Виталий Яковлевич Дубровский:
Сознание и принятие решения: деятельностный подход

1. Введение

Деятельностный подход является одним из четырёх основных подходов к сознанию в науке и философии, наряду с феноменологией, теологией и естественнонаучным подходом, или натурализмом. Противопоставляясь феноменологии и теологии как субъективистским подходам, деятельностный подход, как и естественнонаучный подход, постулирует объективность человеческой деятельности, сознания и психики. В то же время, в отличие от естественнонаучного подхода, деятельностный подход рассматривает деятельность, сознание и психику, как задаваемые культурными, социальными, и другими нормами и стандартами, нежели подчинённые законам природы. Основные принципы деятельностного подхода, которыми я руководствуюсь в этой статье, были разработаны в 1960–1970-е годы. Московским методологическим семинаром, руководимым Г. П. Щедровицким (1995). Эта статья является лишь намёком на рассмотрение сознания с деятельностной точки зрения, к тому же только в аспекте, ограниченном принятием решения.

1.1. Принцип нормативной заданности деятельности

Согласно принципу нормативной заданности деятельности, люди действуют поскольку они должны действовать, и действуют они таким образом каким они должны действовать. Другими словами, человеческая деятельность не детерминирована законами природы, а исключительно и исчерпывающе задаётся культурными, социальными, организационными, и другими нормами (стандартами, правилами, законами, обычаями и другими). Одни нормы формируются исторически (культурные нормы), другие устанавливаются в результате социальных движений и политических компаний, третьи — в результате разрешения различного рода конфликтов, четвёртые являются продуктами специальной деятельности нормировки и стандартизации (например, производственные нормы выработки и торговые квоты, юридические законы и государственные постановления). Вещи, люди, знаки, понятия, предметы окружающей среды и другие «материальные» и «идеальные» предметы, вовлечённые в деятельность, также стандартизированы.

Изготавливаемые людьми предметы производятся в соответствии со стандартами, в то время как природные объекты определяются, характеризуются и называются в соответствии с принятыми культурными, научными и индустриальными стандартами.

Простейшей единицей деятельности принято считать акт, единство которого задаётся целью, и который имеет, по крайней мере, две логических составляющих — действие и ситуацию. Действие осуществляется в соответствии с особой нормой — способом. Ситуация есть многообразие вовлечённых в действие предметов, соответствующим образом сорганизованных.

Следует подчеркнуть, что все действия и все известные нам объекты соответствуют некоторому стандарту. Если осуществляемое действие отклоняется от заданной нормы, оно, в соответствии с определёнными критериями, должно быть идентифицировано как определённый тип отклонения, в соответствии с существующим референтным набором отклонений — стандартом отклонений. Другими словами, всякое исполнение действия имеет нормативный статус — либо статус нормы, либо статус определённого стандартного отклонения из референтного набора. То же самое справедливо и по отношению ко всем предметам, вовлечённым в деятельность. Это подобно совершенному миру идей Платона, который был бы дополнен идеями всех возможных типов отклонений от совершенных идей. Тогда любое событие или вещь этого бренного мира, в точности соответствовали бы некоторой идее — совершенной идее или идее отклонения от совершенной идеи.

2. О принятии решения

Существует широко распространённое мнение, что принятие решения является сугубо умственным, или когнитивным процессом. Даже люди, не разделяющие взгляды, согласно которым человек является устройством по переработке информации, убеждены, что принятие решения является по сути внутренним когнитивным процессом, включающим восприятие, память, мышление и другие. Не удивительно, что подобные убеждения с неизбежностью ведут к представлению, что в основе принятия решения лежат нейронные процессы головного мозга.

2.1. Действительно ли мы мыслим мозгом?

Взгляд, что мы «мыслим мозгом», является настолько широко принятым, что он «пропитал» обыденный язык (например, «подумай головой» и «пораскинь мозгами»). Люди которые не разделяют этого взгляда считаются странными. Им объясняют, что информация поступает в наши рецепторы, передаётся по нервным путям в кору головного мозга, обрабатывается за счёт сложных взаимодействий нервных клеток, а затем результат, или решение, поступает в наши внешние органы движения и речи. Им, возможно, также расскажут, что стиль принятия решения человека зависит от того, какая половина мозга у него более развита — левая или правая. А, возможно, ещё и добавят, что мы — люди, употребляем всего только 10 процентов наших мозговых клеток, но если бы мы употребляли больше, то существенно увеличили бы наши мыслительные способности.

Принадлежа к категории странных и наивных людей, я продолжаю задавать вопросы. Разве не получается, что думаю-то не я, а мой мозг делает это вместо меня? Ведь будучи природными процессами, нервные процессы не могут нарушать законы природы и, следовательно, «принятие решения» не может протекать иначе, чем оно происходит. Как же возможны ошибочные решения? Или как возможны волевые действия? И как люди могут быть ответственны за свои решения и действия? На эти вопросы обычно ссылаются на недостаточность наших знаний о мозговых процессах, лежащих в основе мышления вообще и принятия решения, в частности. Однако мои собеседники соглашаются с тем, что не совсем правомерно объяснять мне то, чего я не понимаю, с помощью того, чего никто ещё не понимает.

2.2. Чем мы действительно мыслим

Древний мореплаватель наконец находит в разрыве облаков Полярную звезду и корректирует движение своего корабля. Следуя правилам, которым его учили, он также учитывает направление и силу ветра, морское течение, предполагаемые местонахождения корабля и пункта назначения и так далее. Очевидно, он также пользуется понятиями пространства, времени, скорости, и другими. Чем же мыслит древний моряк принимая решение? Ели бы мы, следуя обыденному сознанию, рассматривали принятие решения как то, что происходи внутри моряка, то, как и научные психологи, с неизбежностью вынуждены были бы свести принятие решения к мозговым процессам.

Деятельностный подход требует, чтобы при анализе принятия решения, мы начинали не с моряка принимающего решение, а с самого акта принятия решения. Мы обязаны включить в систему акта принятия решения каждый фактор, без которого решение было бы либо невозможно, либо деградировало ниже требуемого уровня, а также каждый фактор, в той же степени мешающий решению, влияние которого следует нейтрализовать, или компенсировать. Такая смена ориентации имеет немедленные и весьма драматические последствия. Этот новый взгляд требует включения в ситуацию акта принятия навигационного решения, помимо моряка и его субъективных переживаний, таких как страх, утомление или головная боль, физических факторов, таких как корабль, Полярная звезда, океан, ветер, течения, может быть карта, а также «идеальных» факторов, таких как знание исключительных свойств Полярной звезды и другие знания, набор понятий и правил навигации. И мы обязаны заключить, что принимая навигационное решение, древний моряк должен мыслить всем этим, или посредством всего этого.

2.3. Три важных момента в деятельностном анализе принятия решения

2.3.1. Принятие решения всегда включает как умственные, так и «физические» компоненты

Пример древнего моряка иллюстрирует факт, что принятие решения включает как наблюдаемые (overt) физические, так и скрытые (covert) умственные компоненты. В зависимости от места, занимаемого принятием решения в иерархической структуре деятельности, принятие решения может иметь различный статус и, соответственно, структуру. На самом низком уровне принятие решения может быть стадией простого действия, на которой решается как осуществить операцию, например, перешагнуть или обойти лежащую на пути лужу. На другом полюсе принятие решения может быть функцией целой организации — «мозгового треста», включающего большой коллектив, кооперирующий с целым рядом других организаций. На промежуточном уровне принятие решения может быть специализированным актом, осуществляемым отдельным индивидом, который затем сообщает это решение другим индивидам, которые его затем реализуют.

Для нас здесь важно то, что на всех уровнях, наряду со скрытыми умственными операциями, принятие решения обязательно включает также и наблюдаемые физические операции. Древний моряк для того, чтобы принять навигационное решение, помимо прочего, должен был найти Полярную звезду на ночном небе. Чтобы её увидеть, он должен был смотреть. Принимая решения, люди с необходимостью осуществляют наблюдаемые со стороны действия, употребляют различные «физические» орудия — от карандаша и листа бумаги и до сложнейших компьютеризированных систем. Всё это хорошо известно на уровне здравого смысла, но именно наблюдаемая «физическая» сторона, как правило, игнорируется в психологических исследованиях принятия решений.

2.3.2. Анализ того, как принимаются решения, с неизбежностью сводится к предписанию того как они должны приниматься

Согласно деятельностному подходу, анализ того, как осуществляется принятие решения, должен проводиться в контексте практических решений и в терминах норм, средств и проблем, относящихся к этой деятельности. Практически неизбежным результатом такого анализа являются представления деятельности, которая далеко не совершенна. Это призывает к усовершенствованию процесса принятия решения, даже если изначально такая задача и не ставилась. Если описание усовершенствованного принятия решения одобряется клиентом и утверждается авторитетным органом, оно приобретает нормативный статус предписания того, как решения должны приниматься.

Даже «натуралистические» исследования принятия решения обычно заканчиваются рекомендациями по улучшению этой деятельности (Klein, Orasanu, Carderwood, and Zsambok, 1993). Решение научной общественностью какая модель принятия решения является «истинной», в конечном счёте, определяется не тем, насколько хорошо она представляет существующую практику принятия решения, а тем насколько она может служить предписанием, или нормой для предстоящих решений. Этот сдвиг «от существующего к должному» типичен для исследований человеческой деятельности (Щедровицкий, Г. П., 1995).

2.3.3. Кто является субъектом принятия решения

В человеческом обществе решения принимаются индивидами и группами, обладающими соответствующими средствами, способностями и правами. Ребёнок должен достичь соответствующего уровня зрелости, прежде чем взрослые признают за ним право принимать определённые решения, а общество признает его ответственным за свои решения. В рабовладельческих обществах только свободные люди могли принимать решения, касающиеся и своей жизни и жизни рабов.

До публикации The Functions of the Executive (Chester Barnard, 1938), мало кто предполагал, что деловые решения принимаются управляющими. В качестве основной функции управляющего, принятие решения получило широкое признание только после публикации Administrative Behavior (Herbert Simon, 1947). Это произошло вовсе не потому, что управляющие всегда принимали решения, а авторитетные исследователи открыли это сравнительно недавно. Это произошло потому, что традиционно большинство американских предприятий были патронимическими и все деловые решения, как правило, принимались их собственниками, в то время как основными функциями управляющих были надзор (surveillance) и непосредственное руководство (supervision) в реализации решений. К выходу книги Chester Barnard’а возникли и получили широкое распространение крупные корпорации, собственники которых всё чаще вынуждены были «делегировать» свой авторитет управляющим, вместе с правом и обязанностью принимать деловые решения. Эта новая оформляющаяся практика управления и получила своё отражение в вышеупомянутых книгах, и, благодаря популярности и влиянию последних, «принимающий решение управляющий» стал новым организационным стандартом.

3. Сознание с деятельностной точки зрения

В то время как натурализм представляет сознание как эпифеномен взаимодействия организма (с его нейронными и другими механизмами) и среды, субъективизм представляет сознание как саму реальность. Делались и попытки примирения этих противоположных точек зрения либо на основе некоего промежуточного начала (например, Hamlyn, 1982), либо с помощью некой разновидности дуализма (Chalmers, 1996). Как упоминалось выше, деятельностный подход противопоставляется и натурализму и субъективизму.

3.1. Теория сознания Л. С. Выготского

3.1.1. Сознание является исключительно социальным образованием

Понятие сознания предлагаемое в этой статье происходит из теории, разработанной русским психологом Л. С. Выготским в 1925–1934-х годах. Выготский описывает сознание как систему высших психологических функций, таких как, например, произвольное внимание и логическая память, которые формируются в процессе индивидуального развития ребёнка.

Следуя Р. Janet (1928), Выготский рассматривал процесс формирования высших психических функций как «интериоризацию», или трансформацию актов взаимодействия ребёнка со взрослыми в умственные операции ребёнка (Vygotsky, 1930/1978). Janet, как и многие другие психологи его времени, понимали интериоризацию как «прививку» элементов социальной кооперации к исходно асоциальному, животно-подобному сознанию младенца. В отличие от них, Выготский отрицал существование этого исходного асоциального сознания и рассматривал сознание как исключительно социальный продукт воспитания ребёнка (Леонтьев, 1982). По Выготскому, в процессе воспитания ребёнка исходные до-сознательные животно-подобные психические процессы прекращают существовать. Они включаются в новую систему, «культурно перестраиваются и развёртываются, чтобы сформировать новое психологическое образование (entity)» (Vygotsky, 1930/1978, p. 57). Другими словами, Выготский рассматривал человеческое сознание как исключительно социальное образование, которое исторически сформировано и культурно детерминировано.

3.1.2. Сознание есть интериоризованная коммуникация индивида с собой

Даже бихейвиористски настроенный ранний Выготский придавал особое значение речи: «В широком смысле слова, в речи и лежит источник социального поведения и сознания» (1925/1982, с. 95). Позднее он подчёркивал принципиальную роль речи в формировании сознания ребёнка. Он рассматривал интериоризацию социальных коммуникационных актов, основанных на знаках и речи, как основу развития высших умственных процессов.

Под влиянием представлений «id» и «ego» З. Фрейда, но в своей «социальной» интерпретации, Выготский формулирует идей сознания через представление о «двойнике»: «Мы сознаём себя, потому что мы сознаём других, и тем же самым способом, каким мы сознаём других, потому что мы сами в отношении себя являемся тем же самым, чем другие в отношении нас. Я сознаю себя только постольку, поскольку я являюсь сам для себя другим … Поэтому следствием принятия предполагаемой гипотезы будет непосредственно из неё вытекающее социологизирование всего сознания, признания того, что социальному моменту в сознании принадлежит временное и фактическое первенство. Индивидуальный момент конструируется как производный и вторичный, на основе социального и по точному его образцу. Отсюда двойственность сознания: представление о двойнике — самое близкое к действительности представление о сознании» (1925/1982, с. 96).

На основании этих идей, Выготский определяет сознание как социальный контакт индивида с собой. Хорошей иллюстрацией может служить понятие воли. Сначала дети учатся слушаться взрослых, затем, в играх они учатся приказывать другим, а затем и себе как другому, и наконец, после того как сформировалось их самосознание и обе стороны — послушание и приказание интериоризировались, ребёнок приказывает себе как другому и следует этим приказам, как полученным от другого. Таким образом, по сути, воля является само-приказанием/само-послушанием.

В данном определении сознания два положения Выготского являются особенно важными. Первое — это то, что коммуникация с собой, или «внутренняя речь» имеет иные грамматические и семантические свойства, нежели обычная речь, она сокращена и сжата. Это оказывается возможным потому, что говорящий и слышащий являются одним и тем же индивидом, а значит и контекст, и ситуация и значения коммуникации одни и те же для «посылающего» сообщение и для «принимающего» это сообщение. Второе соображение — это то, что коммуникация с собой не ограничена внутренней речью, но может включать и невербальные формы коммуникации, такие как указательные и символические жесты, выражение лица и другие (Выготский, 1933/1982).

3.1.3. Пережитки натурализма в онтологии сознания у Выготского

Выготский называл свой подход «историко-культурным» и характеризовал свою теорию как «социальную психологию».

Он подчёркивал социальную сущность психологии человека и противопоставлялся как натурализму, так и субъективизму. Он противопоставлял свою «вершинную» психологию как «поверхностной» феноменологической, так и «глубинной» фрейдистской психологии. В то же время, как, психолог, он принимал натуралистическую онтологию взаимодействия организма с его средой — природной и социальной. Эта онтология предопределяла сведение человеческой деятельности к поведению индивида и описанию её в терминах рефлексов, стимулов и реакций. Психологическая традиция также предопределяла представление сознания в терминах психических функций восприятия, памяти, воображения и другими, а значит полагание в качестве субстрата сознания нервных механизмов головного мозга.

Выготский, как и многие исследователи того, да и настоящего, времени, верил, что социальная реальность является вторичной по отношению к природе и неотделима от неё. Вслед за ними, он представлял социальное как надстройку над природным, подобно инженерному устройству, которое он считал полностью сводимым к природному: «Искусственные (инструментальные) акты не следует представлять себе как сверхъестественные или надестественные, строящиеся по каким-то новым, особым законам. Искусственные акты суть те же естественные, они могут быть без остатка, до самого конца разложены и сведены к этим последним, как любая машина (или техническое орудие) может быть без остатка разложена на систему естественных сил и процессов» (Выготский, 1930–1982, p. 104).

3.2. Деятельностный подход к сознанию

Деятельностный подход решительно рвёт с натуралистической онтологией природы и психических процессов как природных. Он рассматривает человеческую деятельность как самодостаточную, то есть существующую саму по себе, а не вторичную по отношению к природе. В онтологии деятельности человеческое сознание, как коммуникация индивида с собой, может быть представлена безотносительно к какому-либо субстрату, ни как сводимая (reduced) к нему, ни как надстроенная (supervened) над ним.

Человеческие действия сознательны, а сознание действенно. Первое означает, что выполнение всякого акта деятельности включает коммуникацию актора с собой. Второе означает, что «поток» сознания состоит из актов коммуникации с собой. Физическая составляющая и умственная составляющие действия, как и их координация, формируются в процессе воспитания и обучения ребёнка. Это означает что анализ сознания должен учитывать четыре типа норм:

1. Нормы действия.
2. Стандарты предметов, вовлечённых в действие.
3. Нормы коммуникационных актов и (к) культурные и педагогические нормы воспитания и обучения детей.

Janet и Выготский рассматривали интериоризацию как внутреннюю реконструкцию, внешнего социального взаимодействия, сохраняющую обе стороны этого взаимодействия: «Индивидуальный момент конструируется как производный и вторичный, на основе социального и по точному его образцу. Отсюда двойственность сознания: представление о двойнике — самое близкое к действительности представление о сознании» (1925–1982, с. 96). Такое понимание означает, что освоив каждую из ролей социального взаимодействия и исполняя их соло, индивид обращается к себе как к другому, понимает себя как другого и отвечает себе же как другой.

Представляется, что применение категории внутреннего — внешнего к сознанию, является свидетельством интенции на локализацию сознания. С деятельностной точки зрения, правомерным является вопрос не где, а как осуществляется сознание. С этой точки зрения, представление о формировании сознания как интериоризации, или, как выражался Выготский «трансформации интерпсихического в интрапсихическое», является неприемлемым. Вместо этого я предлагаю гипотетическое представление о формировании сознания как усвоения социальной кооперации, состоящего их освоения индивидом кооперативных ролей и последующего присвоения их за счёт рефлексивного отождествления их с собой — со своим я. При таком понимании, исполняя эти роли, индивид обращается к себе не как к другому, а как к себе, понимает себя как себя и отвечает себе как себе. Это проявляется в непосредственности самосознания.

Учащаяся на одном из моих курсов аспирантка Jenny Pond выразила это следующим образом: «Но я также воспринимаю себя как то, что смотрит сквозь мои глаза с тенью моего носа и присутствует в каждом моем воспоминании. Если бы я рассматривала себя как другую персону, тогда бы я не видела носа в такой перспективе. Другие люди в фокусе, я нет. Я не могу отодвинуться от себя достаточно, чтобы избавиться от носовой тени. Однако в зеркале я вижу себя так, как другие люди видят меня. Когда мы в нашем воображении обращаемся к другому человеку, группе или толпе, то мы обращаемся к другому или другим и он или они отвечают нам как другие. Но это есть, пусть и воображаемый, но вполне социальный диалог, который не равнозначен акту индивидуального сознания — результату освоения и присвоения диалога. Деятельностный подход к сознанию является самодостаточным, то есть сознание может быть эффективно представлено в деятельностных онтологемах, не прибегая к природным мозговым процессам или субъективным феноменам. В следующем разделе мы проиллюстрируем это на примере восприятия цвета».

Почему я вижу эту чашку красной

Я достаю чашку из буфета, чтобы выпить кофе и выбираю красную. Почему я вижу эту чашку красной? Учёный психолог объясняет мне, что цветовое зрение — это способность различения длин световых волн (или их набора), независимо от их яркости. Затем следует описание физиологических механизмов цветного зрения, начиная с функций трёх типов колбочек в ретине глаза и заканчивая функционированием специальной области коры головного мозга (например, Bruce and Green, 1990). Но на фундаментальный вопрос, каким образом нервные процессы производят субъективное ощущение красного цвета, ответа так и не было получено.

Обычно в этом пункте слышишь об эпифеноменах или о корреляции феноменов и нервных механизмов. Не существует даже приемлемой идеи подхода к этому вопросу, известному под общим названием психофизической проблемы.

В соответствии с деятельностным подходом, я вижу кружку, потому что я смотрю на неё в соответствии с указаниями внимания, которые я себе дал. Я вижу чашку красной, потому что она есть красная и я должен видеть её красной. Существуют культурные стандарты для красного цвета и, следовательно, видеть красную чашку красной соответствует норме. Слово «красный» играет принципиальную роль в восприятии красного цвета, или осознания красного. Воспринимать значит распознавать. Распознавание требует названия. То что не имеет названия, не существует (John Stuart Mill). Без двух слов «чашка» и «красный» или их эквивалентов восприятие красной чашки было бы невозможным.

Взрослые учат детей распознавать цвета: «смотри, вот эта чашка красная, а эта синяя», «покажи, где красная чашка?», «какого цвета эта чашка?», «смотри эта чашка красная и эта машинка красная, они обе красные» и так далее. Нас учили соответствующим образом отвечать, что играло ключевую роль в выработке наших навыков распознавания цвета. В процессе усвоения этих и подобных диалогов мы приобретали способность восприятия вещей и цветов вообще, и красных чашек, в частности. В общем, «зрительное восприятие» может быть представлено (сверхупрощённо) как последовательность, по крайней мере, трёх стадий:

1. Скрытое умственное указание внимания себе.
2. Физическое смотрение на предмет в контексте ситуации, в соответствии с указанием внимания.
3. Умственный отчёт себе о результатах смотрения, в соответствии с указанием внимания.

Указания внимания могут иметь различные формы и уровни общности, в зависимости от выполняемых актов. Это может быть «какие цвета у тех чашек?» или «есть ли среди них красная?» Форма отчёта должна соответствовать форме указания внимания. Например, «голубого, зелёного, жёлтого, красного и белого» или «да, вот она». Понимание моего отчёта себе и есть осознание красной чашки. В норме, понимание гарантировано тождеством отчитывающегося и понимающего отчёт. В патологических случаях понимание отчёта может быть проблематичным.

Если я смотрю на красную чашку в соответствии с указанием внимания, я вижу её соответственно, или если чашки в шкафу нет, я её, соответственно не увижу. Описанное выше трёх — стадийное смотрение — видение является базисным навыком, или простым стандартным результатом обучения ребёнка. В онтологии деятельности, этот навык может быть разложен далее только в измерении ортогональном его функционированию — в измерении обучения этому навыку. Как базисный навык, восприятие подобно таким физическим навыкам как хватание. Расчленение хватания, скажем, на движения отдельных пальцев непродуктивно, если речь, конечно, не идёт об альтернативном обучении индивида с определёнными физическими недостатками.

Таким образом, я вижу красную чашку красной, прежде всего, потому что она красная, и я способен распознать красный цвет. Я осознаю красную чашку, потому что я смотрю на неё, следуя указанию внимания, данному себе и понимаю отчёт о результатах смотрения данный себе. Чтобы понимать этот процесс нет никакой необходимости обращаться к световым длинам волн, ощущению красного или феномена красноты.

Почему же тогда некоторые люди не видят красную чашку красной? И опять ответ зависит от точки зрения. Этот вопрос подобен тому, с которым столкнулись древнегреческие философы: почему людям с некоторыми заболеваниями мёд кажется горьким? Ответ Демокрита соответствовал его натуралистическим взглядам: мёд, будучи смесью атомов различной формы и величины, распределённых в пустоте, является ни горьким ни сладким, но может казаться и тем и другим, в зависимости от атомных свойств вкусовых органов.

Аристотель же дал деятельностно ориентированный ответ: сам по себе мёд сладкий; восприятие больными людьми его как горького является неверным, в силу их абнормального болезненного состояния. В случаях цветового зрения, натуралисты объясняют неспособность видеть красный цвет либо наследственным недостатком определённого типа фото-пигмента, либо тем, что один из трёх типов пигментов, заменён на другой со смещённым пиком чувствительности (Harre and Lamb, 1983, p. 100). Согласно деятельностному подходу, неспособность некоторых людей видеть красную чашку красной является определённым отклонением от номы цветового зрения подведённым под определённый диагностический стандарт, скажем, «дальтонизм». В своих комментариях к черновику этой статьи Jenny Pond отметила то давление, которое испытывают дальтоники со стороны общества: «Я уверена, что дальтоники видят зелёный и красный цвета как коричневый и они называют этот коричневый цвет зеленным или красным. Они называют стоп сигнал красным, потому что они должны видеть его красным».

В деятельностной перспективе вопрос состоит в том, каким образом обеспечить, чтобы люди с недостатками цветного зрения могли вести себя нормально в различных практических ситуациях. Один подход — это запретить таким людям водить автомобили. Но гораздо более продуктивный подход — это разработать иные нежели цвет средства для различения релевантных предметов, например, светофор с цветными огнями, мигающими с различной частотой. Такие средства позволили бы рассматривать неспособность различать цвета не как отклонение от нормы, а как особенность человека. В этой связи, полезно напомнить, что многие люди с нормальным цветовым зрением не соответствуют особым стандартам профессий, имеющих дело с цветами — художников, маляров, дизайнеров интерьера и другими. Эти стандарты требуют более точного распознавания цветов и более развитого цветового лексикона.

5. Сознание и принятие решений

5.1. Сознание в действии

Индивид осуществляет каждое действие с помощью координированных операций различного типа — наблюдаемых физических, сенсорных и знаковых операций, и скрытой ментальной коммуникации с собой. Эта координация формируется в процессе обретения индивидом соответствующих базовых навыков и других способностей. В процессе действия, сознание индивида представляет собой сложное переплетение четырёх взаимосвязанных процедур, характеризуемых реально-временной непосредственностью.

Первая — это последовательность указаний внимания себе, соответствующая цели и динамической ситуации. Второй процесс — это осознание динамической ситуации, или понимание соответствующих указаниям внимания отчётов себе. Третья процедура — это принятие решений, запланированных или в ответ на непредвиденные изменения ситуации. Наконец, четвёртая процедура — воля, или последовательность само-приказов — само-подчинений в исполнении решений.

5.2. Реально-временная непосредственность осознания ситуации действия

Реально-временная непосредственность осознания возможна благодаря непрерывности последовательности актов деятельности и их иерархической организации. Непрерывность означает, что осознание действия — ситуации не является мгновенным «снимком» (snapshot), который резко смещает осознание из ситуации прошлого акта в ситуацию нынешнего. Такое иногда случается. Например, человек очнулся, обнаружив себя лежащим в больничной кровати. В таких случаях требуется некоторое время и относительно длительные диалоги с другими людьми и с собой, чтобы понять ситуацию и восстановить непрерывность потока событий. Но обычно наше осознание непрерывно. Благодаря этой непрерывности, и это чрезвычайно важно, мы не нуждаемся отчёте себе обо всей ситуации — осознание её мы уже имеем. Для поддержания (maintenance) текущего осознания нам необходимы только отчёты о деталях изменений непрерывного потока действий-ситуаций.

Примером может служить мой путь в офис длиною в несколько кварталов. Если «картина» ситуации меняется только благодаря моим действиям, то есть в соответствии с моими ожиданиями, то моя коммуникация с собой минимальна, нечто вроде простого «так… так…». Думая о чём-то, я подчас теряю осознание того, что иду по улице, поскольку для продолжения этого привычного действия нет необходимости ни в какой коммуникации с собой. Моё внимание «автоматично», то есть оно следует программе внимания, отработанной в процессе обретения базисных навыков хождения и соответствующей общему указанию внимания относящегося к этому моему привычному действию: «дорога в порядке?» Пока дорога в порядке и я занят своими мыслями, мне нет необходимости в особом отчёте себе о ситуации на дороге и я теряю осознание того, что иду по улице, и осознаю только содержание своих мыслей.

Как упоминалось выше, другой основой реально-временной непрерывности осознания является иерархическая организация актов деятельности. Моё движение по этой улице является лишь частью моего пути в офис. Я ещё должен пересечь улицу с относительно напряжённым движением, войти в здание факультета, подняться на третий этаж, обойти угол по дороге к своей комнате, отомкнуть замок, открыть дверь и войти в комнату. Я останавливаюсь на перекрёстке, ожидая сигнала светофора. Одно действие сменяет другое и одна ситуация перетекает в другую непрерывно, потому что они являются последовательно осуществляемыми частями иерархически организованного акта.

5.3. Сознание и принятие решения

Продолжая идти по улице, я замечаю на тротуаре лужу («дорога в порядке?» — «лужа!»), оцениваю её как слишком большую, чтобы перешагнуть или легко перепрыгнуть («перешагну, перепрыгну?» — «нет, слишком большая»); решаю обойти («обойду» — «обходи» — «обхожу»). В этих примерах восприятие, воля и принятие простого решения представлены как коммуникация индивида с собой. Существует мнение, что в более сложных случаях, люди принимают решения с помощью мышления. Возникает вопрос, может ли то, что называют мышлением быть представлено как коммуникация индивида с собой?

Обсуждение этого вопроса является особой огромной темой. Поэтому я ограничусь здесь лишь следующим замечанием. Даже в вышеприведённых примерах восприятия красной чашки или дороги и принятия простого решения обойти лужу имеет место мышление. Чтобы воспринять красную чашку, я пользуюсь житейскими понятиями чашки, цвета, красного и прочего как при задании внимания, так и для понимания своих отчётов.

Другими словами, чтобы воспринимать и принимать даже самые простые решения, я должен мыслить. Санскритская пословица гласит: «Мой ум был далеко, и я не видел; мой ум был далеко, и я не слышал…». Декарт настаивал на том, что в нас нет ничего такого, что мы должны были бы приписать нашей душе, кроме наших мыслей. А Выготский подчёркивал, что мышление лежит в основе всех высших психологических функций.

6. Заключение

В этой статье я преследовал скромную цель проиллюстрировать самодостаточность деятельностного подхода к сознанию, в котором оно может быть представлено независимо от мозговых процессов и субъективных феноменов. Это вовсе не означает, что протекающие в мозгу процессы не имеют никакого отношения к человеческому сознанию или, что сознание возможно без участия мозга. Это также не означает, что феноменология бесполезна для анализа сознания и практических применений. Вопрос об отношении деятельностного подхода к другим подходам в исследовании сознания заслуживает специального обсуждения. Представляется, однако, что ясная оппозиция деятельностного подхода другим подходам является необходимой предпосылкой такого обсуждения.