Дефиниции «города» могут быть самыми различными по своему характеру. Общее для них всех только одно: то, что город представляет собой замкнутое во всяком случае, относительно) поселение, «населённый пункт», а не одно или несколько отдельно расположенных жилищ. В городах (впрочем, не только в городах) дома тесно — а сегодня, как правило, стена к стене — примыкают друг к другу. Обычно под словом «город» имеют в виду помимо названного ещё селение. Сам по себе этот признак нельзя считать неточным. С социологической точки зрения этот признак города характеризует его как населённый пункт, следовательно, поселение в тесно соприкасающихся друг с другом домах, которое настолько велико, что в нём отсутствует специфическое для общества соседей личное знакомство друг с другом. При таком определении городами можно было бы считать лишь достаточно большие поселения; а при какой величине поселения этот признак можно считать определяющим, зависело бы от общих культурных условий. В прошлом города, имевшие правовой характер, далеко не всегда обладали этим признаком. Так, в нынешней России есть «деревни» со многими тысячами жителей, которые значительно больше ряда старых «городов» (например, в области поселения поляков на востоке Германии), население которых едва составляет несколько сот человек. Величина как таковая не может быть решающей в определении города. С чисто экономической точки зрения город может быть определён как поселение, жители которого занимаются в преобладающей своей части не сельским хозяйством, а ремеслом и торговлей. Но и называть все поселения такого рода «городами» также нецелесообразно, ибо в этом случае под понятие «города» подвели бы поселения, жители которых образуют родовые союзы и занимаются одним, фактически унаследованным промыслом, — «промысловые деревни» Азии и России. Ещё одним признаком можно считать известное «многообразие» занятий. Но и оно само по себе не способно служить решающим признаком, ибо может быть, в сущности, основано на двух факторах: либо на наличии господского, прежде всего княжеского двора, в качестве центра, для удовлетворения экономических и политических потребностей которого специализируется производство, производятся продукты и ведётся торговля. «Городом» не называют и ойкос 1 вотчинника или князя, даже насчитывающий большое число платящих оброк ремесленников и мелких торговцев, хотя исторически очень большая часть наиболее важных городов возникла из таких поселений и производство продуктов для княжеского двора составляло для многих жителей очень важный, часто преимущественный источник доходов («княжеские города» 2). Ещё одним необходимым признаком «города» следует считать «рынок», наличие не спорадического, а регулярного товарообмена внутри поселения в качестве существенной составной части дохода и удовлетворения потребностей населения. Однако «рынок» не всегда ещё превращает место, где он функционирует, в «город» Периодические ярмарки и рынки заморских товаров (периодически действующие рынки), на которые в установленное время съезжаются торговцы, чтобы сбывать оптом или в розницу друг другу или потребителям свои товары, действовали часто в таких местах, которые мы называем «деревнями». О «городе» в экономическом смысле можно говорить лишь там, где местное население удовлетворяет существенную часть своих повседневных потребностей на местном рынке причём в значительной части продуктами, произведёнными местным населением и населением ближайшей округи или каким-либо образом приобретёнными для сбыта на рынке. Каждый город в указанном здесь смысле есть «рыночное поселение», то есть, имеет в качестве экономического центра поселения местный рынок, на котором вследствие существующей специализации производства продуктов свои потребности в ремесленных изделиях и различных предметах торговли удовлетворяет негородское население и на котором, конечно, горожане совершают обмен произведёнными продуктами и удовлетворяют свои хозяйственные потребности. Следует считать обычным, что город, возникнув как отличное от сельского поселения образование, является местопребыванием вотчинника или князя, а также местом, где существует рынок, и располагает экономическими центрами двух типов — ойкосом и рынком, причём наряду с постоянно действующим местным рынком часто служит местом для ярмарок, на которые съезжаются заморские купцы. Итак, город в понимаемом нами смысле есть поселение, в котором действует рынок. Существование рынка часто основано на привилегиях и защите, предоставляемых вотчинником или князем, которые заинтересованы а постоянном притоке заморских товаров и ремесленных изделий, а также в пошлинах, различных платежах за предоставляемую защиту, сборах, процессуальных платежах, связанных с рынком, но, кроме того, и в поселении способных платить подати и нести повинности ремесленников и торговцев, а как только рядом с рынком возникнет поселение — также и в росте земельной ренты; всё это шансы, имеющие для господина земли тем большее значение, что речь здесь идёт о доходах в форме денег, увеличивающих наличие у него благородных металлов. Город может быть и не связан территориально ни с вотчинным, ни с княжеским двором и возникнуть либо как удобный перевалочный пункт благодаря привилегиям, предоставленным не местными вотчинниками и князьями, либо как чисто рыночное поселение или в результате узурпации прав заинтересованными лицами. Случалось также, что привилегия основать рынок и привлечь поселенцев давалась предпринимателю. Наиболее часто это происходило в Средние века, особенно в восточных, северных и центральноевропейских областях возникновения городов; не будучи обычным явлением, это постоянно происходило во всём мире на протяжении всей истории. Город мог возникнуть и не примыкая к княжескому двору и без предоставления привилегий как сообщество чуждых данной местности пришельцев, мореплавателей, торговцев-поселенцев и, наконец, местных, заинтересованных в посреднической торговле жителей; именно это случалось довольно часто в древности и раннем Средневековье на Средиземноморском побережье. Такой город мог быть чисто рыночным поселением, но чаще имело место сосуществование крупных княжеских или вотчинных патримониальных хозяйств с рынком. Вотчинное или княжеское хозяйство могло в качестве одной из опор города удовлетворять свои потребности либо посредством барщины и натуральных повинностей зависимых от него ремесленников и торговцев, либо в той или иной степени посредством обмена, выступая на городском рынке как обладающий наибольшими возможностями покупатель. Чем большую роль играло последнее обстоятельство, тем в большей степени на первый план выходила рыночная основа города: город переставал быть просто придатком к ойкосу, находящимся близ него рыночным поселением, и становился, несмотря на связь с крупными хозяйствами, рыночным городом. Как правило, рост первоначально княжеских городов и их экономическое значение были прямо связаны с ростом удовлетворения рынком потребностей княжеского двора и примыкающих к нему в качестве дворов его вассалов или должностных лиц крупных городских хозяйств. К типу княжеского города, то есть такого, доходы жителей которого прямо или косвенно зависят от покупательной способности княжеских или других крупных хозяйств, относятся те города, где покупательная способность других крупных потребителей, то есть, получателей рент, в решающей степени определяет шансы на прибыль местных ремесленников и купцов. Эти крупные потребители могут быть очень различны по своему типу в зависимости от их происхождения и доходов. Они могут быть:
В обоих случаях такой город очень близок к типу княжеского города; он базируется на патримониальных и политических доходах как основе покупательной способности крупных потребителей (примером чиновничьего города может служить Пекин, вотчинного города — Москва до отмены крепостного права). От городов этого типа следует строго отличать на первый взгляд как будто подобный им тип городов, где городская земельная рента, которая обусловлена монопольным «положением на торговых путях» земельных участков и, следовательно, косвенно имеет своим источником именно городское ремесло и торговлю, переходит к городской аристократии (это происходило во все времена, в том числе и в древности, от ранних времён до Византии, а также в Средние века). Такой город экономически не является городом, с которого идёт рента, а городом торговым или ремесленным в зависимости от характера ренты, выплачиваемой городскими предпринимателями владельцу хозяйства. Понятийное различие города такого типа от города, где рента складывается не из оброка с городских доходов, а из доходов вне города, не могло препятствовать тому, что реально в прошлом они часто переходили друг в друга. Крупные потребители могут быть также получателями рент, которые проживают в городе доходы со своих деловых предприятий, в наше время прежде всего проценты с ценных бумаг и дивиденды или тантьемы. Тогда покупательная способность обусловлена главным образом денежно-хозяйственными источниками ренты, преимущественно капиталистического характера (пример: Арнгейм), или основана на пенсиях или иных государственных рентах (например, «Пенсионополис» типа Висбадена). Во всех этих и многочисленных подобных случаях город является в большей или меньшей степени городом потребителей, ибо шансы на доходы его предпринимателей и торговцев в решающей степени зависят от наличия среди населения различных по своему экономическому положению крупных потребителей. Возможно и прямо противоположное: город является городом производителей, следовательно, рост его населения и увеличение его покупательной способности основаны, как например в Эссене и Бохуме, на том, что в них имеются фабрики, мануфактуры и предприятия домашней промышленности, посылающие свой товары в другие области (современный тип городов), или существуют ремесленные мастерские, товары которых вывозятся за пределы города, — азиатский, античный и средневековый город. Потребители на местном рынке-это отчасти, в качестве крупных потребителей, предприниматели, если они, что не обязательно, местные жители, отчасти же и в первую очередь, в качестве массового потребителя, рабочие и ремесленники, а также косвенно обязанные им своими доходами торговцы и владельцы земельной ренты. Городу потребителей противоположен как промышленный, так и торговый город, то есть город, покупательная способность крупных потребителей которого основана на том, что они либо выгодно продают в розницу на местном рынке иногородние товары (как торговцы сукном в Средние века), либо (как ганзейские купцы) прибыльно сбывают товары местных производителей вне города, либо приобретают иногородние товары и вывозят их, пользуясь иногда складами в данном городе (города посреднической торговли). Или, что очень часто бывает, образуется комбинация всего этого: commenda и societas maris 3. Торговля Средиземноморья большей частью означает, что tractator (разъезжающий по разным местам купец) на деньги, полностью или частично предоставленные ему местным капиталистом, закупает производимые в его городе или купленные на городском рынке товары и везёт их в Левант (часто финансировалась вся его поездка), там продаёт и, закупив на вырученные деньги восточные товары, сбывает их на рынке своего города; барыши он делит с владельцем капитала в соответствии с условиями договора. Следовательно, покупательная способность и налогоплатёжность торгового города, как и города производителей, в отличие от города потребителей, основывается на местных промышленных предприятиях. К торговым предприятиям примыкают предприятия по экспедиции, транспорту, а также многочисленные второстепенные крупные и мелкие отрасли дохода. Однако прибыль, конституирующая эти предприятия, может быть получена лишь посредством сбыта на местном рынке; в иногородней же торговле, напротив, в значительной или большей степени вне его. Нечто в принципе сходное представляет собой современный город (Лондон, Париж, Берлин), который является центром национальных или интернациональных кредиторов и крупных банков или (как Дюссельдорф) центром крупных акционерных обществ и картелей. Сегодня преобладающая часть доходов предприятий уходит вообще в другие регионы, за пределы предприятия, которое их производит. С другой стороны, всё большая часть этих доходов потребляется их обладателями не в больших городах, где находятся их деловые центры, а вне их, в виллах предместий, ещё чаще на курортах, в отелях международного класса и так далее. В связи с этим возникают состоящие только или почти только из деловых фирм «города-сити» или (и большей частью) отдельные регионы города. Наша цель не в том, чтобы останавливаться здесь на дальнейшей специализации и казуистике, как было бы уместно в строгой экономической, теории города. Едва ли стоит указывать на то, что в действительности города всегда представляли собой смешанные типы и классифицировать их можно только по их преобладающему экономическому компоненту. Отношение городов к сельскому хозяйству отнюдь не было однозначным. Существовали и существуют города сельскохозяйственного типа («Ackerbürgerstädte»), которые, будучи местонахождением торговли и типичного городского ремесла, очень далеки от деревень, однако широкий слой их жителей удовлетворяет свою потребность в продуктах питания тем, что производит их в собственном хозяйстве, а излишек даже сбывает на рынке. Конечно, обычно жители городов обладают тем меньшим земельным участком, чем больше город, и такой участок не может производить достаточное количество продуктов питания, чтобы удовлетворить их потребности; большей частью они также не располагают, в отличие от деревень, и значительным правом пользования пастбищем и лесом. Так, например, у самого большого средневекового города Германии Кёльна почти совсем не было, и, по-видимому, с самого начала, «альменды» 4, которой обладала каждая немецкая деревня того времени. Однако ряд средневековых городов Германии и других стран имели достаточную по своей величине альменду и лесные угодья, которыми пользовались их жители. А в прошлом, чем дальше мы продвигаемся к югу и возвращаемся в Античность, тем чаще обнаруживаем у городов владение пахотной землёй. И если в наше время мы с полным правом считаем «горожанином» того, кто удовлетворяет свою потребность в продуктах питания не тем, что произведено на его земле, то для подавляющего большинства античных городов (Poleis) верно обратное. Мы увидим, что полноправный гражданин Античности характеризовался именно тем, что называл своим полный земельный надел (kleros fundus, в Израиле chelek), который его кормил: полноправный гражданин Античности был жителем города, обладающим землёй (Ackerbürger). И чаще всего сельскохозяйственные владения принадлежали крупным городским союзам, как в Средние века — в большей мере на юге, чем на севере, так и в древности. Чрезвычайно значительная земельная собственность в средневековых или античных городах-государствах находилась в руках политических или землевладельческих властей могущественных городов или отдельных знатных землевладельцев-горожан. Примером могут служить владения Мильтиада 5 в Херсонесе или земли знатных фамилий средневековых городов, генуэзских Гримальди 6 в Провансе и за морем. Между тем эти межрегиональные владения и господские права отдельных горожан не были, как правило, предметом хозяйственной политики городов, хотя своеобразное смешение отношений и возникает повсюду, где такое владение, в сущности, гарантируется отдельным лицам города, к знатным родам которого они принадлежат, где это владение приобреталось или утверждалось косвенно с помощью городских властей, где город участвует в экономическом и политическом использовании этого владения — как часто бывало и в прошлом. Отношение города как средоточия промышленности и торговли к селу как поставщику продуктов питания составляет лишь часть комплекса явлений, который называют «городским хозяйством» и противопоставляют как особую «стадию хозяйства» «собственному» хозяйству, с одной стороны, «народному» — с другой (или множеству такого рода стадий). В этом понятии хозяйственно-политические мероприятия мыслятся в совокупности с чисто хозяйственными категориями. Причина этого состоит в том, что только факт совместного жительства торговцев и ремесленников и регулярного удовлетворения повседневных потребностей на рынке сам по себе ещё не исчерпывает понятия «город». Там, где существует только такой признак, где, следовательно, внутри замкнутых поселений различие конституируется лишь степенью удовлетворения собственных потребностей в сельскохозяйственных продуктах, или — что не тоже самое — соотношением сельскохозяйственной продукции и несельскохозяйственного производства товаров, или наличием и отсутствием рынка, мы будем говорить о поселениях ремесленников и торговцев или «рыночном местечке», но не о «городе». То, что город является не только скоплением жилищ, но и хозяйственной корпорацией с собственным земельным владением, с приходо-расходными операциями, также ещё не составляет его отличие от деревни, которой при всём качественном различии присущи те же свойства. И наконец, решающим признаком города не может считаться и то, что он, по крайней мере, в прошлом, был не только хозяйственной корпорацией, но и корпорацией, регулирующей хозяйственные операции. Ведь и в деревне существует принудительный севооборот, регулированное пользование пастбищами, запрет вывоза леса и соломы, а также ряд других хозяйственных установлений: следовательно, существует хозяйственная политика деревенского союза как таковая. Своеобразие городов прошлого заключалось только в способе и прежде всего в предмете этого хозяйственного регулирования городским союзом, а также в объёме характерных мероприятий. Эта «хозяйственная политика города» в значительной части своих мероприятий принимала во внимание тот факт, что в существовавших условиях передвижения снабжение продуктами большинства внутренних городов — к приморским городам это не относится, о чём свидетельствует зерновая политика в Афинах и Риме, — зависит от сельского хозяйства округи, что именно она является естественным местом сбыта для большинства, хотя и не для всех, товаров городских ремёсел и что местом для происходящего таким образом процесса обмена является — не исключительно, но вполне естественно — городской рынок, в первую очередь поскольку речь идёт о продуктах питания. Хозяйственная политика городов исходила также из того, что преобладающая часть промышленной продукции была технически ремесленным производством, организационно — специализированным мелким предпринимательством с небольшим капиталом или вообще без него, при ограниченном числе проходящих долгое обучение подмастерьев, наконец, экономически — работой на заказчика или производством на потребителя и что сбыт товаров местными торговцами был в значительной степени сбытом потребителю. Так называемая специфическая «городская хозяйственная политика» заключалась, в сущности, в том, что для гарантирования постоянства и дешевизны продуктов питания для массы населения и стабильности доходов ремесленников и торговцев она стремилась фиксировать в значительной степени существующие тогда условия городского хозяйства посредством их регулирования. Однако, как мы вскоре увидим, это регулирование хозяйства не составляло единственный предмет и смысл хозяйственной политики города, а там, где мы его обнаруживаем в истории, оно может рассматриваться не как существовавшее во все времена — во всяком, случае в своём полном выражении, а только в определённые эпохи, при политическом господстве цехов; и наконец, его нельзя считать общей стадией в истории всех городов. Эта хозяйственная политика не представляет собой универсальную стадию в развитии хозяйства. Можно сказать только одно: городской рынок с происходящим на нём обменом между сельскохозяйственными и несельскохозяйственными производителями и местными торговцами, основанный на привлечении покупателя и на лишённом капитала специализированном мелком производстве, представляет собой своего рода противоположность специализированным зависимым хозяйствам с планомерно установленными повинностями и отсутствием внутреннего обмена в соединении с основанным на кумуляции и кооперации труда барским двором, ойкосом, и что регулирование отношений в области обмена производства в городе противостоит организации объединённых в ойкосе хозяйств. Из того, что мы в нашем исследовании данного вопроса должны были говорить о «хозяйственной политике города», о «городской округе», «городских властях», следует, что понятие «город» может и должно быть введено не только в ряд рассмотренных до сих пор экономических, но и политических категорий. Выразителем хозяйственной политики города может быть и князь, к сфере политического господства которого относится в качестве объекта город с его жителями. Тогда хозяйственная политика города, если она вообще имеет место, ведётся для города и его жителей, но не самим городом. Так бывает не всегда. Но даже в такой ситуации город остаётся в той или иной степени автономным союзом, «общиной» с особыми политическими и административными институтами. Во всяком случае надо помнить, что необходимо строго отличать исследованное выше экономическое понятие города от его политико-административного понятия. Только в последнем смысле городу принадлежит особая территория. В политико-административном смысле городом может считаться местность, которая по своему экономическому значению не могла бы претендовать на такое наименование. В Средние века существовали «города» в правовом смысле, девять десятых или более жителей которых, во всяком случае значительно больше, чем жители многих местностей, бывших в правовом смысле «деревнями», обеспечивали себе пропитание продуктами своего хозяйства. Переход от такого «города сельскохозяйственного типа» к городу потребителей, городу производителей или торговому городу был, конечно, текучим. Однако каждая отличающаяся в административном отношении от деревни и рассматриваемая как «город» местность характеризуется особым способом регулирования отношений владения землёй, непохожим на поземельные отношения в деревне. В городах в экономическом смысле слова это обусловлено своеобразной основой рентабельности владения городской землёй, это — владение домом, к которому лишь добавляется остальная земля. В административном же отношении особое значение городского землевладения связано прежде всего с изменением принципа налогообложения и одновременно в большинстве случаев с решающим для политико-административного понятия города признаком, выходящим за рамки чисто экономического анализа: с тем, что в прошлом, в древности и в Средние века, в Европе и за её пределами город был своего рода крепостью и местом пребывания гарнизона. В настоящее время этот признак города полностью утратил своё значение. Впрочем, и прошлом он существовал не повсюду. Так, он обычно отсутствовал в Японии. Поэтому можно вслед за Ратгеном сомневаться в том, существовали ли там вообще «города» в административном понимании. В Китае, напротив, каждый город был окружён огромными кольцами стен. Впрочем, там, по-видимому, и очень многие, в экономическом отношении чисто сельские местности, которые в административном смысле не были городами, то есть (как будет показано ниже) не служили местопребыванием государственных учреждений, издавна были окружены стенами. В ряде областей Средиземноморья, пример в Сицилии, человек, живущий вне городских стен, следовательно, и житель деревни, земледелец, был почти неизвестен — следствие многовекового отсутствия безопасности. В Древней Греции, напротив, полис Спарта гордился отсутствием стен; однако другой признак города, «местопребывание гарнизона», был для Спарты особенно характерен: именно потому, что она была постоянным открытым лагерем спартиатов, она пренебрегала стенами. Всё ещё продолжаются споры о том, сколько времени в Афинах не было стен, так как во всех эллинских городах, кроме Спарты, существовала укреплённая крепость, акрополь; Экбатана и Персеполис также были царскими крепостями, к которым примыкали поселения. Как правило, с восточными и античными, а также со средневековыми городами связано представление о крепости или стене. Город был не единственной и не древнейшей крепостью. В пограничных местах, обладание которыми оспаривалось, или при постоянных военных столкновениях укреплялась каждая деревня. Так, славянские поселения, национальной формой которых издавна была, по-видимому, уличная деревня, под угрозой постоянной военной опасности в области Эльбы и Одера приняли форму огороженного частоколом группового расположения дворов с единственным запирающимся входом, через который на ночь сгонялся в середину деревни скот. Распространены были также, как например, в израильских поселениях Восточной Иордании, в Германии, да и вообще во всём мире, высокие валы, за которыми скрывались безоружные жители и скот. Так называемые «города» Генриха I на германском востоке были просто систематически возводимыми укреплениями такого рода. В Англии в англо-саксонский период в каждом графстве был «бург» (borough), по которому оно получало своё наименование, и владельцы определённых земельных наделов этого бурга несли в качестве наиболее важной, специфически «городской» повинности сторожевую и гарнизонную службу. В том случае, если эти бурги не были в мирное время совершенно пусты, и в них пребывали в качестве постоянного гарнизона за плату или за земельные участки стража или жители, скользящие переходы вели от этого состояния к англо-саксонскому бургу, к «гарнизонному городу» в духе теории Мейтленда 7 с burgenses в качестве жителей, наименование которых происходит от того, что их политическое правовое положение, так же как и связанная с этим правовая природа их специфически гражданского по своему характеру владения землёй и домом, было детерминировано обязательством сохранять и сторожить крепость. Однако исторически наиболее важными предшественниками городского укрепления являются не огороженные деревни или вызванные необходимостью укрепления, а нечто другое, а именно бург, крепость, где жил сеньор с подчинёнными ему как должностному лицу или лично в качестве его дружины воинами вместе с его и их семьями и челядью. Военное строительство бургов возникло несомненно раньше, чем применение на войне колесниц и лошадей. Так же, как повсюду — в Древнем Китае времени классических песен, в Египте и Месопотамии, в Ханаане, в Израиле времени песни Деборы, в Греции периода эпоса Гомера, у этрусков, кельтов и ирландцев, — было известно применение на войне колесниц, способствовавшее развитию военного искусства рыцарских и царских войск, повсюду было распространено строительство бургов и наличие при них владений знатных лиц. В древнеегипетских источниках говорится о крепостях и управляющих ими, и можно с уверенностью утверждать, что числу крепостей соответствовало число мелких властителей. В Месопотамии, судя по древнейшим источникам, образованию территориальных царств предшествовала власть сидящих в крепостях князей, так же как в Западной Индии в период Вед, вероятно, в Иране времён древнейших Гат, в Северной Индии на Ганге во времена политического распада; так, очевидно, обстояло дело повсюду: старый кшатрий, который выступает в источниках как своеобразная промежуточная фигура между царём и знатью, — несомненно, владетель такой крепости. Такие князья существовали в России в эпоху принятия христианства, в Сирии при династии Тутмоса, в Израиле в период союза (Авимелех); данные древнекитайской литературы также позволяют с достаточной степенью достоверности предполагать это. В Греции и Малой Азии крепости, несомненно, существовали повсюду, где возникала опасность пиратских нападений. Возникновение на Крите на месте прежних крепостей неукреплённых дворов свидетельствует о промежуточном периоде глубокого спокойствия. Такие крепости, как, например, сыгравшая важную роль в Пелопоннесской войне Декелея, были некогда крепостями знатных родов. Возникновение политически независимого слоя знати начинается с итальянских castelli (замков), самостоятельность вассалов в Северной Европе — с массового строительства бургов, громадное значение которых подтверждается указанием Г. фон Белова 8 на то, что ещё в Новое время индивидуальное право на присутствие в представитедельных органах Германии зависело от того, обладал ли род бургом, будь он даже в жалких развалинах. Обладание бургом означало военное господство над округом, и вопрос сводился лишь к тому, владел ли им единолично господин бурга, конфедерация рыцарей или властитель, который мог доверять сидящему в бурге вассалу, министериалу или военачальнику. На ранней стадии своего развития как особое политическое образование город-крепость был либо бургом, либо заключал в себе бург, либо примыкал к бургу, к крепости короля, знатного господина или союза господ, которые там жили или держали гарнизон наёмников, вассалов или должностных лиц. В Англии англо-саксонского периода право иметь в «бурге» «haw», укреплённый дом, предоставлялось в виде привилегии определённым землевладельцам округа; в Античности и средневековой Италии городской дом знатного человека находился рядом с его сельским бургом. Обитатели бурга или жители округи, все или определённые их слои, были обязаны в качестве burgenses выполнять по требованию господина военного укрепления определённые службы, в первую очередь участвовать в постройке и починке стен, в сторожевой службе, в защите, а также выполнять иногда другие важные в военном отношении обязанности (например, служить гонцами) и нести определённые повинности. Поскольку горожанин входит в оборонительный союз города в той мере, в какой он в нём участвует, он является членом своего сословия. Особенно отчётливо это разработал Мейтленд для Англии: домами в «бурге» — и этим бург отличается от деревни — владеют люди, главная обязанность которых состоит в сохранении укрепления. Наряду с гарантированным королём или господином рыночным миром в городе существовал военный мир бурга. Бург, в котором действовал мир и военно-политический рынок как место военного обучения и собрания войска, а поэтому и собрания горожан, с одной стороны, и обладающий миром экономический рынок города — с другой, часто сосуществуют в пластическом дуализме. И не везде они разграничены территориально. Так, аттический Pnyx возник значительно позже «агоры», которая первоначально служила как экономическим сношениям, так и совершению политических и религиозных актов. Но в Риме comitium и campus Martium 9 издавна находились рядом с экономическим по своему характеру fora 10, в Средние века в Сиене Piazza del Campo — площадь, где проводились турниры, а ещё в наше время место скачек в городском квартале — расположена перед муниципальным дворцом рядом с mercato 11, находящимся за ним. Подобно этому в исламских городах kasbeh, территориально обособленный укреплённый лагерь воинства, расположен рядом с базаром, а в Южной Индии (политический) город знати — рядом с экономическим городом. Вопрос о взаимоотношениях между гарнизоном, жителями укреплённого бурга, выполнявшими политические функции, с одной стороны, и занимающимся экономической деятельностью населением — с другой, является часто очень сложным, но всегда решающим основным вопросом истории городского строя. Совершенно ясно, что в местности, где есть бург, поселяются или привлекаются ремесленники для удовлетворения потребностей господского хозяйства и воинства, что необходимость в продуктах для военизированного хозяйства, а также предоставляемая бургом защита привлекают купцов, что, с другой стороны, властитель бурга заинтересован в этих классах общества, ибо они позволяют ему увеличить его денежные доходы посредством обложения налогами торговли и ремесла: либо он участвует в операциях посредством предоставления кредита, либо самостоятельно ведёт торговлю или даже монополизирует её, либо извлекает свою долю дохода, полученного мирными или насильственными действиями, благодаря владению береговыми бургами в качестве судовладельца или хозяина гавани. Такими же преимуществами могли пользоваться его живущие в данной местности вассалы или дружинники, если сеньор предоставляет им эти права добровольно или, поскольку он зависит от их расположения, вынужденно. В древнегреческих городах, например в Кирене, мы обнаруживаем на вазах изображения царя, присутствующего при взвешивании товаров (silphion), в Египте в ранних исторических источниках говорится о торговом флоте фараона Нижнего Египта. Широко распространён, преимущественно в прибрежных поселениях, хотя и не исключительно там (и не только в «городах»), где легко можно было установить контроль над посреднической торговлей, был следующий процесс: наряду с монополией военачальника или владельца бурга рос интерес к торговым доходам живущих в данной местности военных поселенцев и увеличивалась их способность обеспечить свою долю прибыли, которая лишала правителя его монополии (если он вообще ей обладал). При таком развитии событий правитель быстро становился лишь primus inter pares 12, полностью входил в качестве равноправного члена в круг местных землевладельческих городских родов, либо вкладывая капитал — в Средние века обычно в виде комменды — в мировую торговлю, либо лично участвуя в морском разбое и войне: часто он избирался лишь на короткое время и власть его всегда ограничивалась. Этот процесс происходил и в прибрежных городах Античности со времён Гомера и находил своё выражение в постепенном переходе к ежегодно избираемой городской магистратуре; он происходил и в Средние века, в частности в Венеции, о чём свидетельствует положение дожа, а также в ряде других типичных торговых городов; разница была лишь в том, против кого эта борьба была направлена — в зависимости от того, кто был господином города — против графа, вице-графа или епископа. При этом необходимо отличать заинтересованных в капиталистической торговле горожан, тех, кто кредитовал торговлю, типичных представителей знатных родов города в ранней Античности и Средневековье от местных или переселившихся в данную местность представителей торговых «предприятий», подлинных торговцев, хотя все эти слои, конечно, часто переходили друг в друга. Однако этим мы уже предвосхищаем дальнейшее изложение. Внутри страны подобный ход развития мог происходить в начале, в конце или в месте пересечения речных или караванных путей (как, например, в Вавилоне). При этом конкурентом светского господина бурга или города иногда становился священнослужитель храма и духовный глава города, ибо храмы богов, пользовавшиеся известностью, предоставляли межэтнической, следовательно, политически незащищённой торговле сакральную защиту и на неё могло опираться поселение городского типа, которое экономически поддерживалось храмовыми доходами, так же как княжеские города — данью, уплачиваемой князю. В каждом отдельном случае различие заключалось в том, был ли князь заинтересован в получении доходов, предоставляя привилегии ремесленникам и торговцам, занимавшимся независимым от господского двора делом и выплачивавшим господину налоги, или, наоборот, его интерес состоял в удовлетворении своих потребностей посредством использования собственной рабочей силы и монополизации торговли: привлекая посредством привилегий чужих предпринимателей, господин вынужден был в очень различной степени считаться с интересами политически и экономически зависимого от него местного населения в их важной для него способности нести повинности. Ко всем этим типам возможного развития добавляется ещё очень различная военно-политическая структура господского владения, внутри которого происходило основание или развитие города. На проистекающих из этого главных противоположностях следует остановиться. Не каждый «город» в экономическом смысле и не каждая крепость, где действовало особое в политико-административном смысле право жителей, были «общиной». Как массовое явление, городская община в полном смысле этого слова известна только Западу и лишь отчасти странам Передней Азии (Сирии, Финикии, быть может, Месопотамии), причём там лишь время от времени наблюдались начатки такого развития. Ибо для этого необходимы были поселения достаточно развитые в торгово-промышленном отношении, обладающие следующими признаками:
В прошлом такие права, как правило, принимали форму сословных привилегий. Поэтому для города в политическом смысле характерно наличие обособленного сословия горожан в качестве обладателей этих привилегий. Полностью «городскими общинами», если исходить из этого критерия, были лишь некоторые города средневекового Запада, в XVIII веке лишь очень незначительная их часть. А города Азии, насколько это в настоящее время известно, если оставить в стороне отдельные возможные исключения, вообще не были таковыми или обладали лишь ростками такого развития. Правда, рынки там повсюду были, и крепостями они также являлись. Крупные промышленные и торговые центры в Китае, в отличие от японских, всегда имели укрепления, мелкие центры — большей частью. Так же египетские, переднеазиатские, индийские центры промышленности и торговли. Нередко крупные округа торговли и промышленности были в этих странах и отдельными судебными округами. В Китае, Египте, Передней Азии, Индии (всегда) в них находились и учреждения крупных политических объединений, тогда как именно это не было характерно для раннесредневековых городов Запада. В азиатских городах не существовало особого имущественного или процессуального права, которым располагали горожане как таковые, равно как и автономно установленных ими судов. Там подобное право было известно лишь постольку, поскольку гильдии и (в Индии) касты, которые существовали преимущественно или только в городах, обладали особыми правами и судами. Но в правовом смысле пребывание этих объединений в городах было случайным. Было неизвестно или лишь намечалось автономное управление, прежде всего-и это наиболее важно — корпоративный характер города, а также понятие горожанина в отличие от жителя села. И здесь лишь намечалось дальнейшее развитие. В Китае житель города был в правовом отношении связан со своим родом, а через него со своей родной деревней; в ней находился храм, связь с которым он тщательно поддерживал; также и русский житель деревни, занимавшийся отхожими промыслами в городе, оставался в правовом отношении «крестьянином», а житель индийского города относился, кроме того, к определённой касте. Городские жители были эвентуально, как правило, и членами местных профессиональных союзов, гильдий и цехов, специфически городских по своей природе. Наконец, они входили в качестве членов в округа управления: в кварталы города, в округа определённых улиц, на которые полиция делила город, и выполняли в этих пределах определённые обязанности, а иногда имели и привилегии. Часть города или улицы могла нести коллективную ответственность за гарантированную безопасность жителей или за выполнение других полицейских мер. На этом основании они могли объединяться в общины с выборными должностными лицами или наследственными старейшинами, как, например, в Японии, где над общинами улиц с их самоуправлением в качестве высшей инстанции стояли один или несколько органов гражданского управления (Mashi-Bugyo). Городского права в античном или средневековом смысле здесь не было, и корпоративный характер города как такового был неизвестен. Город был, правда, как целое обособленным округом управления, так же как в Меровингском и Каролингском королевствах. Однако, в отличие от Античности и Средневековья, автономия и участие жителей в делах местного управления города, следовательно, сравнительно большой территории торгово-промышленного характера отнюдь не были развиты в городах больше, чем в сельских местностях, скорее в большинстве случаев наоборот. В китайской деревне, например, союз старейшин был во многих вопросах едва ли не всемогущ и даодаю приходилось фактически сотрудничать с ними, хотя в праве это отражено не было. Сельская община Индии и русский мир имели очень серьёзные полномочия, которые они фактически автономно и осуществляли вплоть до последнего времени, в России — до бюрократизации при Александре III. Во всём переднеазиатском мире «старейшины» (в Израиле sekenim), вначале старейшины рода, позже — главы аристократических родов, были представителями и администраторами местностей и местного суда. В азиатском городе, служившем обычно резиденцией высших должностных лиц или правителя страны, об этом не могло быть и речи: город находился под непосредственным наблюдением его личной охраны. Но город был крепостью правителя и управлялся поэтому его должностными лицами (в Израиле: sarim) и офицерами, обладавшими также судебной властью. В Израиле в царский период можно отчётливо проследить дуализм должностных лиц и старейшин. В бюрократическом королевстве победу всегда одерживал королевский чиновник. Конечно, он не был всемогущ. Ему приходилось, часто в удивительной степени, считаться с настроением населения. Китайский чиновник оказывался совершенно бессильным, если местные роды и профессиональные союзы объединялись, и при серьёзном общем противостоянии он терял свою должность. Обструкции, бойкот, закрытие лавок и прекращение ремесленной и торговой деятельности в случае какого-либо конкретного притеснения были повседневным явлением, ограничивавшим власть чиновников. Однако эти границы носили совершенно неопределённый характер. Вместе с тем в Китае и Индии обнаруживаются компетенции гильдий или других профессиональных союзов или, во всяком случае, фактическая необходимость для чиновников заключать с ними соглашения. Случалось, что главы этих союзов принудительно подчиняли своей власти и третьих лиц. Однако во всех этих случаях речь шла, как правило, только о привилегиях или фактической власти определённых союзов решать определённые вопросы, затрагивавшие конкретные интересы данной группы. Общих объединений, представительства горожан как таковых там не существовало; такого понятия вообще не было. Прежде всего отсутствуют специфические свойства горожан как сословия. В Китае, Японии, Индии нет никаких следов этого, и только в Передней Азии обнаруживаются некоторые начатки. В Японии сословное деление было чисто феодальным. Самураи (конные) и кази (пешие) министериалы противостояли крестьянам (но) и частично объединённым в профессиональные союзы купцам и ремесленникам. Но понятия «совокупность горожан» не было, так же, как понятия «городская община». В Китае в период феодализма положение было аналогичным, но со времён установления господства бюрократии сдавшие экзамен образованные различных степеней противостояли необразованным; наряду с этим появляются также обладающие экономическими привилегиями гильдии купцов и профессиональные союзы ремесленников. Но понятие городской общины и горожан как целого отсутствует и там. «Самоуправлением» в Китае и в Японии обладали профессиональные союзы, но не города в противоположность деревням. В Китае город был крепостью и резиденцией центральных учреждений, в Японии городов в таком смысле вообще не было. В Индии город был резиденцией царя и правительственных учреждений, крепостью и рынком. Обнаруживаются и гильдии купцов, а кроме того, в значительной степени совпадающие с профессиональными союзами касты; те и другие обладали весьма значительной автономией, и прежде всего собственным правом и юстицией. Но расчленение индийского общества на наследственные касты и ритуальное обособление профессий исключают возможность возникновения «горожан как некоего целого» и возникновение «городской общины». Там существовало и существует несколько каст купцов и очень много каст ремесленников с множеством подкаст. Но совокупность их не может быть отождествлена с сословием горожан Запада, и они не могли объединиться, создав нечто подобное средневековому цеховому городу, поскольку взаимная отчуждённость каст препятствовала любому сближению. Правда, в период великих религий спасения во многих городах гильдии во главе с их наследственными старейшинами (schreschths) объединялись в союзы, и ещё теперь в некоторых городах (например, в Аллахабаде) в качестве пережитка прошлого сохраняется должность общего городского шрешта, соответствующая бургомистру западных городов. В период, предшествующий великим бюрократическим царствам, существовало несколько городов, обладавших политической автономией и управляемых патрициатом, который рекрутировался из родов, поставлявших слонов войску. Но впоследствии это совершенно исчезло. Победа ритуального отчуждения каст разорвала гильдейский союз, а королевская бюрократия в союзе с брахманами полностью уничтожила его ростки, за исключением некоторых остатков в Северо-западной Индии. В переднеазиатско-египетской древности города были крепостями и резиденциями царей и чиновников с рыночными привилегиями царей. Однако во время господства великих царств города не имели ни автономий, ни общинного строя, ни привилегированного сословия горожан. В Египте в Среднем царстве сложился должностной феодализм, в Новом царстве было бюрократическое управление писцов. «Городские привилегии» представляли собой пожалования феодальным или приходским носителям должностной власти в определённых местностях, напоминавшие старые привилегии епископам в Германии, а не привилегии автономному сословию горожан. До сих пор во всяком случае там не обнаружены даже следы «городского патрициата». Напротив, в Месопотамии и Сирии, особенно же в Финикии в раннюю эпоху в торговых центрах на морских и караванных путях обнаруживается типичный «город-государство» то духовного, то (большей частью) светского характера, а также столь же типичная растущая власть патрицианских родов в «городском доме» (bitu в табличках Тель эль Амарны) в период боёв на колесницах. Союз ханаанских городов был объединением сражавшихся на колесницах городских рыцарей, клиентела которых состояла, как это было в ранний период греческого полиса, из обращённых в рабство крестьян-должников. Аналогичным было, по-видимому, положение и в Месопотамии, где «патриций», то есть полноправный житель города, имевший земельные владения и экономически способный нести военную службу, отличался от крестьянина; главные города получали от царя иммунитетные грамоты и свободы. Но с ростом власти военного царства всё это исчезло и здесь. Позже в Месопотамии уже нет ни политически автономных городов, ни сословия горожан, подобного западному, ни особого городского права наряду с законами царя. Лишь в Финикии сохранились город-государство и господство городского патрициата, представители которого обладали земельными владениями и вкладывали свой капитал в торговые операции. Монеты эпохи cam Zor, cam Karthechdeschoth в Тире и Карфагене 13 вряд ли свидетельствуют о господстве «демоса», или относятся к более позднему времени. В Израиле Иудея стала городом-государством 14, однако старейшины (sekenim), которые в ранний период управляли городами в качестве глав патрицианских родов, в период царей утратили своё значение; стали царскими приближёнными и солдатами конники (gibborim), и именно в больших городах управление находилось, в отличие от сельских местностей, в руках должностных лиц царя (sarim). Только после пленения возникает на конфессиональной почве «община» (Kanal) или сообщество (cheber) как институт, но под господством родов священников. Тем не менее здесь, на побережье Средиземного моря и на берегах Евфрата, впервые обнаруживаются действительные аналогии античному полису, предположительно на той его стадии, на которой Рим находился в период рецепции gens Claudia 15. В городах господствует местный патрициат, власть которого основана в первую очередь на денежном имуществе, приобретённом в торговле, вложенном затем в земельную собственность и в ссуды лично-зависимым людям, а также в рабов; в военном отношении их власть держалась на воинских упражнениях и борьбе; часто враждуя друг с другом, они сохраняли межрегиональные связи и союзы во главе с царём как primus inter pares или с schofeten либо sekenim, подобно римской знати во главе с консулами, при постоянной угрозе тирании со стороны харизматических военных героев, опиравшихся на наёмную охрану (Авимелех, Иеффай, Давид) 16. До эпохи эллинизма эта стадия нигде не была пройдена, по крайней мере нигде не существовала длительное время. На этой стадии находились, очевидно, и города арабского побережья во время Мухаммеда и продолжали оставаться исламские города там, где не были совершенно уничтожены автономия городов и их патрициат, как это произошло в подлинно крупных государствах. Однако часто антично-восточная стадия сохраняется и под владычеством ислама. Тогда устанавливаются отношения лабильной автономии городских родов по отношению к правительственным чиновникам. При этом основой могущественного положения знатных родов было богатство, выросшее из предоставляемых городом доходов, помещённое главным образом в земельные владения и рабов; правители и их должностные лица вынуждены были считаться с ними при проведении своих постановлений даже при отсутствии формальных правовых указаний, так же как китайскому даодаю приходилось считаться с возможной обструкцией старейших крестьянских родов, корпораций купцов и других профессиональных союзов городов, однако при этом «город» совсем не обязательно представлял собой самостоятельное объединение в каком-нибудь смысле. Арабские города, например Мекка, остаются в Средние века и вплоть до начала нашего времени типичными родовыми поселениями. Город Мекка был, как это наглядно изобразил Снук Хюргроньес, окружён «bilad’ами», господскими землями, занятыми крестьянами, клиентами и находящимися под патронатом бедуинами отдельных «dewis», ведущих своё происхождение от Али 17, хасанидских и других знатных родов. Bilad лежали чересполосно. «Dewi» был каждый род, предок которого когда-либо занимал должность «шерифа» 18. Должность шерифа с 1200 года принадлежала идущему от Али роду Катадаха; по официальному праву он должен был назначаться наместником халифа (который часто был несвободным, при Гарун-ар-Рашиде берберским рабом), в действительности же избирался из местных знатных фамилий живущими в Мекке главами dewi. По этой причине, а также потому, что жительство в Мекке позволяло участвовать в эксплуатации паломников, главы родов (эмиры) жили в городе. Между ними существовали «связи», то есть соглашения о сохранении мира и о порядке дележа доходов. Однако эти связи могли быть в любой момент расторгнуты, что вело к междоусобице как вне города, так и внутри него, в которой участвовали отряды рабов. Побеждённым приходилось уходить из города; однако ввиду общих интересов враждующих родов, противостоящих тем, кто находился вне города, под угрозой общего возмущения даже своих сторонников устанавливалось требование — щадить имущество, членов семей и клиентов изгнанников. В городе Мекка в новое время в качестве официальной власти действовали:
Эти органы власти соперничали друг с другом, не обладая твёрдой компетенцией. Партия истца, выступающая в судебном процессе, выбирала тот орган власти, который казался ей наиболее благоприятным для неё и самым действенным в обвинении ответчика. Наместник не мог препятствовать тому, чтобы в делах, связанных с вопросами религиозного права, обращались к конкурирующему с ним кади. Шериф представлялся местным жителям подлинным авторитетом; от него зависело решение губернатора по всем вопросам, касавшимся бедуинов и караванов паломников; корпорация знати оказывала определяющее влияние на решение этих вопросов во всех арабских областях, особенно в городах. Развитие, напоминающее отношения на Западе, проявилось в том, что в IX веке, во время борьбы Тулунидов и Саффаридов 20 в Мекке, решающей оказалась позиция наиболее богатых цехов — мясников и продавцов зерна, тогда как во время Мухаммеда в военном и политическом отношении была бы принята во внимание только позиция знатных корейшитских родов. Но управление цехов никогда не возникало; влияние городских знатных родов гарантировалось отрядами рабов, которым передавалась часть доходов, подобно тому как в Средние века фактическая власть постоянно переходила к знатным родам, носителям военной власти. В Мекке отсутствовала какая-либо общность, способная превратить её в единую корпорацию, — именно в этом и состоит её характерное отличие как от синойкосного полиса Античности, так и от итальянской «коммуны» даже в раннее Средневековье. Однако в остальном у нас есть все основания рассматривать эти условия в арабских городах — если отвлечься от специфических, упомянутых выше исламских черт или транспонировать их в христианские — как типичные для других городов, особенно для западных приморских торговых городов до возникновения городских общин. Насколько позволяет нам судить достоверное знание истории азиатских и восточных поселений, имевших по своему экономическому типу характер города, обычно присущие им свойства заключались в следующем: субъектами корпоративной деятельности были не городские поселения как таковые, а только знатные роды и иногда также профессиональные союзы. Конечно, переходы и здесь текучи. Это наблюдается именно в самых больших центрах со стотысячным, а иногда даже миллионным населением. В византийском Константинополе в Средние века во главе партий стояли представители городских кварталов, которые одновременно финансировали цирковые представления (как в Сиене — скачки): восстание Ника при Юстиниане 21 возникло как следствие локального разделения в городе. В средневековом Константинополе времени исламского господства, следовательно, вплоть до XIX века, наряду с чисто военными объединениями янычар и сипотов, и религиозных организаций улемов и дервишей в качестве представителей интересов горожан выступали только гильдии купцов и цехов, но не представители города как такового. Нечто подобное было уже в поздневизантийской Александрии, где наряду с конкурировавшими властями — властью патриарха, опирающегося на очень влиятельных монахов, и властью поддерживаемого маленьким гарнизоном наместника — существовали, по-видимому, только милиции отдельных городских кварталов, внутри которых действовали в качестве ведущих организаций соперничавшие друг с другом цирковые партии «зелёных» и «голубых». | |
Примечания: | |
|---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |
Оглавление | |