Социологическая интуиция: Введение в неочевидную социологию.
Предисловие автораЦель любой дисциплины состоит в том, чтобы соответствовать двум требованиям: быть ясной и быть неочевидной. Реальное знание должно быть коммуникабельным. Оно должно заявить о себе так, чтобы было понятно. И если вы уже обладаете эти знанием, должно иметься, что сказать такого, чего вы не знали бы уже прежде. У социологии плохая репутация и в том и в другом смыслах. Она повинна в абстрактном жаргоне. Социологическая проза в худшем своём выражении считается, в сущности, недоступной. А уж если читатели проникают, наконец, в дебри абстракций и специальной терминологии, то слишком часто обнаруживают, что там мало что сказано. Представляется, что социологи сообщают о том, что и без того уже известно каждому, что они документируют очевидные факты нашего мира, что они просто дают новые имена тому, что уже и так знакомо. Стоит ли удивляться, когда заявляют, что социологам приходится прятаться за специальным языком их же собственного изготовления: если им придётся говорить на простом/английском/языке, то не будет сказано вообще ничего. В таком утверждении есть определённая доля истины. Социология стала временами без нужды бестолковой, и добрая доля её имеет тенденцию выглядеть довольно пустой. Поле исследования содержит ответвления в новые формы технического жаргона, простирающегося от философии до математики. И люди, включая самих социологов, удивляются, если вообще говорится что-то дельное. Тем не менее, я думаю, что против социологии выдвигаются несправедливые обвинения. И в этом она, может быть, в значительной степени виновата сама. За дымовой завесой понятий и дефиниций, философских дебатов и пространных методологий скрыт один важный факт: в социологии существует реальная сердцевина, где сделаны весьма значимые открытия. Социология и в самом деле знает некоторые важные принципы устройства этого мира. Эти принципы не являются делом концептуализации и дефиниций. Они сообщают нам о том, почему случаются те или иные вещи, и почему это происходит скорее таким-то путём, нежели другим, и они лежат под покровом обычных верований. Эти принципы открывались профессиональными учёными, включая некоторых ведущих мыслителей прошлого; они никоим образом не очевидны. Поскольку они не очевидны, нет причины облекать их в абстракции и технические термины. Они столь же впечатляюще изложены простым и ясным языком, как и в том случае, если бы их замаскировать эзотерическим жаргоном. Проверкой реального знания является то, что его можно изложить так, чтобы любой мыслящий человек смог понять, о чём идёт речь. Сердцевина этой книги заключена в двух первых главах. Мы начинаем с центральной проблемы, которая отделяет социологический анализ от большинства других, более очевидных подходов к миру. Это проблема ограниченности рациональности. Она ведёт к далёкому от очевидности выводу о том, что мощь человеческого рассудка базируется на нерациональных основаниях и что общество соединяется воедино не рациональными соглашениями, а с помощью более глубоких эмоциональных процессов, которые продуцируют социальные связи доверия между отдельными типами людей. Общество состоит из групп. Эти группы часто находятся в конфликте друг с другом; но каждая группа может действовать лишь в той мере, которая удерживает её вместе с другими группами. Это требует какого-то нерационального механизма, продуцирующего эмоции и идеи. Что же это за механизм, порождающий социальную солидарность? Вторая глава ищет ответ на этот вопрос, изучая другие неожиданные социологические открытия и проявляя в данном случае интерес к природе религии. Религия представляет собой первичный пример того, как определённые формы социального взаимодействия продуцируют чувства групповых связей. Мы здесь пришли к выводу относительно того, что значит религия в жизни людей, но мы обнаружили также и нечто, имеющее более широкое значение. Представляемая здесь теория религии наиболее важна, потому что она раскрывает общую теорию социальных ритуалов. Это ключевые кирпичи для многого остального из социологии; поскольку ритуалы — это маленькие социальные машины, которые создают группы и прикрепляют их к социально значимым символам. Располагая такими инструментами, следующие четыре главы применяют социологический анализ к разнообразным темам. Власть и преступность — это две сферы, где нерациональные процессы накладывают весьма серьёзные ограничения на понимание их людьми и возможность управления ими с помощью рациональных расчётов. Тем не менее, и власть, и преступность имеют свои парадоксальные паттерны, которые мы можем понять с позиций неочевидной социологии. Пятая глава рассматривает взаимозависимые темы пола, любви и положения женщины в обществе. Здесь мы также найдём социальные символы на поверхности и парадоксальные структуры в глубинах. Здесь опять интуиция неочевидной социологии поможет нам увидеть направление изменения паттернов в наше время. Последняя глава вводит социологию в пространство вечного. Она показывает нам, что если мы собираемся построить когда-нибудь компьютер с интеллектом человеческого существа, он будет запрограммирован социологами. Реальный искусственный интеллект со способностью к человеческому творчеству должен обладать человеческими эмоциями. Эта глава, завершая полный круг, возвращает нас к теориям рациональности и ритуалов, с которых мы начинали. Если человеческая рациональность покоится на нерациональном основании социальных ритуалов, тогда компьютер может обращаться с символизмом таким образом, как это могут только люди, то есть — если он тоже может принимать участие в ритуальных взаимодействиях. За этим следует введение в социологию как дисциплину, которой действительно есть что сказать. В нём я набросал некоторые наиболее важные аргументы Эмиля Дюркгейма и Эрвина Гоффмана, Гарольда Гарфинкеля и Манкурa Ольсона, Карла Маркса и Макса Вебера, равно как и современной социологии разговора и эмоций. Социология пережила интеллектуальные приключения, которые увели нас за пределы того, что открывается здравым смыслом. Она должна попробовать себя на поприще обнадёживающего расширения нашего знания о мире. Я предложил здесь лишь толику практических следствий из социологии. Они включают в себя некоторые из более усложнённых путей, которые указывает социология для решения проблем организационной власти, преступности и половой дискриминации. Конечно, социология далека от совершенства. Не всё её теории разработаны; и в ней имеются огромные области неподдельных разногласий, и предстоит провести ещё много исследований. Я не пытался охватить все темы и подходы, хотя читатель в разных местах найдёт упоминания о расходящихся теориях. Я не пытался придерживаться в этой книге какой-то одной позиции. Что она предлагает — так это краткое введение в некоторые из наиболее интересных и элегантных социологических идей. И я надеюсь, что она пробудит аппетит к большему. Рэндалл Коллинз, Риверсайд, Калифорния, август 1991 года. |