клуб — это зал. Это видна идея обобществления жизнестроительства. Новые формы социальной жизни, связанные с тем, что люди должны видеть друг друга, большой коллектив под контролем и совместное действие. Это выливается в архитектурный прототип — зал, и он воплощается во всех общественных сооружениях, начиная с клуба и заканчивая метро. Метро — это вовсе не транспортное средство. Замышлялось оно как система подземных дворцов, где люди должны были гулять, общаться, коллективно отдыхать. Кстати, именно поэтому как транспортное средство метро оказалось ограниченным. Оно не рассчитывалось на большие потоки людей. Хотя архитектурно делалось очень хорошо — ведь дворцы должны быть прекрасными.

Итак, возник архитектурный прототип — здание как зал с минимальным набором помещений. Когда в 1960-х годах эта концепция сменилась другой — концепцией потребления и общественного обслуживания — оказалось, что это совершенно не работает и пришлось создать новый прототип. У меня есть работа на эту тему.

А общественные изменения реализовать не удавалось. Главная идея состояла в том, чтобы создать новые формы социальной (индивидуальной) жизни. Морфологические новые образования получались, а новые формы социальной жизни не получались. И здесь стали расходиться реализация проекта как морфологического устройства, артефакта и того, что в проекте закладывается как характеристика социальной жизни. Начиная с этого периода и дальше всё больше и больше оказывалось, что эти проекты являются непроектносообразными. Те социальные параметры, которые закладывались, терялись по ходу реализации проекта. Начали расходиться социальный объект, который должен реализоваться в проекте, и морфологические средовые условия, которые его обеспечивают. Новые средовые прототипы, исходящие из идей социального проектирования, реализовать удалось. А то, что закладывалось как социальная характеристика, не получалось.

Елисеева: У меня был вопрос.

Розин: Сейчас, доведу мысль.

Более поздний пример — ступенчатая система обслуживания. В социалистическое время система обслуживания строилась исходя из идеи того, что есть коллективы людей по месту жительства — микрорайон. Это была социальная идея. Предполагалось, что в микрорайоне люди будут прежде всего общаться. Считалось, что человек обслуживается главным образом по месту жительства (каждый день), затем эпизодическое обслуживание — в районе, поэтому следующие учреждения располагались в районе. И редкое обслуживание — в городе. Получалась трёхступенчатая система обслуживания: каждодневное в микрорайоне, эпизодическое в районе (туда выносились дополнительные более крупные объекты) и городское обслуживание. Так весь город и строился — с точки зрения трёх ступеней системы обслуживания.

Когда Борис Васильевич Сазонов вместе с Вадимом Марковичем Розиным пришли в СНИП торгово-бытовых зданий и создали первый сектор социально-экономических обоснований, то мы прежде всего начали борьбу против этой идеи. Самые простые эмпирические наблюдения показывали, что никакого общения людей по месту жительства не происходит. Люди живут на одной лестничной клетке и даже друг друга не знают. А вся идея исходила из того, что люди будут жить коллективно, совместно. Та же самая идея жизнестроительства. То, что закладывалось в проект, а именно установка на коллективные, совместные формы жизни и обслуживания, не получалось, а новый морфологический шаг получился: трёхступенчая организация обслуживания и микрорайонное расположение зданий.

Таким образом, начиная с 1920-х годов обнаруживается постоянное несоответствие между замыслом и реализацией проектов: закладываем социальные параметры, но в ходе реализации получается совсем не то, что замышлялось, хотя новая морфологическая форма получается. Проект как бы и не реализуется — морфологическая новая форма получается, в морфологии есть продвижение, а социальные характеристики или искажаются, или исчезают. Или наоборот: получалось не то, что хотелось. Создавали для коллективного, а получилось индивидуальное — все наоборот. Люди замкнулись в своих квартирах и ни в какую не хотели общаться, никакими силами нельзя было заставить их выйти из своих квартир.

Елисеева: Вадим Маркович, это очень интересно. Но я боюсь, что времени нам не хватит. Дело в том, что то, что Вы рассказываете — не социокультурное проектирование, а история социокультурного проектирования.

Розин: Да, я сказал, что сначала нарисую общую картину.

Елисеева: А может быть, нам принять другую модель? Расскажите о социокультурном проектировании как оно есть (или должно быть) сейчас, в XXI веке, а по ходу можно проводить экскурсы в историю. Тогда если мы не успеем какие-нибудь экскурсы, это будет не так обидно, как если мы будем знать все про Античность, а в современности будем не компетентны.

Розин: Во-первых, заметьте, мы с вами уже не в Античности, а в XX веке. Во-вторых, мой опыт лектора показывает, что если задаёшь что-то сразу без контекста, все воспринимается чисто формально. Если не успеем, есть работы, прочтёте дальше, что вы волнуетесь?

Елисеева: Да я не то чтобы волнуюсь, но предмет называется «социокультурное проектирование и программирование».

Розин: Я не хочу так двигаться. Я не знаю, как должно быть устроено социокультурное проектирование и программирование. Я рассказываю вам о том опыте, который есть, с его неудачами и проблемами. А как оно должно быть устроено, никто не знает. Попов говорит одно, Бестужев-Лада — второе, Глазычев — третье… Все эти контексты мы и должны рассмотреть. Мне кажется, более важно понять все эти линии. А дальше, заинтересовавшись, вы можете брать эти работы и смотреть. Но если вы не знаете контекста, это мало осмысленно. Берут формальную схему технологии и начинают применять не к месту. Потом удивляются: почему так все странно получилось? Поэтому мне не хочется двигаться тем путём, которым ты предлагаешь.

(перерыв)

Елисеева: … Платона рассматривают как одного из «социокультурных проектировщиков», поскольку он сделал нечто, что способствовало возникновению новых форм социокультурной организации — возникло несколько школ кружкового типа. И неизвестно, что именно он сделал, в результате чего возникли новые организационные формы.

Розин: Я не знаю.

Елисеева: Или как можно это вычленить?

Розин: Не могу на это ответить.

Гиенко: Ну, давайте продолжим.

Розин: Итак, в 1920–1930-е годы возникла специфическая рефлексия проектирования и то, что можно назвать первыми идеями социального проектирования, когда требовали проектировать людей, культуру. Причём здесь понимания всех этих проблем ещё как такового не было.

1960–1970-е годы

Следующая точка относится к 1960–1970-м годам. Здесь появляются две линии:

1. Возникает движение методологии проектирования.
2. Возникают идеи социального конструирования и социального проектирования, которые разворачиваются в рамках парадигмы управления и социально-инженерного действия.

Первая линия была связана с методологическим движением. Щедровицкий, Генисаретский, Дубровский пришли во ВНИИТЭ (институт технической эстетики) и стали работать вместе с Карлом Моисеевичем Кантором в отделе, которым руководил он, а потом Фёдоров. В рамках этого института возникло направление, которое можно назвать методологией проектирования в СССР. Параллельно на Западе существовала близкая линия, но не в рамках методологии, а в рамках системного подхода, организационного подхода и так далее. Идеи были сходные. Возникновение методологии проектирования было связано с двумя вещами.

1. Оно было связано с необходимостью отрефлектировать те виды проектирования, которые к тому времени были достаточно развиты (архитектурное проектирование, градостроительное проектирование), а также с тем, что начали формироваться новые виды проектирования, которые требовали интеллектуального обеспечения. Это проектирование в социальной сфере, дизайн, системное проектирование, организационное проектирование и так далее. Новые виды проектирования получили в это время название нетрадиционного проектирования, здесь произошло различение традиционного и нового проектирования. Эти новые виды проектирования требовали особой методологической работы для обсуждения вопросов: что проектируется, как можно реализовать это, чем один вид проектирования отличается от другого, какие средства проектирования, etc. Оказалось, что новые виды проектирования требовали методологического обеспечения.
2. В этот же период осуществлялась интенсивная экспансия проектирования в другие виды деятельности. Проектирование всё больше становилось ведущим видом деятельности. Если в XIX веке и в первой половине XX века в качестве ведущего вида деятельности выступала инженерия, то начиная с середины ХХ столетия именно проектирование очень интенсивно распространяется и выдвигается в ведущий вид деятельности. Проектируют всё, что мыслится. Даже начинают говорить о тотальном проектировании, о проектировании всего вещного мира, о дизайне говорят как о проектной гармонизации всей среды. Проектирование выходит на уровень тотального.

Все остальные виды деятельности оформляются через проектный. Если до этого, например, инженеры имели самостоятельное оформление, то теперь говорят об инженерных проектах, о социальных проектах. Продукт самых разных видов деятельности начинает мыслиться проектносообразно, как проект.

Итак, первый момент — экспансия сферы проектирования в другие области, второй момент — результаты их деятельности оформляются проектосообразно, третий момент — возникает идеология обособления проектирования. Проектирование всё больше осознается как сфера, которая становится рядом с наукой, инженерией и тому подобным. Если до этого проектирование развивалось в лоне инженерной деятельности, организационной деятельности, деятельности изготовления и по социальному значению и масштабу не воспринималось как самостоятельная большая сфера, то, начиная с 1960-х годов, проектирование мыслится как сфера не менее значимая, чем инженерия и наука. В связи с этим идут попытки истолковать проектирование как научную деятельность, инженерную деятельность и так далее.

Это приводит к возникновению специфической методологической рефлексии по поводу проектирования, которая разворачивается у нас в рамках методологического движения, на Западе в рамках системного подхода, организационного подхода.

Какие достижения были в рамках методологического движения, которые позволили говорить о методологии проектирования как о самостоятельной методологической дисциплине?

1. Первое достижение. Обсуждается идея обособления проектирования. Она трактуется по-разному. Например, Сазонов пишет: «Проблема обособления заключается в том, чтобы построить это новое проектирование, чётко определив его функции в отношении других деятельностей, таких как управление, планирование, прогнозирование, наука, организационная деятельность, производство, культура с её нормами и так далее». Это попытка отделить проектирование от других видов деятельности как специфическую область деятельности.

   Второй смысл обособления проектирования. Проектирование истолковывается как выполняющее в цикле общественного воспроизводства важную роль: управляет развитием вещного мира за счёт процедур исследования, конструирования и собственно проектирования (так истолковывал Генисаретский). Здесь обособление проектирования рассматривается как важный механизм в цикле общественного воспроизводства, который связывает вещный мир с исследованием, прогнозированием и тому подобным.

2. Второе достижение. Различение нового проектирования и противопоставление его традиционному проектированию. Например, Розин пытался различить традиционное и нетрадиционное проектирование, противопоставляя архитектурное и машиностроительное проектирование дизайну, градостроению, социальному. С другой стороны, обсуждая принципы проектирования. Для традиционного проектирования характерны принципы: а) Реализуемость проекта — что в проекте заложили, то и получили. В нетрадиционном это не срабатывает — закладываем одни характеристики, а получаем другие.

   Б) Для традиционного проектирования действует принцип соответствия процессов и морфологических условий, или функции и конструкции. Если мы проектируем здание, мы можем описать рабочие процессы, которые проектировщику нужно обеспечить — движение грузов, людей, воздуха. Каждому рабочему процессу мы находим соответствующие морфологические условия. Например, движение людей: люди движутся горизонтально — пол, вертикально — лестничные пролеты и лифты. При этом проектировщик может любой процесс разбить на подпроцессы, а из элементов составить более сложный процесс, и так же — морфология: он может морфологические образования разбивать на элементы (можно разбить здание на этажи).

   В традиционном проектировании всегда можно установить соответствие процессов и морфологии.

   А в нетрадиционном проектировании вы не можете установить соответствие процессов и морфологических условий, так как часто не знаете, как обеспечивается тот или иной процесс. Вы вообще часто не можете описать процессы, поскольку неизвестна их природа. Например, в социальном проектировании вы хотите, чтобы люди общались или действовали коллективно. Какова природа коллективного общения? Из каких элементов состоит процесс общения? Дефицит знаний.

   В) Принцип конструктивной целостности — ясны границы проектируемого объекта.

   То есть я пытался различить виды проектирования через принципы, сформулировать для традиционного проектирования те принципы, которые не выполняются в нетрадиционном проектировании.

   Александр Гербертович Раппопорт, который уехал в Англию и работает на BBC журналистом, различал традиционное и новое проектирование через идею прототипа. Прототип — тот образец, на который ориентируется проектировщик. Традиционное проектирование идёт по прототипам, по образцам, а в нетрадиционном проектировании прототипов нет. Предположим, вы хотите спроектировать новые формы социальной жизни. У вас нет образцов. Если вы будете проектировать по старым прототипам, вы получите не новые формы, а оптимизированный или ухудшенный вариант старых.

   Сазонов пытался различить иначе — через идею развёртывания традиционного проектирования как принимающего на себя новые функции: нормирование, конструирование, а также реализацию концепций других видов деятельности, прежде всего управления и связанных с ним планирования и руководства. То есть он пытался их различить, утверждая, что для традиционного проектирования характерны одни функции, прежде всего связанные с прототипическими вещами, а нетрадиционное принимает на себя новые функции — управление и прочие.

   Все разводили по-разному, но само различение было общим. Было разведено традиционное проектирование и нетрадиционное — дизайн, градостроение, социальное, системное.

3. Третье достижение. Оно было чётко сформулировано в статье Александра Гербертовича Раппопорта. Были намечены несколько схем и концепций проектирования. Например, схема проектирования структуры производства и потребления. Глазычев и Генисаретский настаивали на этом — проектирование рассматривалось как звено, как механизм, связывающий производство и потребление. Сидоренко рассматривал проектирование как культурный механизм развития социальных систем. Генисаретский рассматривал проектирование также как элемент в системе управления. Кроме того, были проанализированы кибернетическая концепция проектирования, системотехническая концепция, теоретико-деятельностная концепция и другие. (Это есть в известной работе по проектированию, которая была во ВНИИТЭ.)

Что важно? В рамках методологии проектирования не было понятия социального проектирования. Методология проектирования сама претендовала на такое обеспечение проектирования, которое позволяло решать любые задачи.

Эти нахалы, в число которых входил и я, были уверены, что если правильно построить методологию проектирования, то любые проектные задачи могут быть решены. Специального направления, связанного с обсуждением социального проектирования, не было. Для методолога никакой разницы не было — проектирование социальное или другое, это просто разные виды. Дизайн или системное проектирования — это были просто виды проектирования, которые требовали своего методологического обеспечения.

Именно методология проектирования сыграла важную роль в становлении нетрадиционных видов проектирования. Сами по себе они не могли становиться, они могли становиться только с методологическим обеспечением. Если вы возьмёте работы, которые выходили в то время во ВНИИТЭ, вы можете это чётко увидеть. Нельзя было создать новые концепции дизайнерского проектирования, не обсуждая вопрос, что такое дизайн сам по себе, что значит проектирование вещей, которые одновременно были бы прекрасны и полезны, как учесть здесь запросы потребителя (создавались антропологические портреты потребителей), как провести в дизайне эстетические представления и что они здесь значат? Оказалось, что без методологической проработки этих вопросов дизайн не мог встать на ноги как современный нетрадиционный вид проектирования. Это было характерно и для нас, и для Запада. Оказалось, что методологическая линия — момент становления новых практик, без неё они не могли бы сформироваться.

Роль методологии проектирования здесь двоякая. Методологи с одной стороны описывали эти виды деятельности, а с другой — их конституировали, формировали. А когда они были сформированы, то могли существовать и без методологии. Но на стадии кристаллизации этих видов деятельности методологическая работа являлась моментом становления и разворачивания этих видов, так как оказалось, что они сложные по структуре и требуют использования социальных знаний, методологических представлений и тому подобного.

Но одновременно через обсуждение проектирования проектные идеи входили в саму методологию В 1950-е годы методология опиралась на исследовательскую идеологию, а в конце шестидесятых и в середине семидесятых очень мощно вошли проектные идеи. То есть методология обогащалась за счёт ассимиляции проектного подхода. С какого-то момента методологи стали говорить, что они свои схемы, знания создают как проектные конструкции.

Вторая линия разворачивается, начиная с 1970-х годов. Она связана с именем Ляхова (методологизирующий философ). Он первый вводит идею социального конструирования. На какой основе это возникало?

В это время сложился ряд странных видов деятельности, по большей части семиотического типа: социальное планирование, социальное управление, социальное прогнозирование и другое. Для них было характерно бумажное проектирование — они создавались как бумажные проекты, и вопрос о реализации или вообще не ставился, или отодвигался на более отдалённый план.

Эти виды деятельности выступали как элементы своеобразной полуидеологической работы. Например, что такое социальное планирование? Каждый коллектив создавал планы (программы) социальной работы. Они могли начинаться с требований формировать целостную гармоничную личность и заканчиваться бытовыми вопросами. Эти планы в основном оставались на бумаге, но были моментом жизни коллектива.

Очень интенсивно развивалась прогнозная деятельность. Она тоже была на 90 процентов бумажная. Создавались прогнозы развития страны, отрасли, коллектива, которые оставались на бумаге. Но это был момент социальной жизни.

К этому времени интенсивно развивалась идеология прогнозирования и работала социально-инженерная парадигма. Идея социальной инженерии являлась рамкой, которая тянулась ещё с 1920–1930-х годов. Там это была идея немного наивная и лобовая — якобы можно создавать новые формы жизни — человека, культуры. Здесь она стала пониматься не так тупо, но по сути с сильным инженерным креном. Социальная инженерия — это как бы представление о том, что есть социальные процессы, социальные объекты, социальная природа (по аналогии с объектами из естественных наук). В естественных наука есть первая природа, а здесь стали говорить о второй природе, третьей… В то время это было в ходу. Идея инженерии переносилась из первой природы и технического действия в эту область. Поэтому первой рамкой была социально-инженерная идея. А дальше это переформулировалось относительно общественного: социальный объект, не просто прогнозирование естественных процессов, а социальное прогнозирование, и вместо инженерного конструирования — социальное конструирование. На первый взгляд, ко всему добавлялось определение «социальное», но за счёт этого создавалось новое образование.

Здесь была установлена важная связка: чтобы создать социальный объект, нужно, во-первых, исследовать его. Здесь сыграла свою роль социология. В этот период (шестидесятые-семидесятые годы) интенсивно развиваются прикладные социологические исследования. Таким образом, вторая рамка — социологические исследования. Социология в этот период соединяется с проектной идеологией и с инженерным подходом (третья рамка — проектный подход). Возникает синтез: инженерный подход, социологический подход и проектный подход. Они соединяются, и идёт новое переосмысление и новый замысел. Он состоит в том, что можно реализовать идеи жизнестроительства (та же платоновская идея создать общественные организмы), но это можно сделать тогда, когда мы:

• объект рассматриваем как особую социальную природу;
• исследуем эту природу (а для этого есть социология);
• рассматриваем тенденции движения процессов в природе (прогнозирование);
• на основе знаний законов природы и тенденций инженерно конструируем.

Это и было названо социальным конструированием.

Что ещё важно?

Так как языки были разные их надо было соединить. Отсюда возникла идея применения системного подхода (четвёртая рамка).

У Ляхова был сформулирован ряд принципов социального конструирования: анализ исходных задач, требование системного представления объекта, выделение оснований и связей центральной идеи, требование типизации и так далее. Ляхов задал новый ход, во-первых, переформулировав идеи инженерии в социальную инженерию, установив связку исследование — прогнозирование — конструирование и предложив системный подход как подход синтезирующий. Одновременно — соединяя системный подход, социологический подход и проектный подход.

Почему же не закрепляется термин «социальное конструирование», а появляется термин «социальное проектирование?» Дело в том, что общая тенденция была связана с сильным развитием института проектирования и в том, что в этот период ведущим видом деятельности становится не инженерия (откуда взято конструирование), а проектирование. Сама инженерия истолковывает себя как частный вид проектирования — инженерное проектирование.

В работах Пановой, Когана и Генисаретского появляется термин «социальное проектирование», который и закрепляется. В работах Когана и Пановой проектирование противопоставляется планированию и программированию. Появляется троица: планирование, программирование, проектирование. Она формулируется в отношении социальных объектов. «Если планы и программы, — пишут эти авторы, — рассматривают объект в процессе развития, поэтапного изменения в соответствии с устанавливаемой заранее целью, то проект (здесь они ссылаются на Генисаретского) рассматривает объект в процессе функционирования, как определённую целостность, конкретизуя тем самым планы и программы». Здесь планы и программы как бы рассматривают объект в развитии, шаги реализации, организации действия, а проект требует целостного представления объекта и функционирования. Так они пытались их развести. Но мне важно, что эти три вида деятельности были поставлены в связь друг с другом.

Итак, мы имеем две линии:

1. Линия методологии проектирования, которая пытается решить эти задачи за счёт методологических языков.
2. Линия идей Ляхова и работ Пановой и Когана, где появился термин «социальное конструирование», а затем термин «социальное проектирование».

Пятая рамка — обсуждение вопроса о социальном проектировании тесно связано с идеологией управления. Мы видели, что в методологии была такая же история. И здесь идея социального проектирования ставится в связь с идеями управления, которые в это время также интенсивно развиваются (конец шестидесятых — начало и середина семидесятых годов). Наиболее чёткую концепцию выстраивают Бестужев-Лада и Дридзе. Они ввели идею прогнозного социального проектирования. Как они его определяют? Дридзе пишет: «Прогнозное социальное проектирование — это социальная технология, ориентированная на выработку образцов решений перспективных социальных проблем с учётом доступных ресурсов и намеченных целей социально-экономического развития. Его цель — предплановое научное обоснование управленческих решений». Видите, здесь употребляется термин «технология» и разные другие. Дальше Дридзе пишет: «Причина неразработанности названных технологий кроется в фактическом отсутствии в трехзвенной системе управленческого цикла прогноз — проект — программа-план наиболее важного среднего звена — проекта». Она считает, что прогноз мы можем делать, программу-план тоже, а неразработанность проекта в системе управленческого цикла ведёт к неэффективности социального управления. Она пишет: «В этом во многом кроется значительный резерв повышения научной обоснованности, а значит, и эффективности управления социальными процессами». То есть речь идёт об управлении социальными процессами.

Это основной этап, внутри которого мы можем говорить о становлении идеологии социального проектирования. Я хочу обратить ваше внимание на то, что здесь нет одной идеи, здесь завязан целый комплекс идей и целый комплекс технологий. Системный подход, проектный подход, социологический подход, идеи управления как рамка, связка исследование — проектирование — конструирование — инженерия и так далее. Это целый комплекс идей и, соответственно, технологий, которые втягиваются сюда. Они в значительной степени идут из инженерных идей, но перетягиваются в социальный план.

Отсюда возникает первая проблема: невозможно определить, что такое социальное проектирование, чем оно характеризуется. Здесь особый социальный объект или речь идёт о социальном эффекте? Начинаются споры и путаница — в чём специфика социального проектирования — в особенностях объекта или в эффектах.

Например: дизайнер имеет дело с предметной средой, градостроитель имеет дело с городом. А социальный проектировщик может быть градостроителем? Когда проектируется город, это социальное проектирование или нет? Там есть социальные процессы? Есть. Тогда и градостроитель — социальный проектировщик. Или дизайнер — разве он не работает с социальными процессами? Работает. Но идёт путаница, никак не могут развести социальный проект и инженерный. По терминологии вроде было понятно. Там было конструирование — здесь социальное конструирование, там был просто объект — здесь социальный объект. Но если мы говорим, что специфика социального проектирования — особые виды объектов, то тогда непонятно, почему дизайнеры и градостроители не занимаются социальным проектированием.

Вторая сторона этого вопроса: какова цель социального проектирования? Они пишут: «эффективное управление социальными процессами». Но разве градостроитель не ставит также задачу эффективного управления социальными процессами, которые разворачиваются в городе?

Вторая проблема. Проектировщики или не доходят до настоящего социального проектирования, или всё время обнаруживают нереализуемость социальных проектов.

Например, проектируется экспериментальный жилой район — московское Чертаново. Его сознательно делают как социальный проект, я проводил экспертизу этого проекта. Сегодня мы бы сказали, что это никакой не социальный проект. Там закладывалась не только улучшенная планировка, качество жилья и так далее, но ещё и приближённое обслуживание прямо при этом комплексе — в каждом доме должны быть гаражи, кухни, булочные, молочные… всё, что нужно для повседневного обслуживания. Там предполагалось создать ещё и культурное обслуживание, детское и прочее. То есть сконцентрировать многое, связанное частично с идеями 1920-х годов — домов коммунистического быта и обобществления, а частично с оглядкой на западную жизнь. С точки зрения уровня жизни и обслуживания, которое было в то время у нас, это, конечно, был социальный проект. Предполагалось не только создать другой уровень качества жилья и комфорта, но и воплотить целый ряд идей коммунистического быта.

Но по мере того, как этот проект стал разворачиваться, стало выясняться, что нет денег, нет нужных материалов, потом стали ставить вопрос, кто там будет жить, и оказалось, что половина новшеств не нужна. То есть по мере реализации проекта все социальные характеристики улетучивались. В результате получили просто улучшенную планировку и комфорт.

Оказалось, что те социальные параметры, которые были заложены в проект, по мере реализации проекта исчезают. И получается та же самая жизнь. В конце проектов обнаруживалось несоответствие первоначальному замыслу.

Вторая часть этой проблемы — как реализовать социальные параметры проектов? Если пытались всё-таки удержать социальные параметры, стали упираться в то, что их невозможно реализовать. Морфологические характеристики реализовать удавалось, а основное, что должно было характеризовать социальное проектирование в отличие от другого — нет.

То же и в МЖК — улучшенную планировку реализовать удавалось, а никакой совместной жизни, коллективного общения не получалось. Все жили каждый сам по себе.

1970-е (конец) — 1980-е годы

В конце 1970-х — начале 1980-х годов возникла новая ситуация:

1. Всё больше стали обнаруживаться отрицательные последствия тех видов социального проектирования, которые удалось реализовать. Это были крупные проекты: мелиорации, поворота рек, создания мощных систем обороны. Оказалось, что эти нетрадиционные виды деятельности стали ведущими и определяли тенденции развития. Всё больше стали обнаруживаться негативные последствия нетрадиционного проектирования. Наряду с запланированными эффектами, предусмотренными проектами, всё чаще обнаруживались незапланированные: нарушение природных процессов, вредные выбросы и сбои, невозможность эффективного управления и эксплуатации и так далее.
2. Эти негативные последствия отчасти обнаруживались ещё и потому, что проектная деятельность стала очень масштабной. До этого проектирование было локальным, в отдельных точках, а в семидесятые годы нетрадиционное проектирование по масштабу перешло какой-то порог. Как писал Вернадский (когда вводил понятие ноосферы), деятельность человека стала сопоставимой по-своему эффекту с геологическими процессами.
3. Обнаружилась тенденция снижения профессионального и культурного уровня проектировщиков, не вообще, а относительно тех сложных условий и ситуаций, с которыми им приходилось сталкиваться.
4. Проектирование всё больше обнаруживало свои границы. В 1960-е годы был проектный энтузиазм, считалось, что всё, что мыслится, можно спроектировать. Глазычев даже вводил понятие проектного фетишизма — убеждённости в том, что если на бумаге мы можем сделать проект, следовательно, мы можем его реализовать.

Уже к концу 1970-х разворачивается критика проектного фетишизма и идеологии тотального проектирования. Правда, я с того самого момента, как начал обсуждать проектирование, выступал против идеологии тотального проектирования и полемизировал с Генисаретским и Щедровицким, пытаясь им объяснить, что нельзя всё спроектировать, что проектированию подлежат совершенно особые образования, что у проектирования есть границы. Но когда формулировалась идея обособления проектирования и тотального проектирования, её формулировали так, что проектированию подлежит всё.

В связи с этой новой ситуацией развивается альтернативный ход проектирования. Появляются идеи другого, социокультурного проектирования и программирования, и эти идеи формулируются в рамках другого института — культуры. Это 1978–1980-е годы. В то время в Институте культуры оказался Глазычев (у него был сектор), там работала Ирина Жешко, которая вела очень хорошие игры (потом она уехала в Америку), туда пришёл я и Дондурей. Директором был Чурбанов. Дондурей и Жешко были инициаторами сборников по социальному проектированию. За два-три года нам удалось сделать штук восемь сборников, где сформулировали ряд идей, альтернативных тем, которые развивали Ляхов, Панова и Коган. Если в основание того направления легла идея социально-инженерного подхода, то здесь мы отталкивались от критики этого подхода и завязывали эту проблематику на две идеи: идею культуры и идею участия человека. А общеметодологические основания были те же самые.

Первое. Мы брали методологию проектирования, но содержательно завязывали новый подход на критику социально-инженерного подхода, который исходил из идеи социальной природы, её законов. Считалось, что если есть социальная природа и её законы, то, познав законы и описав процессы, можно создать новую природу. То есть это опиралось прежде всего на естественнонаучный подход и идею инженерии, которая распространялась на всё.

Мы отказывались от идеи, что социальный объект может быть рассмотрен в том же плане, как мы рассматривали природные объекты. В оппозицию социальной природе мы ставили идею культуры. Не природа, а культура. Причём культура нами рассматривалась в гуманитарном залоге. В том смысле, что культура есть уникальные ситуации. Каждая задача для нас являлась уникальной.

Там исходили из общих, типизированных законов социальной природы, а здесь исходили из индивидуальности и уникальности каждой ситуации, с которой имеет дело проектировщик. То есть конструктивный подход предполагался. Но говорилось, что объект — культура, которая выступает не только в общих характеристиках, но и как система уникальных ситуаций. Отсюда возник ситуационный анализ.

Второе. Менялась и позиция проектировщика. В социально-инженерном подходе проектировщик был демиургом, который определяет структуру жизни за других. Поясню. Как архитектор строит дом (традиционное проектирование)? Он может предварительно опросить будущих пользователей, но в принципе он определяет за них все их поведение и жизнедеятельность. Хотя он может под давлением пользователя расширить кухню, например. А в первые годы он был вообще полный демиург — он сам определял, сколько нужно на кухню, какой высоты потолки…

Качеровская: Разве не существовало образцов?

Розин: Это определялось, во-первых, идеологическими соображениями — «советскому человеку много не нужно», он должен жить скромно. Во-вторых, считалось, что главное — это общение, а кухня считалась подсобным помещением. Но это умственные соображения. Никто не учитывал, что общаться-то люди будут не в главной комнате — гостиной, а на кухне. В проектировании мы всегда закладываем жизнь, в следующей лекции я буду об этом говорить. В-третьих, это определялось экономическими требованиями — чем ниже потолок, тем больше можно сделать этажей.

Проектировщик полностью определял за пользователя всю структуру его жизнедеятельности. Эта идеология полностью вошла в идеологию социального проектирования, и она жива до сих пор. Когда сегодня мы пытаемся создать новую экономику, мы рассуждаем так же. Посмотрите на рассуждения наших политологов. Это типичные социальные проектировщики. Они рассказывают нам, как мы должны жить, что нам нужно иметь. Например, анекдотический Жириновский: «Каждой женщине — по мужу, каждому мужчине — ещё что-то…»

А тот подход, который формулировали мы, исходил из отказа от демиургической проектировочной позиции и наоборот, переходил к концепции участия и к идее социально-педагогического действия. Считалось, что никто не знает, какие характеристики нужно закладывать, а эти характеристики во многом определяются в процессе проектирования и реализации. Таким образом, в проектировании есть социально-педагогические моменты. Все учатся через него. В ходе самого проектирования и реализации мы нащупываем параметры социальной жизни, они нам заранее неизвестны. Это наиболее чётко формулировал Глазычев.

Итак, отказ от позиции проектировщика как демиурга, который работает исходя из некоторых знаний, норм или ценностей. Введение идеологии участия — включения в проектирование пользователя и других заинтересованных лиц, и введение второй идеи — социально-педагогической: проектирование есть момент социально-педагогической работы. Заранее мы не можем определить все характеристики, мы нащупываем их в ходе самого проектирования и реализации. Совершенно другой подход.

Гиенко: А он где-нибудь реализовывался?

Розин: Он реализовывался в работах Глазычева и в тех работах, которые разворачивались вокруг Института культуры и вокруг Министерства культуры, которое заказывало. Целая серия проектов реконструкции малых городов.

Дондурей реализовывал эту идею при разработке крупных выставок. Например, помните, был фильм «Асса?» Этот проект делал Дондурей. Он искусствовед, частично методолог. Как они работали? Сначала им нужно было сделать фильму прокат. А потом они стали обсуждать, как сделать, чтобы привлечь к этому? Возникла идея дополнить фильм выставкой, потом дополнить… Они начали к фильму пристраивать другие виды деятельности.

Качеровская: Это проект, связанный с шумной премьерой «Ассы».

Розин: Да. Это происходило в бывшем театре Моссовета. Там было целое действо. Помимо фильма, там был показ мод, авангардная выставка…

Всё началось с того, как лучше устроить аудиторию для просмотра фильма. Дондурей предложил создать пространство для молодёжи, где соединить показ фильма, авангардную живопись, показ мод, хеппенинги и так далее. Все это успешно осуществилось. Но важно то, как он делал проект. Там была реализована идеология участия, он делал вместе с людьми. Заметьте, в исходном проекте была одна идея, а затем она разворачивалась.

Елисеева А как происходило, что параметры проекта определялись в процессе?

Розин: Когда возникла идея добавить выставку, они пошли, нашли этих людей, стали обсуждать, как можно переоборудовать… То есть по мере того, как подключали новых участников, менялась структура проекта, возникали новые требования, необходимо переоборудовать пространство и так далее.

Елисеева: А то, что они придумали присоединить именно выставку, тоже родилось из участия?

Розин: Это был процесс, который начался с простой идеи показа фильма с обсуждением того, при каких условиях зрителю будет интересно и он будет удерживаться в этом пространстве. Сначала был вопрос: как создать аудиторию для просмотра фильма?

Когда они начали его обсуждать, они придумали подключить сюда то, это, расширить… Дальше они стали привлекать людей и обсуждать, и проект начал разворачиваться.

Елисеева: Получается, что «подключить то и это» родилось не из участия.

Розин: Пригласите Дондурея, он вам расскажет.

Третье. Важно, что через этот проект они поняли, что здесь действуют совсем другие технологии. Старая идеология проектирования не срабатывает. «Сначала делаем проект, потом его реализуем» — это посыпалось. Оказалось, что проектирование становится перманентным. Выставляется один проект, потом он является инициацией для другого для третьего… И исходный проект пересматривается.

Кстати, идея перманентного проектирования начала осознаваться и в других видах проектирования, даже в традиционных. Например, проектирование металлургических заводов оказалось перманентным. Делают проект металлургического завода, закладывая технологию. Реализация его — примерно 5–6 лет (в наших условиях). За 5–6 лет сменяется технология. И когда его нужно запускать, его надо перепроектировать. В результате металлургические заводы непрерывно проектируют. Одни цеха построены и работают, другие перестраивают… Цикл составляет 3–4 года.

Новая идеология привела к тому, что стало понятно, что исходный проект является лишь инициирующим. Я в связи с этим предложил ввести понятие инициирующего проектирования наряду с другими:

1. Кабинетное проектирование — демиургическое, когда проектировщик решает за других, не включает пользователей и заинтересованных лиц в проект.
2. Паритетное проектирование — проектировщик является ведущим персонажем, он включает пользователей, но не на равных правах, а для того, чтобы учесть их требования. Это часто делается через предварительный показ проекта и его обсуждение в расчёте на предложения о поправках. Иногда делались проектные семинары.
3. Инициирующее проектирование. Исходный проект инициирует другие процедуры. Например, Глазычев, когда приезжал в малые города, после анализа ситуации делал первые проекты. Не для того, чтобы их реализовать, а для того, чтобы организовать вокруг них какую-то инициативу в городе. Он выставлял проекты в выставочном зале, и начиналось обсуждение. По ходу обсуждения складывались группы поддержки, возникали новые проектные идеи, создавались новые проекты, изменялся исходный. То есть первый проект запускал социальные инициативы. Он не являлся проектом некоторого объекта, он являлся катализатором, который запускал социальные инициативы.

Качеровская: А у нас Марк Владимирович Рац говорил об авторском надзоре…

Елисеева: Именно это он называл «экспертиза-II».

Розин: Насколько я понимаю, Рац, несмотря на всю его методологическую продвинутость, работает в идеологии первой линии проектирования (демиургического). Ту линию можно очень оснастить, ввести фигуры эксперта, фигуры человека, который отслеживает, чтобы проект был точно реализован…

Елисеева: То экспертиза-I — профессиональная. А экспертиза-II — общественная. Выставляется проект, он обсуждается всеми заинтересованными позициями, потом он перерабатывается.

Розин: Всё равно это наиболее продвинутые образцы демиургического проектирования.

Участие участию рознь. Когда Дондурей начинал свой проект, он не выставлял готового проекта. Он его и не знал. Готовый проект был результатом совместного взаимодействия людей, которых он привлекал по ходу дела. Исходный проект был очень простой — показать фильм и создать условия для его демонстрации. А получили особую среду и новую форму жизни в сфере искусства и восприятия. Это результат совместного взаимодействия. В нём, конечно, была линия проектирования, так как на каждом шаге что-то проектировалось. Сначала проектировали просто зал для показа, потом зал для показа и выставку, потом — хеппенинги… На каждом шаге было проектирование. Но эти идеи определялись не исходным проектом, который обсуждается и уточняется, а определялись живым взаимодействием и соучастием этого коллектива. Это принципиально другой ход. Это ход, когда проектное действие есть всего лишь момент совместного движения к некоторой первоначально выставляемой цели, хотя в результате приходят даже не к ней. Помните, я говорил о Платоне — две линии? Это примерно то же самое.

Второй вид проектирования — это проект, который адресуется участникам движения (движение — термин С. В. Попова).

Елисеева: Различить всё равно трудно.

Розин: Представь, что я тебе предлагаю проект твоей жизни. Давай обсудим его. Ты скажешь, что тебе нравится, а что — не нравится. Но я тебя с самого начала загоняю в эту структуру.

А второе — я говорю: «Давай с тобой вместе создадим проект нашей жизни и сами будем его реализовывать».

Елисеева: Акценты разные.

Розин: В этом не так просто разобраться. В первом случае проектировщик делает человека, социальную жизнь объектом своей деятельности, и его участие состоит в уточнении характеристик, которые приписываются объекту.

Во втором случае проект адресуется участнику движения, и они совместно определяют… Хотя есть направляющий — Дондурей был направляющим, он был инициатором и владел идеями. Но в зависимости от того, какие участники привлекаются, какие возможности, как можно было им самим реализовать этот проект — разворачивались предложения, схемы и так далее.

Происходило следующее: первая линия проектирования была доведена до предела, даже с идеей участия. Участие было — это обсуждение проектов, это общественная экспертиза…

Но всё равно при том, что проектировщик определяет основную структуру жизнедеятельности, её характеристики и параметры.

В другом случае ситуация принципиально меняется. Кстати, я не хочу сказать, что мы сами это хорошо тогда понимали. Я стал это понимать только после того, как послушал Попова, потому что он задал другую идеологию. Мы сами не очень это понимали, хотя какие-то позиции формулировались достаточно чётко. Например, Глазычев формулировал свои идеи так: «Взаимодействие с городом, но не для горожан, а вместе с ними. Речь идёт о социальной педагогике, обращённой всевозрастным сообществам горожан, включая все горизонты управления на самое себя». Это, конечно, идея, которая выламывается из традиционного проектирования. Но чёткого осознания, что мы выходили на другую идеологию, у нас не было. Это был такой промежуточный вариант, в котором мы мыслили ещё в значительной степени как демиургические проектировщики, но пытались учесть особенности, связанные с культурой, с участием, с тем, что всё становится педагогическим… Хотя в работах Глазычева и с выходом на идею инициирования становилось понятно, что проектирование здесь превращается во что-то другое.

Качеровская: Можно ли здесь предположить, что авторский надзор в проектировании–2 — своей собственной жизнью отвечаю за…

Елисеева: Нужно спрашивать не так. Нужно спрашивать: а во что превращаются при проектировании–2 традиционные виды сопровождающей аналитической деятельности, такие как авторский надзор, мониторинг, экспертиза…

Розин: Надо отвечать так: и авторский надзор, и мониторинг, и общественная экспертиза могут хорошо существовать в рамках демиургического проектирования. Они не меняют эту технологию. Если же их начинают делать всерьёз, то они разрушают эту технологию и заставляют искать другие ходы. Вот как я отвечаю. То есть здесь обозначилась граница всего этого мировоззрения.

Елисеева: А аналитические виды деятельности в проектировании–2 не нужны?

Розин: Нужны.

Елисеева: А они тоже приобретают другую идеологию?

Розин: Да. Сейчас я перехожу к этому. Следующий пункт — Попов и К^о.

Васильева: Я читала книгу Дридзе, она как?

Розин: Это всё та же демиургическая идеология.

(перерыв)

Мы разобрали предельную линию проектирования–1. Я показывал, что мы вышли к ряду проблем, и обозначилась граница, в частности, через инициирующие проекты.

Следующий ход в плане осознания.

На практике альтернативный вариант был. На примере Дондурея я показываю, что были другие типы социальных технологий, где по-другому строилось. Но в плане идеологии эти идеи до конца не были доведены, а проявлялись в виде отдельных тезисов (участие, и так далее)

Первый, у кого я услышал альтернативную идеологию — Сергей Валентинович Попов. Это тоже методолог. Последние года 3–4 он развивает идею общественной инженерии. Он тоже начинал с социальной инженерии, но под влиянием моего оппонирования стал больше говорить об общественной. Поскольку я рисую панораму, я не буду сейчас подробно разбирать эту ситуацию, но проговорю некоторые пункты.

Во-первых, проекты адресуются не другим людям, а участникам самого этого процесса. То есть с самого начала проект (или другие установки) рассматривается в другом отношении.

Во-вторых, объектом социально-инженерного (социально-общественного) действия является или человек, или то, что Попов называет общественным образованием.

Общественное образование по Попову характеризуется по крайней мере тремя важными моментами: а) им приписывается активность, причём активность встречная; б) им приписывается такое свойство, как целеполагание или осмысленность; общественное образование может осуществлять смыслообразование и в связи с этим ставить свои цели; в) общественным образованиям приписывается рефлексивность.

Достижение цели, которую формулирует ведущий, или (условно говоря) социальный инженер, обязательно включает встречную активность, взаимодействие, взаимоотношение.

В-третьих, социальный инженер направляет всех к цели, которую он формулирует, но реально все приходят не туда. В идеологии проектирования мы закладываем в проект характеристики, и мы должны их получить. Если это не получается, начинаются проблемы реализуемости, утери параметров, проектносообразности и так далее. Потому, что идеология такова, что в объекте мы должны получить то, что мы заложили в проект. Попов формулирует идею расхождения цели и результата. Хотя Наши усилия направлены на реализацию некоторой цели, однако то место, куда мы приходим, существенно отличается от этой цели.

На примере мы это рассматривали. Я специально подсовывал вам пример реконструкции «Пира». В начале Платон формулирует одни требования новой любви, а когда он после интеллектуального продвижения приходит к результату, мы имеем более развёрнутое, обоснованное представление с новыми характеристиками, которые он вначале даже не мог себе представить. В этом смысле конечный результат — результат совместного вклада. Кто-то не понимал, кто-то предлагал альтернативы, и постепенно это… А в политической жизни мы видим это всё время. Политик ставит одну цель, он действует одним образом, другие действуют по-другому, поскольку общественные образования имеют свои цели и рефлексируют ситуацию, и в результате мы приходим в другое место, хотя движемся, пытаясь реализовать цель.

В-четвёртых, ведущий сознательно организует движение и пытается осуществить контроль над этим движением. В этом смысле он не просто человек, который действует экстентивно, но он пользуется методологией, он создаёт схемы, которые обеспечивают взаимодействие всех участников. У Попова колоссальную роль играют схемы. Он считает, что социальные дисциплины — это дисциплины, которые работают не со знаниями, а со схемами. Знание не может обеспечить совместного действия, а могут обеспечить его лишь схемы.

За счёт чего Платон достигает результата, а именно приводит участников к новому пониманию любви? Он вводит ряд схем — различение Афродит, трёх полов с андрогинами и так далее. За счёт этого участники, входя в некие реальности, действительно движутся в нужном для Платона направлении. Здесь роль схем в том, что схема даёт возможность организовать взаимодействие всех участников.

На политической сцене, например, Иосиф Сталин — гениальный социальный инженер, хотя и злодей. Он здорово эксплуатировал такую схему, как классовая борьба. Сначала это классовая борьба, потом борьба с врагами народа и её модификации — с космополитизмом… Идея борьбы очень хорошо организовала всех участников, позволяя вокруг этого развернуть репрессивный аппарат, обосновать тяготы жизни, проводить властные… Это очень мощная энергетическая и смысловая схема, которая была сначала взята просто как борьба классов, а потом была проинтерпретирована как борьба с врагами народа, с космополитами, с евреями… Как угодно можно интерпретировать. Но каждый раз это обеспечивает взаимодействие при ведущей роли социального инженера.

Ты чувствуешь отличие от обычного проектирования (обращаясь к Елисеевой)? Проект же задаёт не схемы взаимодействия, а проект задаёт характеристики жизни, к которым ты вынуждена относиться. А здесь идеология — организовать взаимодействие и направить движение в нужном направлении. Через такой механизм взаимодействия осуществляется продвижение к заданным целям.

Елисеева: Здесь промелькнуло слово «контроль».

Розин: Контроль в том смысле, чтобы движение всё-таки определённым образом направлялось.

Елисеева: Я думаю, что аналитические виды деятельности за счёт этого переходят на другой уровень — на организационный. Как и само проектирование.

Розин: Да, для Попова это организационные схемы — схемы организации взаимодействия. Здесь все понятия надо переосмыслить.

В-пятых, всё движение должно быть потом вписано в социальное и историческое пространство. Шутя, Попов приводил пример Петра Щедровицкого. Пётр мастерски действует: ставит цель продвижения, а приходит куда-то в другую точку, но каждый раз интерпретирует это так, что пришли как раз туда, куда нужно. Он вписывает результат в социальное пространство, пространство действия, изображая, что он именно туда и шёл.

Елисеева: «Выигрыш через интерпретацию».

Розин: То есть движение непрерывно прописывается в социальном и историческом пространстве, за счёт чего оно приобретает смысл и значение. Это не только действие, а ещё и прописывание действия в некоторых пространствах. Попов считает, что прежде всего важно прописывать в историческом пространстве. Для этого, например, переписываются истории как в политике). Большевики делали социальное действие, и при этом непрерывно вписывали его в историю (при этом переписывая историю так, как им нужно). Они вписывали его в социальный план, утверждая, что классовая борьба есть характеристика человеческого бытия. Оказывается, что это действие существует и прописывается в пространствах.

Дальше Попов показывает, как это можно проиграть на политической инженерии и вводит целый ряд схем. Мне важно лишь обозначить точку. Мне кажется, что это действительно другой заход в этой тематике. Он, мне кажется, частично был у Платона, но Платон не отрефлектировал его для него важнее были государственные законы, он считал, что это более масштабно. Если там и есть какая-то рефлексия, то по поводу Пира как технология она не была как следует отрефлектирована. А Попов делает следующий, очень важный шаг в этой линии.

Ещё одна граница этого момента связана с тем, что проблема создания идеального социального устройства может быть решена не только в общественном плане, но и на личном уровне. Здесь мы выходим к эзотерике как одной из границ. Эзотерическая точка зрения исходит из того, что нечего решать социальные задачи, поскольку они упираются в личностный план. Как говорил Кришнамурти, «если вы хотите достичь счастья, вы должны прежде всего достичь счастья внутри себя. А другие идеологи говорят по-разному.

Например, Шрио Рабинда Гош (известный индусский эзотерик) начинал именно с общественного движения в борьбе за независимость Индии, позже пишет так: «Массовое сознание всегда менее развито, чем сознание более развитых личностей, и прогресс зависит от того, в какой мере общество готово принять влияние индивидуального сознания. Совершенное общество может существовать только благодаря совершенству его членов, индивидуумов, это совершенство может быть достигнуто только сознательно каждым существом, и открытием всеми духовного единства — единства всей жизни. Заблуждающееся человечество всегда мечтало об улучшении своего окружения посредством изменения государственного устройства и общества, но внешнее окружение может быть усовершенствовано только посредством внутреннего совершенствования индивидуума. Наша внешняя жизнь отражает только то, что внутри нас. Нет способа, который мог бы спасти нас от законов нашего собственного существа. Совершенное общество не может быть создано людьми, или состоять из людей, которые сами несовершенны».

То есть другая позиция состоит в том, что за счёт внешних усилий мы в принципе не можем решить этой задачи. Это задача решается только в том плане, что человек может сам себя изменить и тогда изменится внешняя социальная действительность. Это как точка зрения. В связи с этим нужно рассматривать ещё эзотерическую традицию, где были созданы технологии решения этой задачи, но совершенно особые.

Постулаты эзотериков:

1. Наша жизнь, наша культура не подлинная, мы живём не подлинной жизнью. Это жизнь, где борьба, конфликты, противоречия, несправедливость и так далее. Но существует подлинная реальность, в которую человек может проникнуть.
2. Цель человеческой жизни состоит в прохождении в подлинную реальность, в овладении ей.
3. Это возможно, но при условии кардинального изменения самого себя. Человек может пройти в подлинную реальность, если он кардинально себя изменит.

В эзотерической культурной традиции созданы технологии, которые позволяют человеку попадать в мир своего идеала. На самом деле анализ показывает, что это мир идеала эзотерика. Если эзотерик верит в практическое бессмертие, если он считает, что может приобрести необычные способности, если он считает, что подлинная реальность есть реальность света и тому подобное, то гении эзотеризма (не все, а люди, обладающие колоссальной волей и способностями) действительно попадают в такой мир. Что он собой представляет — это отдельный вопрос. Моя книга посвящена этому вопросу — каким образом они попадают в эти миры, что это такое и как к этому относиться.

Но я обращаю внимание, что с точки зрения самих этих людей они реализуют идею эзотеризма. Они практически попадают в мир с этими свойствами. Другое дело, существует ли этот мир для другого человека. Очевидно, нет. Но сам эзотерик попадает в мир, где он может летать, где он переживает практическое бессмертие и так далее. Они считают, что если бы люди прошли в подлинную реальность, изменилась бы жизнь человечества. Все социальные задачи были бы решены автоматически.

Это ещё одна точка зрения, которая нужна для того, чтобы понять, что это за пространство. Это пространство людей, которые, критически относясь к культурной и общественной жизни, пытаются её изменить, создать другую жизнь, в которой можно было бы жить в ладу со своими представлениями, идеалами и своим «историческим нетерпением», как писал один из исследователей, говоря об эзотериках.

Васильева: Очень хорошая жизнь.

Розин: Но там есть другие проблемы. Такой индивидуальный вариант существует и его нужно иметь в виду.

Вот такое полотно я вам обрисовал — человеческих усилий, попыток изменить социальную действительность, реализовать свои идеалы.

В книге «Философия техники» (примерно половина написана мной) есть анализ инженерной деятельности, анализ традиционного проектирования, социального проектирования. Там же есть список всей литературы по социальному проектированию. Много есть в сборниках по социальному проектированию, которые выходили в Институте культурологии.