Карл Ясперс:
Современная техника

В настоящее время мы все осознаем, что находимся на переломном рубеже истории, живём в период, который уже сто лет тому назад сравнивали с закатом античного мира, а затем все глубже стали ощущать его громадное значение не только для Европы и западной культуры, но и для всего мира. Это — век техники со всеми её последствиями, которые, по-видимому, не оставят ничего из всего того, что на протяжении тысячелетий человек обрёл в области труда, жизни, мышления, в области символики.

Немецкие философы-идеалисты — Фихте, Гегель ¹ и Шеллинг — интерпретировали своё время как эпоху глубокого поворота в истории, исходя из идеи христианского осевого времени, которое, по их мнению, только и ведёт к последнему рубежу, к завершению. Это не более чем дерзостное высокомерие, порождённое духовным самообманом. Теперь, проводя сравнение, мы можем с уверенностью сказать: настоящее — не второе осевое время. Более того, резко контрастируя с ним, настоящее представляет собой катастрофичное обеднение в области духовной жизни, человечности, любви и творческой энергии; и только одно — успехи науки и техники — действительно составляет его величие в сравнении со всем предыдущим.

Однако в чём состоит это величие? Мы понимаем, как счастливы должны быть первооткрыватели и изобретатели, но вместе с тем видим, что они лишь функционеры в цепи по существу анонимного творческого процесса, внутри которого одно звено переходит в другое и участники которого действуют не как люди и не в величии единой всеохватывающей души. Невзирая на высокий уровень творческих находок, терпеливого, упорного труда, смелости теоретических поисков и планов, все это в целом подчас производит такое впечатление, будто самый дух втягивается в технический процесс, который подчиняет себе даже науку, и от поколения к поколению все более решительно. Отсюда и поразительная ограниченность многих естественников вне их специальной области, беспомощность стольких техников вне их непосредственных задач, которые для них, но отнюдь не сами по себе, являются столь важными; отсюда и скрытая неудовлетворённость, доминирующая в этом все более теряющем всякую человечность мире.

И если мы хотим найти аналогию нашему веку, то искать её следует не в осевом времени, а совсем в другой эпохе, о которой мы не имеем достоверных данных, в эпохе, когда человек изобрёл орудия труда, научился пользоваться огнём и внезапно обрёл в своём существовании совершенно новые возможности. За этим следовали века простой повторяемости и распространения вширь, которые по существу ничего не меняли, — теперь они остались позади. Отсюда царившее в истекшем столетии (и сохранившееся по сей день) восторженное сознание огромных, никогда ранее не существовавших возможностей во всех сферах человеческого бытия. Отсюда и отсутствие исторической аналогии для событий нашего времени. Поэтому мы, заблуждаясь, видим теперь себя творцами беспримерного счастья на земле, достигнутого благодаря нашим возможностям в области техники, или видим себя погружёнными в столь же беспримерную духовную потерянность.

В истории для нас нет мерила. Если придёт новое осевое время, то только в будущем, подобно тому как первое осевое время пришло лишь после того, как были открыты основополагающие условия человеческой жизни, резко отделившие человека от животного мира, лишь после прометеевского времени. Но это новое осевое время, которое, быть может, нам предстоит, и явит собой единую и охватывающую весь мир действительность, мы представить себе не можем. Предвосхитить его в нашем воображении означало бы создать его. Никто не знает, что оно нам принесёт.

* * *

Техника — это совокупность действий знающего человека, направленных на господство над природой; цель их — придать жизни человека такой облик, который позволил бы ему снять с себя бремя нужды и обрести нужную ему форму окружающей среды. Как природа меняет свой облик под воздействием техники, какое обратное действие на человека оказывает его техническая деятельность, то есть как характер его труда, организация его труда и его воздействие на среду меняют его самого, — все это составляет основной фактор исторического развития.

Однако только современная техника сделала ощутимыми роковые последствия этого для человека. После относительно стабильного состояния в течение тысячелетий в конце XVIII века в технике и вместе с тем во всей жизни людей произошёл переворот, темпы которого все возрастают вплоть до сего дня. Впервые это во всей полноте понял Карл Маркс.

С помощью современной техники связь человека с природой проявляется по-новому. Вместе с необычно усилившимся господством человека над природой возникает угроза того, что природа в свою очередь в неведомой ранее степени подчинит себе человека. Под влиянием природы действующего в технических условиях человека природа становится подлинным его тираном. Возникает опасность того, что человек задохнется в той второй природе, которую он технически создаёт в качестве своей, тогда как перед лицом непокорённой природы, постоянно трудясь в поте лица, чтобы сохранить своё существование, человек представляется нам сравнительно свободным.

Техника радикально изменила повседневную жизнь человека в окружающей его среде, насильственно переместила трудовой процесс и общество в иную сферу, в сферу массового производства, превратила все существование в действие некоего технического механизма, всю планету — в единую фабрику. Тем самым произошёл — и происходит по сей день — полный отрыв человека от его почвы. Человек становится жителем земли без родины, теряет последовательность традиции. Дух сводится к способности обучаться и выполнять полезные функции.

Эта эпоха преобразований носит прежде всего разрушительный характер. Сегодня мы живём, ощущая невозможность найти нужную нам форму жизни. Мир предлагает нам теперь не много истинного и прочного, на что отдельный человек мог бы опереться в своём самосознании.

Поэтому человек живёт либо в состоянии глубокой неудовлетворённости собой, либо отказывается от самого себя, чтобы превратиться в функционирующую деталь машины, не размышляя, предаться своему витальному существованию, теряя свою индивидуальность, перспективу прошлого и будущего, и ограничиться узкой полоской настоящего, чтобы, изменяя самому себе, стать легко заменяемым и пригодным для любой поставленной перед ним цели, пребывать в плену раз и навсегда данных, непроверенных, неподвижных, недиалектических, легко сменяющих друг друга иллюзорных достоверностей. Тот же, кто таит в себе неудовлетворённость, проявляющуюся в вечном беспокойстве, постоянно ощущает внутренний разлад. Он вынужден всегда носить маску, менять эту маску в зависимости от ситуации и от людей, с которыми он общается. Он перестаёт постигать самого себя, так как, нося постоянно маску, он в конце концов сам уже не знает, кто он. Если человек лишён почвы, отзвука своего подлинного бытия, если он не пользуется больше уважением — ведь маски и оболочки не вызывают уважения, допускают лишь обожествление фетишей, — если люди не возвышают мне душу скрытым в их существовании взывающим ко мне требованием из глубины внутреннего бытия, тогда беспокойство превращается в отчаяние, пророчески прочувствованное и ярко высказанное Кьеркегором и Ницше в их интерпретации современной эпохи.

В результате всего этого оборвалась нить истории, прошлое уничтожено или забыто в такой степени, что утеряны все возможные аналогии и сравнения с тысячелетиями истории. Если вообще допустима какая-либо аналогия с открытием огня и изготовлением орудий, то использование атомной энергии в самом деле можно как будто рассматривать как аналогию открытию огня: оно также таит в себе огромные возможности и огромную опасность. Однако о том начальном времени нам ничего не известно. Теперь, как и тогда, человечество вступает на совершенно новый путь — или, быть может, его ждёт власть разрушительных сил и мрак небытия.

Значимость вопроса — к чему может прийти человек — настолько велика, что в настоящее время техника стала едва ли не главной проблемой для понимания нашей ситуации. Внедрение современной техники во все жизненные сферы и последствия этого для всех сторон нашего существования не могут быть переоценены. Не понимая этого и применяя в своём мышлении привычные исторические штампы, неправомерно связывают в последовательном развитии прошлое с настоящим, проводят недопустимые сравнения между нашим и минувшим существованием. Однако, пытаясь обнаружить параллель с нашей эпохой, следует прежде всего задать себе вопрос, принято ли во внимание то радикальное изменение, которое связано с современной техникой. Если помнить об этом, то такое сравнение может со всей отчётливостью показать, какие свойства человеческой природы повторяются и каковы вечные, основополагающие условия человеческой жизни. Этот вопрос сводится, собственно говоря, к тому, что остаётся не затронутым техникой или вновь, вопреки ей, возникает в своих основных моментах.

То, что мы здесь изложили и характеризовали в общих чертах, следует теперь рассмотреть более подробно и представить болееотчётливо. Мы начнём с техники и труда, всегда присущих человеческому существованию, а затем, прибегая к аналогии, попытаемся понять всю глубину изменения, привнесённого современной техникой и современными методами труда.

Сущность техники

Определение техники

Техника как средство

Техника возникает, когда для достижения цели вводятся промежуточные средства. Непосредственная деятельность, подобно дыханию, движению, принятию пищи, ещё не называется техникой. Лишь в том случае, если эти процессы совершаются неверно, и для того, чтобы выполнять их правильно, принимаются преднамеренные действия, говорят о технике дыхания, и так далее.

Для техники характерно следующее:

1. Рассудок. Техника покоится на деятельности рассудка, на исчислении в сочетании с предвидением возможностей и догадками. Техника оперирует механизмами, превращает свои данные в количества и отношения. Она является частью общей рационализации как таковой.
2. Власть. Техника — это умение, методы которого являются внешними по отношению к цели. Это умение — способность делать и обладать, а не созидать и предоставлять расти. Применяя силу природы против силы природы, техника господствует над природой посредством самой природы. Это господство основано на знании. В этом смысле и говорят: знание — это власть.
3. Смысл техники. Власть над природой обретает смысл лишь при наличии целей, поставленных человеком, таких, как облегчение жизни, сокращение каждодневных усилий, затрачиваемых на обеспечение физического существования, увеличение досуга и удобств. Смысл техники состоит в освобождении от власти природы. Её назначение — освободить человека как животное существо от подчинения природе с её бедствиями, угрозами и оковами. Поэтому принцип техники заключается в целенаправленном манипулировании материалами и силами природы для реализации назначения человека. Технический человек не принимает преднайденное просто как оно есть. Он рассматривает вещи под углом зрения их ценности для реализации человеческих целей и пытается приблизить формы вещей к особенности этих целей (Дессауэр). Но это ещё не исчерпывает смысла техники. Создание орудий труда подчинено идее некоего единства, а именно единства в рамках постоянно расширяющегося при своей замкнутости преобразования человеком окружающей его среды. Животное находит среду уже данной, с которой оно, не сознавая этого, неразрывно связано. Человек, также пребывая в этой связи, выводит создаваемую им самим среду за границы этой связи, в беспредельность. Жизнь в среде, отчасти созданной им самим, является признаком самой сущности человека. Он находит себя в созданной им среде на только вследствие освобождения от нужды, но и в силу воздействия на него красоты, соразмерности и формы им сотворённого. Он утверждает свою реальность, по мере того как расширяет свою среду.

Виды техники

Мы различаем технику, производящую энергию, и технику, производящую продукты. Так, например, рабочую силу человек получает с помощью прирученных им животных, ветряных и водяных мельниц. Техника, производящая продукты, делает возможными такие занятия, как прядение, ткачество, гончарное, строительное дело, а также применение медицинских средств лечения.

Дессауэр показал, что техника создаёт не только средства для достижения ранее поставленной цели, но и сама приводит к таким открытиям, результаты которых вначале никем не осознаются. Так обстояло дело, например, с музыкальными инструментами и с книгопечатанием. В этом случае создания техники становятся своего рода ключами, открывающими такие сферы деятельности человека, которые расширяют возможности его природы и ведут к новым открытиям.

Техникой мы называем всякое оперирование материалами и силами природы для получения полезных вещей и эффектов. Лишь по аналогии говорят о технике при планомерных действиях другого рода, когда последние ведут к различного рода устройствам и к механической повторяемости, как, например, при организации человеческих отношений, деятельности институтов, попытках воздействовать на своё тело и душу.

Открытие и повторяющаяся работа:

Техническими мы называем такие правила, которым можно учить, которые можно идентично передавать и применять. В качестве теории техника даёт нам методы, целесообразные для достижения цели, то есть такие, которые, во-первых, соответствуют данной вещи, во-вторых, позволяют не затрачивать лишних усилий и обращаться только к необходимому. Техника составляет совокупность открытых человеком приёмов и действий, которые можно затем повторять в любом количестве сколько угодно раз. Поэтому творческая деятельность, которая ведёт к техническим открытиям, резко отличается от трудовых свершений, где однажды найденное лишь повторяется в процессе чисто количественного накопления.

Искажения:

Если смысл техники состоит в преобразовании среды для целей человеческого существования, то об искажении можно говорить во всех тех случаях, когда орудия и действия перестают быть опосредствующими звеньями и становятся самоцелью, где забывают о конечной цели, и целью, абсолютной по своему значению, становятся средства. Там, где в повседневном труде смысл целого исчезает в качестве мотива и перспективы, техника распадается на бесконечно многобразного виды деятельности, теряющие свой смысл для работающего и обедняющие его жизнь.

Там, где методы, допускающие практическое усвоение и входящие в самую сущность технической деятельности, превращаются в самоудовлетворяющуюся рутину, это усвоение способствует уже не обогащению жизни (посредством гарантирования предварительных ступеней и действий), а её обеднению. Труд без затрат духовных сил уже не является необходимым средством на службе выросшего сознания и становится самоудовлетворяющимся. Человек погружается в состояние, где сознание отсутствует или теряется.

Великий исторический перелом в развитии техники

Техника как умение применять орудия труда существует с тех пор, как существуют люди. Техника на основе знания простых физических законов издавна действовала в области ремесла, применения оружия, при использовании колеса, лопаты, плуга, лодки, силы животных, паруса и огня; мы обнаруживаем эту технику во> все времена, доступные нашей исторической памяти. В великих культурах древности, особенно в западном мире, высокоразвитая механика позволила перевозить огромные тяжести, воздвигать здания, строить дороги и корабли, конструировать осадные и оборонительные машины.

Однако эта техника оставалась в рамках того, что было сравнительно соразмерно человеку, доступно его обозрению. То, что делалось, производилось мускульной силой человека с привлечением силы животных, силы натяжения, огня, ветра и воды и на выходило за пределы естественной среды человека. Все изменилось с конца XVIII века. Неверно, что в развитии техники никогда не было скачка. Именно тогда произошёл скачок, охватив всю техническую сторону человеческой жизни в целом. После того как веками делались попытки в этом направлении и в мечтах людей формировалось техницистское, технократическое мировоззрение, для которого — сначала медленно и фрагментарно — создавались научные предпосылки, в XIX веке была осуществлена их реализация, далеко оставившая за собой все самые пылкие мечты. Мы спрашиваем, в чём состояло это новое? Его нельзя свести к какому-либо одному принципиальному положению.

Самый убедительный ответ гласит: были открыты машины — машины, автоматически производящие продукты потребления. То, что раньше делал ремесленник, теперь делает машина. Она прядет, ткет, пилит, стругает, отжимает, отливает; она производит весь предмет целиком. Если раньше сто рабочих, затрачивая большие усилия, выдували несколько тысяч бутылок в день, то теперь машина, обслуживаемая несколькими рабочими, изготавливает в день 20 тысяч бутылок.

Возникла необходимость изобрести такие машины, силою которых работали бы машины, производящие продукты. Поворотным пунктом стало открытие парового двигателя (1776); вслед за этим появился универсальный двигатель — электромотор (динамомашина в 1867 году). Полученная из угля или силы воды энергия направлялась повсюду, где в ней нуждались. Древней механике, единственно определявшей BI течение тысячелетий состояние техники, противостоит теперь современная энергетика. Прежняя механика располагала лишь ограниченной мощью в виде мускульной силы человека или животного, силы ветра и воды, приводившей в движение мельницы. Новым стало теперь то, что в распоряжении человека оказалась в тысячу крат большая сила, которую, как сначала казалось, можно увеличивать до бесконечности.

Подобное развитие техники стало возможным только на основе естественных наук на их современном уровне. Они дали нужное знание и открыли возможности, немыслимые в рамках прежней механики. Необходимой предпосылкой новой технической реальности стали в первую очередь электричество и химия. То, что скрыто от человеческого взора и открывается только исследованию, дало в распоряжение человека едва ли не безграничную энергию, посредством которой он теперь оперирует на нашей планете.

Однако, для того чтобы это открытие вышло за пределы досужих занятий и снобистских развлечений, получило бы реализацию в экономике и тем самым стало фактором: человеческого существования, требовалось ещё одно условие: свобода современного общества, где нет рабов и допускается свободное соревнование на свой страх и риск, предоставила отважным предпринимателям возможность попытаться совершить то, что казалось невероятным, а большинству — даже невозможным. Способствовало этому, во-первых, предоставление кредита, благодаря чему предприимчивые люди получали в своё распоряжение такие денежные средства, которыми прежде не обладали даже самые богатые люди; во-вторых, организация труда, предусматривающая наличие на «рынке труда» свободной, пригодной для любой производственной операции рабочей силы, оплата которой, будучи твёрдо фиксирована договором, составляла при исчислении издержек заранее устанавливаемую сумму. А для обеих названных предпосылок необходимо наличие твёрдо разработанного права, заставляющего соблюдать условия договоров.

Так началось на Западе техническое и экономическое наступление предпринимателей XIX века, в ходе которого прежнее ремесло исчезло, за небольшим исключением совершенно необходимых его отраслей, и каждый, кто совершал бесполезные в техническом смысле поступки, безжалостно уничтожался. При этом крушение претерпевали подчас и самые плодотворные идеи. Однако иногда достигался сказочный успех. В этом процессе происходил своего рода отбор, в основе которого лежал успех. Тот, кто не справлялся с тем, что от него требовалось в данной ситуации, объявлял себя банкротом или увольнялся с должности. В течение некоторого времени — на начальной стадии — происходил отбор самых дельных людей.

Таким образом, в возникновении современного технического мира неразрывно связаны между собой естественные науки, дух изобретательства и организация труда. Эти три фактора сообща обладают рациональностью. Ни один из них не мог бы самостоятельно создать современную технику. Каждый из этих факторов имеет свои истоки и связан поэтому с рядом независимых от других факторов проблем.

1. Естественные науки создают свой мир, совершенно не помышляя о технике. Бывают естественнонаучные открытия чрезвычайного значения, которые по крайней мере вначале, а быть может и вообще, остаются в техническом отношении безразличными. Однако и те научные открытия, которые сами по себе могут быть использованы в технике, применяются не сразу. Для того чтобы они принесли непосредственную пользу, нобходимо ещё и техническое прозрение. Только Морзе сумел создать телеграф. Отношение м) ежду наукой и техникой невозможно предвидеть заранее.
2. Дух изобретательства может сотворить необычное и вне рамок специфически современной науки. Многое из того, что создано примитивными народами — например, бумеранг, — поразительно; многочисленные открытия сделаны в Китае (например, фарфор, лак, шелк, бумага, книгопечатание, компас и порох). Однако не менее удивительно и то, что одновременно сохраняется и традиционный характер тяжёлого труда, тогда как этого легко можно было бы избежать с помощью самых простых, с нашей точки зрения, механических открытий. Создаётся впечатление, будто некая присущая природе человека бездумность заставляет его сохранять в своей деятельности известную нецелесообразность. Однако в течение последних полутора веков, вопреки этой связанности традициями, во всех областях было сделано громадное количество открытий, которые, по существу, уже давно относятся к сфере возможного и вполне могли бы быть сделаны без современной науки. К ним относятся, например, отопление разных видов, в том числе центральное, кухонная утварь и множество предметов домашнего обихода, медицинские приборы, например офтальмоскоп. Для других открытий необходимой предпосылкой явились выводы современной науки, хотя, по существу, их вполне можно было осуществить и прежними средствами. Таковы большая часть противоэпидемических мероприятий, проведение операций с применением анестезии и антисептических средств. Традиционная инертность в повседневной жизни и терпеливое отношение к неудобному и нецелесообразному как будто преодолены в наше время духом изобретательства.

   В качестве специфически современной черты следует назвать и систематичность в изобретениях. Теперь уже открытия не совершаются случайно в той или иной области отдельными людьми, технические открытия входят в некий единый развивающийся процесс, в котором принимает участие бесчисленное количество людей. Подчас несколько основополагающих изобретательских актов служат имиульсом к дальнейшим открытиям:. В своей наибольшей части изобретательство сводится к усовершенствованию сделанных открытий, к их постоянной разработке и расширению сферы их применения. Все становится анонимным. Достижения одного человека тонут в достижениях коллектива. Именно так, например, был усовершенствован в сравнительно короткий срок велосипед и автомобиль.

   Технически полезное должно быть полезным и в экономическом отношении. Однако дух изобретательства как таковой независим от этого принуждения. Решительные импульсы заставляют его как бы творить второй мир. Однако то, что он создаёт, обретает свою техническую реализацию лишь в той мере, в какой это диктуется экономическим успехом в рамках свободной конкуренции или решением обладающей деспотической властью воли.

3. Организация труда превращается в социальную и политическую проблему. Если производство не только предметов роскоши, но и предметов повседневного массового потребления совершается машинным, способом, то большинство людей оказывается втянутым в этот производственный процесс, в этот труд, обслуживающий машины, в качестве звена машинного оборудования. Если почти все люди становятся звеньями технического трудового процесса, то организация труда превращается в проблему человеческого бытия. Поскольку главное для человека не техника, а человек и техника должна служить человеку, а не человек технике, постольку на основе современной техники возник социально-политический процесс, который состоит в том, что прежнее подчинение человека в качестве рабочей силы любым техническим и хозяйственным целям сменилось страстным желанием перевернуть это отношение, придать ему обратный характер.

Для того чтобы понять смысл подобных требований, необходимо отчётливо представить себе сущность труда, сначала вообще, потом в ходе его изменения через посредство совершенного техникой переворота.

Сущность труда

Всё, что осуществляется посредством техники, всегда требует приложения труда. И повсюду, где человек трудится, он применяет технику. Тип техники определяет характер труда. Изменения в технике меняют и труд. Принципиальное преобразование техники ведёт к принципиальному преобразованию труда. Лишь изменения, происшедшие в XIX веке, поставили перед людьми проблему техники и труда. Никогда ранее техника и труд не рассматривались столь разносторонне и основательно. Сначала мы определим, что такое труд как таковой и чем он был во все времена. Лишь с приложением такого масштаба можно понять, в чём состоит специфика труда в новом техническом мире.

Определение труда

Труд может быть определен трояко:

• труд как затрата физических сил;
• труд как планомерная деятельность;
• труд как существенное свойство человека, отличающее его от животного; оно состоит в том, что человек создаёт свой мир.

Во-первых: Труд как затрата физических сил. Это напряжение мускулов — ведёт к утомлению и изнеможению. В этом смысле животное трудится так же, как человек.

Во-вторых: Труд как планомерная деятельность. Это — деятельность с определённым намерением и с определённой целью. Напряжение сознательно направляется на то, чтобы обрести средства для удовлетворения, потребностей. Этот труд уже отличает человека от животного.

Животное удовлетворяет свои потребности непосредственно в мире природы. Она находит то, что ему нужно для удовлетворения своих потребностей, готовым. Человек же может удовлетворить свои потребности только через сознательное и заранее планируемое опосредствование. Это опосредствование происходит через труд. Материал для труда человек находит, правда, в природе, однако для удовлетворения его потребностей пригоден не этот существующий в природе, а лишь переработанный материал.

Животное в силу инстинкта поедает и уничтожает; труд производит орудия, создаёт нечто постоянное, продукты, творения. Уже орудие порывает непосредственную связь человека с природой. Обрабатывая предмет, оно предохраняет его от уничтожения. Для трудовой деятельности недостаточно природной ловкости. Подлинное умение обретается знанием общих правил труда. Труд может быть физическим и умственным. Умственный труд сложнее физического. Делать то, чему человек обучен и что он совершает почти автоматически, значительно легче задач умственного труда. Мы охотно переходим от физического труда к труду автоматическому, от умственного к физическому. В дни, когда учёный не способен к творчеству, он вполне может писать рецензии и консультировать.

В-третьих: Труд как основной аспект человеческого бытия. Он преобразует преднайденный мир природы в мир человека. В этом решающее отличие человека от животного. Человеческая среда в её целостности — всегда непреднамеренно созданный совместным трудом мир. Мир человека, совокупность условий, в которых он живёт, вырастают из совместного труда; отсюда необходимость разделения труда и его организации. Разделение труда. Человек не может все уметь. Для каждого процесса необходимо особое умение. Тот, кто обладает в данной отрасли специальными знаниями, может производить продукт лучшего качества и в большем количестве, чем неспециалист. К тому же не все располагают необходимыми средствами и материалом. Поэтому совместная трудовая деятельность обязательно приводит к разделению труда, ибо труд необходимым образом складывается из различных операций.

В зависимости от характера труда отличаются друг от друга трудящиеся слои общества. Они различны по своему типу, по нравам, убеждениям и понятиям о чести. Это — крестьяне, ремесленники, купцы и так далее. Устанавливается связь между человеком и его трудом.

Организация труда

Там, где существует разделение труда, необходим совместный труд. Мой особый вид труда может иметь смысл лишь в том случае, если я являюсь участником трудовой деятельности в обществе, где в процессе труда совершаются взаимодополняющие операции. Труд приобретает смысл при наличии организации труда.

Она складывается отчасти спонтанно без какого-либо плана под воздействием рынка, отчасти же по определённому плану посредством разделения труда. Характер общества, по существу, зависит от того связана ли его организация с планом или со свободным рынком.

Поскольку произведённые при наличии разделения труда изделия превращаются из непосредственно потребляемого продукта в товар, они должны быть обменены, вынесены на рынок или распределены между потребителями. Для этого необходима некая абстрактная стоимость. Она называется деньгами. Стоимость товара в деньгах либо свободно складывается на рынке, либо устанавливается в соответствии с планом.

В наши дни стало совершенно очевидным, что от характера труда и его разделения зависит структура общества и жизнь людей во всех её разветвлениях. Это понимал уже Гегель, а Маркс и Энгельс разработали это положение в своей теории, имеющей эпохальное значение. Дело специального историко-социологического исследования — показать, как далеко простирается эта связь и в какой мере её обусловливают или ограничивают и иные — например, религиозные и политические — причины. Возводить эту связь в ранг монокаузального понимания человеческой истории, безусловно неверно. Однако тот факт, что после трудов Маркса и Энгельса такая попытка делалась, объясняется громадным, более чем когда-либо ощутимым, значением, которое эта связь обрела в нашу эпоху.

Нет никакого сомнения в том, что разделение труда и его организация затрагивают важные структуры нашей жизни и нашего общества. Однако решающим для сознания всех трудящихся субъектов является, что они производят, для какой цели, по какой причине и как это отражается в сознании каждого трудящегося субъекта. При рассмотрении этих вопросов обычно слишком уверенно исходят из предпосылки, что труд определяется необходимостью удовлетворять совокупность человеческих потребностей в питании, одежде, жилище и так далее — это правильное, но отнюдь не исчерпывающее объяснение.

Желание работать, если это не. просто желание использовать силу своих мускулов или своё умение, обусловлено сознанием того, что мы участвуем в создании своей среды. Трудящийся познает самого себя в зеркале того, что им произведено. Его охватывает радость от ощущения, что он живёт общей жизнью с другими людьми в сообща построенном ими мире, участвует в создании чего-то прочно существующего.

Однако в труде может быть заключено и нечто гораздо большее. Гегель говорит о «религиозной деятельности, создающей благочестивые деяния, предназначенные не для достижения конечной цели… Подобная деятельность и есть здесь культ как таковой… Эта деятельность, смысл которой в чистом созидании и в непрерывности, есть сама своя цель и поэтому не может быть приостановлена»… Эта трудовая деятельность находит своё выражение «от простого движения тела в танце до колоссальных, превосходящих все наши представления памятников… Все эти творения также относятся к сфере жертвенности… Деятельность как таковая вообще есть не что иное, как отказ от чего-либо, но уже не от внешних вещей, а от внутренней субъективности… В этом созидании жертва носит характер духовной деятельности, и в нём содержится напряжение, которое в качестве отрицания особенного самосознания удерживает заключённую во внутренних глубинах и в представлении цель и создаёт для содержания внешнее выражение».

Тем самым Гегель указывает на такие возможности и такое значение труда, которые в настоящее время почти забыты. Деление продуктов труда на те, которые служат удовлетворению жизненных потребностей, и те, которые являются предметами роскоши, свидетельствует о поверхностном понимании значения труда. Смысл труда значительно глубже. Именно то, что при подобном делении подпадает под рубрику роскоши — продукты, необязательные для поддержания жизни, — таит в себе самое существенное, а именно как и в качестве чего человек создаёт свой мир, в котором он осознает себя, самое бытие, трансцендентность и свою сущность.

Таковы краткие замечания о труде вообще. Теперь мы вновь обращаемся к вопросу, какие изменения привнесла в эту область современная техника.

Труд после переворота, совершенного современной техникой

1. Техника сокращает затраты труда, но вместе с тем усиливает его интенсивность:

Техника ставит своей задачей уменьшить затраты труда. Работу человеческих мускулов должна заменить работа машин, постоянное умственное напряжение, автоматизм аппаратов. Каждое великое открытие уменьшает напряжение мускулов и мышления. Однако границей в технической реализации любого открытия всегда является то, что остаётся такой вид труда, который способен выполнить только человек, который не может быть заменён техникой, и что постоянно возникают новые, неизвестные ранее виды труда. Ведь машины всё время приходится строить. И даже если машины становятся почти самостоятельными существами, где-то ещё — для обслуживания, контроля и ремонта — должен применяться труд человека; он необходим и для заготовки перерабатываемого сырья. Таким образом, труд просто оттесняется в другие области. Он изменяется, а не устраняется. Где-то остаётся исконный мучительный труд, заменить который не может никакая техника.

Следовательно, техника действительно облегчает труд, но она открывает и новые возможности для производства продуктов, порождает своими успехами новые потребности. Вместе с ростом потребностей возникают новые виды труда, увеличиваются затраты труда. И — что самое существенное — техника, создавая новые виды оружия, привносит в мир средства разрушения, которые заставляют, с одной стороны, всё время увеличивать запасы оружия, с другой — постоянно восстанавливать то, что превратилось в хаотическое скопление развалин, и поэтому доводит спрос на рабочую силу до крайности.

В целом в условиях нашей современной ситуации весьма сомнительно, ведёт ли действительно применение техники к облегчению и сокращению труда; скорее, можно прийти к выводу, что техника заставляет человека до предела напрягать свои силы. Вначале, во всяком случае, современная техника привела к значительному увеличению затрачиваемого труда. Несмотря на это. в технических возможностях всё-таки действительно заключён принцип сокращения труда, физически разрушающего человека, и именно современная техника связана с осуществлением идеи всё большего освобождения человека от бремени физического труда; увеличения его досуга для свободного развития его способностей.

2. Техника меняет характер труда:

Величию творческого созидания противостоит в техническом мире зависимость нетворческого применения результатов этих творческих исканий. Открытие возникает как следствие досуга, внезапного ² озарения, упорства, а применение его требует повторяющейся работы, распорядка, надёжности.

В механизированном труде позитивно оценивается наблюдение над машинами и их обслуживание; вырабатывается дисциплинированное, продуманное, осмысленное отношение; удовлетворение от разумной деятельности и умения; может возникнуть даже любовь к машинам. Однако полная автоматизация труда оказывает отрицательное воздействие на большое число людей, которые вынуждены постоянно повторять одни и те же операции на движущемся конвейере; утомительность этого совершенно бессодержательного труда, вызывающего только усталость, не становится невыносимым бременем лишь для людей совершенно тупых от природы.

Уже Гегель видел, какие последствия влечёт за собой скачок от обычных орудий труда к машине. Прежде всего это — значительный прогресс: орудие труда — ещё нечто косное, вещь, которую я использую в своей деятельности как бы формально, и при этом сам превращаюсь в вещь; ибо в этом случае источником силы является человек. Машина же, напротив, — самостоятельное орудие, с её помощью человек обманывает природу, заставляя её работать на себя.

Однако обман мстит обманщику, рассуждает Гегель. Воздействуя на природу посредством машин, человек не освобождается от необходимости трудиться. Он отдаляет свой труд от природы, не противостоит ей как живой живому. Труд, который остаётся человеку, становится всё более механическим, и чем механичнее труд, тем меньше в нём ценности и тем больше приходится человеку трудиться. Труд становится всё более безжизненным, способности индивидуума неизмеримо более ограниченными, сознание фабричного рабочего доводится до крайней степени тупости; связь отдельного вида труда со всей массой человеческих потребностей становится совершенно непредвидимой слепой случайностью, и подчас какая-нибудь совершенно далёкая операция внезапно пресекает трудовую деятельность целой группы людей, которые благодаря ей удовлетворяли свои потребности, делает её ненужной и непригодной.

3. Техника требует достаточно крупной организации:

Лишь на значительных по величине предприятиях может быть достигнута и достаточно экономно осуществлена техническая цель. Какой должен быть размер предприятия, устанавливается в каждом отдельном случае в зависимости от характера производства. Но далее возникает вопрос — до каких пределов могут увеличиваться крупные организации, число которых достаточно велико, не объединяясь в монополии и извлекая при этом необходимую прибыль в условиях свободного рынка? В какой степени можно исходить из возможности планомерного устройства вне рамок правовых установлений одного глобального предприятия, в котором все соотносилось бы друг с другом и в отдельных сферах производилось бы не слишком много и не слишком мало? В обоих случаях в этих крупных предприятиях человек полностью зависит от крупной организации, в которой он работает, и от места, которое он в ней занимает. В машинном производстве нет радости индивидуального созидания, там исчезает и собственность на орудия ручного труда, и производство товаров по личному заказу. Для громадного большинства людей теряется перспектива труда, его цель и смысл. Происходящее превышает меру человеческого понимания.

Двойная зависимость труда от машин и от организации труда, которая в свою очередь тоже становится своего рода машиной, приводит к тому, что человек сам превращается как бы в часть машины. Изобретатели и организаторы, занятые созданием новых производственных единиц, становятся редким исключением: они все ещё продолжают усовершенствовать машину. Напротив, всё большее количество людей вынуждено превращаться в составные части машины. Технизация распространяется всё шире — от подчинения природы до подчинения всей жизни самого человека, до бюрократического управления всем — до подчинения политики, даже игр и развлечений, которые проводятся в русле привычных форм жизни, но уже не как выражение внутреннего импульса. Человек уже не знает, что делать со своим досугом, если его свободное время не заполняется технически организованной деятельностью, разве только он склонен, отдыхая, просто предаваться дреме и грезам. Жизнь человека в качестве части машины легче всего характеризовать в сопоставлении с прежней его жизнью: человек лишается корней; теряет почву и родину, для того чтобы обрести место у машины; причём даже предоставленный ему дом и участок земли уподобляются машинам, они преходящи, взаимозаменяемы — это уже не ландшафт, не прежнее пребывание дома.

Поверхность земного шара на наших глазах превращается в машинный ландшафт. Горизонт человеческой жизни необычно сужается как по отношению к прошлому, так и по отношению к будущему; человек теряет традиции и перестаёт искать конечную цель, он живёт только в настоящем. Но это настоящее становится всё более пустым, по мере того как оно перестаёт опираться на субстанцию воспоминания и таить в себе ростки будущего, которые тем не менее уже произрастают в нём. Труд превращается в простую затрату сил при постоянном напряжении и спешке, после чего наступает изнурение, — то и другое остаётся неосознанным. В состоянии усталости действуют только инстинкты, потребность в развлечении и сенсации. Жизнь человека заполняют кино и газеты, он слушает новости и смотрит фильмы, причём все это носит характер механической конвенциональности. Увелачение создаваемой техникой предметов потребления способствует тому, что вся эта масса людей как бы бесконечно растёт, и в течение столетия, в котором мы живём, число таких людей, заселяющих земной шар, несомненно, увеличится во много раз.

Превращение человека в часть громадного механизма проявляется в попытке понять сущность человека посредством так называемых тестов. Проверке подвергаются разновидности индивидуальных качеств, затем люди классифицируются по числам и величинам, располагаются в соответствии с полученными данными, по группам, типам, иерархии рангов. И хотя человек как личность сопротивляется этому превращению его во взаимозаменяемый материал, этому упорядочению с помощью рубрик, логика вещей всё-таки заставляет прибегать во всём мире к этим методам классификации. Причём классификаторы ведь тоже люди. Кто же классифицирует классификаторов? Классификаторы сами становятся частью механизма. Аппараты и измерения используются ими механически.

Ощущение того, что человек втянут в чуждый ему механизм, было высказано 22-летним лейтенантом американских ВВС, когда его интервьюировали при вручении ему высших наград за выдающиеся боевые заслуги. Он сказал: «Я ощущаю себя шестерёнкой громадной адской машины. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне представляется, что со дня моего рождения я всегда был шестерёнкой в том или ином механизме. Каждый раз, когда я пытался делать то, что мне хотелось, выступало нечто, значительно большее, чем я, и отодвигало меня на какое-то предназначенное для меня место. Не скажу, чтобы это было приятно, но это именно так».

Оценка труда и техники

Оценка труда

Издавна существуют противоречивые суждения о значении труда. Греки презирали физический труд, считая его уделом невежественной массы. Настоящий человек — это аристократ; он не работает, обладает досугом, занимается политикой, участвует в состязаниях, отправляется на войну, создаёт духовные ценности. Иудеи и христиане видели в труде наказание за грехопадение. Человек изгнан из рая, он несёт последствия грехопадения и должен в поте лица своего есть свой хлеб. Паскаль ещё усиливает это понимание: труд не только бремя, но он и отвлекает человека от его подлинных задач; в труде отражается пустота мирских дел, ложная значимость деятельности; труд ведёт к развлечениям и, совращая человека, скрывает от него то, что для него существенно. Протестанты, напротив, видят в труде благословение. Милтон описывает счастье людей, изгнанных из рая:

Перед ними лежал огромный далёкий мир,
Где они могли выбрать спокойное место,
Имея своим вождём провидение Господа.

Архангел Михаил говорит Адаму:
Присоедини только к познанию и дело…
Тогда ты без всякого сожаления оставишь рай,
Ты понесешь в себе нечто ещё более блаженное. ³

Кальвинизм видит в успехе трудовой деятельности доказательство избранности. Понятие долга как мирского призвания позже сохранялось как следствие религиозной концепции и без религии. На этой почве сложилась радость труда, благословение труда, трудовая честь и успешное созидание как мерило человеческой ценности. Отсюда и требование: «Кто не работает, тот не ест», а также благословение, даруемое трудом: «Работать и не отчаиваться».

В современном мире принятие труда носит всеобщий характер. Однако, как только труд стал выражением прямого достоинства человека, утверждением его человеческой сущности, появился и двойной аспект труда: с одной стороны, идеал трудящегося человека, с другой — картина реальной средней трудовой деятельности, в которой человек отчуждает себя самим характером и распорядком своего труда.

Из этой двойственности возникает импульсивное стремление изменить мир людей, чтобы человек, создавая целостность своего мира, нашёл правильный вид своей трудовой деятельности. Ложный, отчуждающий от себя человека, эксплуатирующий его насильственный труд необходимо преодолеть. Мерилом должно служить то, на что указывал Гегель: «Бесконечное право субъекта состоит в том, что он находит самого себя умиротворённым в своей деятельности и в своём труде» ⁴.

Проблема труда в её взаимосвязи с достоинством, притязаниями и долгом человека сведётся к грубому упрощению, если исходить только из одного вида труда. В действительности же труд в многообразии своих видов необычно различен по своей значимости, по степени потребления производимых им продуктов, по своей организации, типу управления, приказов и их выполнения, по общей духовной настроенности и солидарности работающих в данной области. Поэтому задачи изменения характера труда с целью утверждения человеческого достоинства не могут быть решены, исходя из одного принципа, и приведены к одному знаменателю. Задачи эти сводятся к следующему: изменение характера труда в его конкретном осуществлении и в определённых материальных условиях, чтобы придать ему большую человечность; изменение организации труда для привнесения элементов свободы в её структуру, в систему администрации и подчинения; изменение общества, чтобы сделать более справедливым распределение материальных благ и утвердить значимость каждого человека как личности и по результатам его труда. Все эти проблемы сложились в результате преобразования труда и форм жизни, которое внесла техника. Оценка современного труда невозможна без оценки современной техники. Бремя труда как такового становится ещё тяжелее с введением современной техники, но, быть может, с ней связаны и шансы на выполнение поставленных задач.

Оценка современной техники

В течение ста последних лет технику либо прославляли, либо презирали, либо взирали на неё с ужасом. В XIX веке были изобретатели, обладавшие неудержимым творческим импульсом, и были рабочие, ожесточённо уничтожавшие машины.

В первоначальном энтузиазме был заключён тот смысл, который сохранился до настоящего времени и, по мнению Дессауэра, представляет собой идею формирования окружающей среды, реализованной творческой способностью человека, который, подобно богу, открыл вечные идеи творения и осуществил их в виде второй природы. В этом случае «дух техники» является уже не только средством, но и всеохватывающей реализацией изначально данной, подлинной и истинной среды человека. Вырастает некий самобытный мир. Техника — уже не только внешнее бытие, но возникшая в силу внутреннего решения сфера духовной жизни. При таком вдохновении кажется маловероятным, что «мощь, изменяющая мир, не что иное, как средство для выполнения чужих целей».

Если Дессауэр прав, то в настоящее время возникает совершенно новая среда, созданная человеком из самого духа техники.

В кризисах нашего времени, когда рушатся прежние устои, эта среда, по мнению. Дессауэра, ещё не нашла адекватной ей формы. Она являет себя в подступах, целое же на стадии этого творческого перехода представляется анархией и руинами. Быть может, полагает Дессауэр, в технике современного типа заключена идея новой человеческой среды и развитие техники не беспредельно, а направлено на некое завершение, которое окажется завершением нового типа, материальным базисом человеческого существования.

Этой точке зрения противостоит другая: развитие техники ведёт не к освобождению от власти природы посредством господства над ней, а к разрушению, и не только природы, но и человека. Не знающее преград уничтожение всего живого ведёт в конечном итоге к тотальному уничтожению. Ужас перед техникой, охватывавший уже в начальной стадии её развития многих выдающихся людей, был, таким образом, прозрением истины.

Есть и третья, отличная от двух охарактеризованных здесь крайних точек зрения. Согласно этой точке зрения, техника нейтральна. Сама по себе она не является ни благом, ни злом, но может быть использована во благо и во зло. В ней самой отсутствует какая бы то ни было идея, будь то идея завершения, будь то инфернальная идея разрушения. То и другое имеет совсем иные истоки, коренится в человеке, и только это придаёт технике её смысл.

В данный момент характерно уже то, что в Европе почти исчез прометеевский восторг перед техникой, хотя это и не парализовало дух изобретательства. Опасность, проистекающая из детской радости по поводу успехов техники, уже относится к прошлому или стала уделом примитивных народов, которые только теперь знакомятся с техникой и учатся пользоваться ей.

Однако в век техники, цель и завершение которого не обладают ни ясностью, ни достоверностью, возникает, во всяком случае на первых порах, тот сплав и то двойственное новообразование, отдельные моменты которого мы здесь попытаемся осветить. Отдаление от природы и новая близость в природе. Человек вырывается из своей изначальной «естественной» среды. Первым шагом очеловечения была совершенная самим человеком «доместикация». И вплоть до последнего столетия она оставалась удобной, обозримой, действительной средой человека, некоей целостностью.

Теперь создаётся новая среда, в которой должна быть так или иначе воссоздана «естественная среда», уже зависимая и относительная, на принципиально иной основе.

В технической деятельности главное — это производить. Цель, а вместе с ней и техническая аппаратура являются для сознания первостепенными: напротив, то, что дано природой, отступает во мрак. Природа, которую видит перед собой человек в своей технической деятельности, — это то механическое и познанное исследованием невидимое (например, электричество), которым я могу опосредствованно оперировать в неизменных рамках механической среды.

Тот, кто не постиг этого знания и ограничивается только его практическим применением, включая электричество, разъезжая в электрических поездах, совершает примитивные действия без малейшего представления о том, что, в сущности, происходит. Таким образом, люди могут, не вступая в какое-либо отношение с природой, обслуживать непонятную им технику, во всяком случае в ряде областей, тогда как в прежние времена для управления механическими силами, естественной техникой необходимы были сноровка, умение и физическая ловкость. Современная техника требует, однако, во многих областях надлежащей близости к природе. Ряд технических аппаратов — от пишущей машинки до автомобиля и ещё в большей степени самолёт — требует особой физической ловкости. Но это почти всегда односторонняя, частичная и ограниченная в своём применении ловкость и физическая выносливость, а не результат общей физической тренировки (достаточно представить себе отличие велосипедиста от пешехода). Далее, для того чтобы пользоваться технической аппаратурой, необходимо знание.

В практическом отношении существенно умение использовать техническое знание, чтобы всегда правильно находить те точки приложения, которые позволяют достигнуть цели, и чтобы при отказе аппарата не заниматься кустарничеством, а произвести ремонт действенно и методически правильно. Таким образом, техника может либо полностью отдалить нас, живущих в её сфере, от природы, оттеснив её бессмысленным, механическим использованием технических достижений, либо приблизить нас к познанной природе невидимого.

Но техника не только приближает нас к познанной в физических категориях природе. Техника открывает перед нами новый мир и новые возможности существования в нём, а в этом мире — новую близость к природе.

1. Прежде всего, это красота технических изделий. Транспортные средства, машины, технические изделия повседневного пользования достигают совершенства своих форм. В техническом производстве в самом деле совершается рост и созидание второй природы. Возникает вопрос: в чём состоит красота удачно выполненного технического объекта? Не просто в целесообразности, но в том, что данная вещь полностью входит в человеческое бытие. И уж, конечно, эта красота состоит не в чрезмерно богатом орнаменте и излишних украшениях, напротив, они кажутся скорее некрасивыми, но в чём-то таком, что позволяет ощутить в совершенной целесообразности предмета необходимость природы, необходимость, которая сначала отчётливо проступает в творении человеческих рук, а затем улавливается в бессознательном созидании жизни (в структурах животного организма и растений). Эти присущие самой вещи решения открываются как бы в стремлении следовать вечным, изначально данным формам.
2. Далее, техника даёт огромное расширение реального видения. Благодаря ей в малом и великом становится зримым то, что скрыто от непосредственного восприятия человека. Микроскоп и телескоп не существуют в природе, но они открывают перед нами совершенно новый мир природы. Благодаря транспортным средствам техника делает человека едва ли не вездесущим; он может передвигаться по всем направлениям — если ему не препятствует в этом государство, война или политика — и на месте вникнуть в то, что может быть познано, увидено, услышано. Теперь перед человеком у него дома встаёт в образах и звуках то, что раньше воспринималось в недостаточно отчётливых и даже ложных представлениях, что казалось скудным и фантастическим или вообще находилось вне сферы знания. Граммофон и фильм сохраняют в памяти то, что когда-то происходило. Возможность наблюдения во всех направлениях бесконечно расширяется и достигает немыслимой ранее тонкости.
3. И наконец, складывается новое мироощущение. Наше пространственное ощущение с появлением современных средств связи и сообщений расширилось до пределов всей нашей планеты. Перед нашими глазами — глобус, наполненный ежедневными сообщениями отовсюду. Реальное переплетение сил и интересов на земном шаре делает его замкнутой целостностью.

В техническом мире для человека существуют, следовательно, новые возможности, специфическое удовольствие от достижений техники, расширение благодаря технике знаний о мире, присутствие всей планеты и всех элементов существования в конкретном опыте, переход к легко реализуемому господству над материей, чтобы тем самым прийти к чистому опыту в сфере возвышенного. Однако на сегодняшний день все это ещё редкое исключение.

Новая близость к природе и всем вещам требует от человека, помимо умения и суверенной способности, силой своего созерцания создавать в этой чуждой природе сфере из целого, которого непосредственно нет, некое безусловное присутствие. Здесь все решает дух.

Значительно более частое явление — погружение в бессмысленное существование, пустое функционирование в виде части механизма, отчуждение в автоматичности, утрата собственной сущности в стремлении рассеяться, рост бессознательности и в качестве единственного выхода — возбуждение нервной системы.

Неверное представление о границах техники

Оценка техники зависит от того, чего от неё ждут. Отчётливость такой оценки предполагает отчётливое представление о границах техники. Исходя из догматического знания природы, технике часто ставили ложные границы. Так, например, ещё полвека тому назад иногда утверждали, что воздухоплавание, самолёты невозможны.

В действительности же нельзя даже предвидеть, до, каких пределов может дойти господство познающего человека над природой. Полет фантазии беспределен, и остановить его ссылкой на абсолютную неосуществимость невозможно, идёт ли речь о техническом использовании атомной энергии, которая когда-нибудь заменит истощившиеся запасы угля и нефти, о преднамеренном взрыве земного шара или о космическом корабле. Если создание perpetuum mobile с достаточным основанием признано невозможным, то возможность открыть практически неиссякаемый источник энергии остаётся. Однако широта технических возможностей не должна вводить нас в заблуждение по поводу границ техники. Границы её заключены в не подчиняющихся нашему господству предпосылках всех технических осуществлений.

1. Техника — средство, которое должно направляться определённым образом:

В раю техники быть не может. Техника служит освобождению от нужды, которая заставляет человека трудом поддерживать своё физическое существование, и позволяет ему, освободив его от бремени нужды, расширять своё существование до беспредельности создаваемой им среды.

Техническое созидание, технические открытия находятся на службе человеческих потребностей, направляются ими и поэтому оцениваются в зависимости от их полезности.

В акте открытия присутствует, правда, и другой момент: удовольствие создавать никому ранее не известные устройства, которые что-либо совершают. В этом случае изобретатель может создавать, не интересуясь проблемой полезности. Так возникали автоматы и игрушки эпохи барокко. Однако выбор и в конечном итоге решающая направленность открытия вытекают из его применимости. Изобретатель в области техники не создаёт принципиально новых потребностей, хотя, удовлетворяя их, он их расширяет и разнообразит. Цель должна быть задана, она обычно сама собой разумеется и сводится к облегчению труда, к производству продуктов потребления, к массовой продукции. Смысл существования техники в её способности создавать полезные вещи.

Граница техники в том, что она не может существовать сама по себе, для себя, она всегда остаётся средством. Поэтому техника двойственна. Поскольку техника сама не ставит перед собой целей, она находится по ту сторону добра и зла или предшествует им. Она может служить во благо или во зло людям. Она сама по себе нейтральна и противостоит тому и другому. Именно поэтому её следует направлять.

Может ли эта направляемость вытекать из соразмерности существованию естественной среды в целом? Из самого открытия и из расширившихся потребностей? Подобные вопросы направлены на нечто нам неведомое, и тем не менее, быть может, оно преисполнено глубокого смысла для хода вещей, будто здесь осуществляется некий план или властвует дьявол. Подобный неосознанный ход вещей не внушает доверия. Направленность техники не может быть выведена из самой техники, её следует искать в осознанном этосе. Человек должен сам найти путь к управлению техникой. Он должен отчётлива уяснить ceiöe свои потребности, проверить их и определить их иерархию.

2. Техника господствует только над механизмами, над безжизненным, универсальным:

Во власти техники всегда лишь механически постигаемое. Она преобразует свой предмет в механизм, а тем самым в аппарат и машину. Перед лицом неожиданно грандиозных успехов этих механических возможностей может показаться, что в техническом отношении все выполнимо. Тогда возникает обманчивая уверенность в том, что всё может быть сделано. Подобная абсолютизация техники связана с непониманием действительности, которая во всех случаях требует чего-то большего, чем голая техника, и, хотя во всякой деятельности техника служит необходимой предпосылкой, механизм составляет как бы только костяк. Отношение к природе в деле культивирования растений и приручения животных, отношение к человеку — в процессе воспитания и коммуникации, создание произведений духовной культуры, даже само изобретение немыслимы на основе одних технических правил. Напрасны старания сделать с помощью техники то, что доступно лишь живому духу. Даже в живописи, поэзии, науке, где знанием техники как средства необходимо, всё то, что представляет собой не более чем продукты технического умения, остаётся пустым.

Техника ограничена тем, что она заключена в сфере безжизненного. Рассудок, доминирующий над технической деятельностью, соразмерен лишь безжизненному, механическому в самом широком смысле этого слова. Поэтому воздействовать на живое техника может лишь в том случае, если она оперирует им как чем-то, превратившимся в неживое; именно так обстоит дело в агрохимии, в современном животноводстве, где для получения наибольшего удоя и так далее используются гормоны и витамины. Поразительно и различие между техническими методами, например методами современных цветоводов, которые в своём стремлении к рекордам достигают сенсационных предельных эффектов, и продолжавшейся тысячелетиями исторической деятельностью в этой области китайцев; это такое же различие, как различие между фабричным продуктом и живым произведением искусства.

То, что создаётся техникой, носит универсальный, а не индивидуальный характер. Техника, правда, может быть использована для создания какого-либо единичного творения в рамках исторического процесса созидания. Однако техника как таковая нацелена на типичность и массовую продукцию. То обстоятельство, что границей техники является её связь с универсальным, возможность её приложения повсюду, делает её доступной всем народам. Она не связана с какими бы то ни было культурными предпосылками. Поэтому техника сама по себе нечто, лишённое выражения, безличное, бесчеловечное. Будучи создана рассудком, она iw самому своему характеру ограничена сферой одинакового повсюду рассудка, хотя в «духе» открытия и в отдельных формах всегда ощущается нечто большее, чем только техника.

3. Техника всегда связана с ресурсами и видами энергии, которые ограниченны:

Техника нуждается в ресурсах и в энергии, которыми она оперирует. Поскольку то и другое дано человеку в ограниченном количестве — уголь, нефть, руда, — техника использует то, что восстановить она уже не может. Наступит день, когда эти ресурсы будут исчерпаны, если не откроют новых источников энергии. Помышляют об атомной энергии, но совершенно неизвестно, насколько хватит запаса необходимой для неё руды.

Из источников энергии, находящихся за пределами земной поверхности, можно надеяться на солнечную энергию. Уже теперь она косвенно используется в виде энергии воды, также ограниченной, но восстанавливающейся в своём движении. Будет ли солнечная энергия когда-либо использована непосредственно в качестве источника энергии, остаётся открытым вопросом, который решит техника будущего. Можно рассчитывать также на развитие более глубокого бурения земной поверхности.

Практически конец ещё далек, кладовая человечества ещё полна. Однако там, где можно произвести подсчёт — для угля и нефти, — конец должен наступить в исторически обозримое время. Если же все необходимые виды энергии окажутся исчерпаны, то эпоха техники будет, правда, завершена, однако человеческое существование не прекратится. Количество людей опять значительно уменьшится, и люди окажутся снова в тех условиях, которые существовали в прежние исторические эпохи, без угля и без нефти, без современной техники.

4. Техника связана с людьми, которые реализуют её своим трудом:

Люди должны хотеть служить технике, быть готовыми к этому. То, чего человек требует в силу самой своей природы, становится решающим, когда достигается граница, за пределами которой он отказывается жить или, рискуя жизнью, восстаёт. Тогда либо нарушается действие технического механизма, либо самый механизм разрушается или преобразуется в условиях, обусловленных человеческой природой как таковой.

5. Может быть, техника ограничена в своих открытиях возможной целью и ее, характер определён её концом:

Время от времени делаются новые великие открытия; вопреки видимости, будто завершение нашего познания уже произошло, они показывают относительность этого завершения и ведут к дальнейшим открытиям, о возможности которых раньше и не подозревали и для которых прежние открытия служили предпосылками. К подобным открытиям нового типа относится дизельный двигатель, радио, в наши дни, по-видимому, атомная энергия. Граница этого продвижения окажется достигнутой, вероятно, тогда, когда все доступное человеку будет открыто. До сих пор техническое развитие в целом представляет собой все ускоряющийся, бурный процесс, который идёт уже более полутора веков. Может создаться впечатление что в принципе он достиг своего завершения. Если мы действительно стоим перед его завершением, то всё ещё остаётся грандиозная, чисто количественная по своему характеру задача — преобразовать всю поверхность земного шара в единую сферу использования технических достижений.

У нас нет никаких доказательств того, что технические открытия завершены, что они достигли своего предела. Однако мы располагаем рядом указаний и предположений: сравнение открытий, сделанных в США, Англии, Германии, Франции и России до 1939 года, свидетельствует о столь значительных различиях, что можно говорить об ослаблении развития в одних регионах, о его бурном росте в других. Условия жизни, предоставляемые шансы и общий «дух» населения играют такую важную роль, что при той лёгкости, с которой можно этот дух уничтожить, основа всего этого процесса оказывается весьма уязвимой. Возможно, что техника в свою очередь оказывает на человека неблагоприятное воздействие. покорённая техникой жизнь приводит к исчезновению предпосылок научно-технического развития, непосредственно связанного со свободной духовностью. Уже теперь очевидно различие между великими творцами и предпринимателями XIX века и организованной, все более анонимной гонкой наших дней. Недавно введённое требование секретности исследований, имеющих большое военное значение, может рассматриваться как симптом конца, тем более что объём исследований в этой сфере необозрим.

Обнаружение демонического характера техники

Слово «демонизм» не должно указывать на какое-либо воздействие демонов. Демонов не существует. Слово это указывает на нечто созданное людьми, но созданное ими непреднамернно; на нечто подавляющее, оказывающее последующее воздействие на все их существование; противостоящее им, не постигнутое ими, как бы происходящее на заднем плане, нераскрытое.

Проницательных людей с давних пор охватывал ужас перед техническим миром, ужас, который, по существу, не был осознан ими. Полемика Гёте с Ньютоном становится понятной, только если исходить из потрясения, которое он ощущал, взирая на успехи точных наук, из его неосознанного знания о приближающейся катастрофе в мире людей. Я. Буркхардт не выносил железных дорог и туннелей и тем не менее пользовался ими. Люди, ремесло которых после введения машин не обеспечивало их более хлебом насущным, уничтожали машины.

Этому противостояла вера в прогресс, ожидавшая от все более глубокого познания природы и от техники всеобщего счастья. Эта вера была слепа. Ибо недостатки техники казались ей лишь следствием злоупотребления, которое якобы можно осознать и исправить, а не опасностью, глубоко коренящейся в природе самой техники. Вера в прогресс игнорировала тот факт, что прогресс ограничен рамками науки и техники и что он не может, выйдя за их пределы, охватить всё человеческое существование в целом.

В наши дни стало совершенно ясно, что имеют в виду, говоря о демонизме техники. Попытаемся на основе вышесказанного, резюмируя, кратко охарактеризовать те неожиданные сдвиги в развитии техники, которые становятся угрозой для человека.

1. Всё возрастающая доля труда ведёт к механизации и автоматизации деятельности работающего человека. Труд не облегчает бремя человека в его упорном воздействии на природу, а превращает человека в часть машины.
2. Механизация орудий труда, их усложнение, рост их числа и необходимость совместных действий на производстве требуют такой организации, которая не только по своему размаху превосходит все ранее известное, но становится принципиально иной, поскольку, для того чтобы достигнуть определённых целей, в эту организацию постепенно втягивается всё человеческое существование, а не только какая-то его часть.
3. Техническое мышление распространяется на все сферы человеческой деятельности. Совершающееся преобразование распространяется и на науку; очевидным свидетельством этого служит технизация медицины, индустриализация исследования природы, организационные меры, направленные на создание для всё большего числа наук своего рода предприятий. Это необходимо для достижения намеченного успеха.
4. Вследствие уподобления всей жизненной деятельности работе машины общество превращается в одну большую машину, организующую всю жизнь людей. Бюрократия Египта, Римской империи — лишь подступы к современному государству с его разветвлённым чиновничьим аппаратом. Всё, что задумано для осуществления какой-либо деятельности, должно быть построено по образцу машины, то есть должно обладать точностью, предначертанностью действий, быть связанным внешними правилами. Самое большое воздействие оказывает наибольшая и разработанная с наибольшим совершенством машина.

Следствия этой машинизации проистекают из абсолютного превосходства механической предначертанности, исчисляемости и надёжности. Все, связанное с душевными переживаниями и верой, допускается лишь при условии, что оно полезно для цели, поставленной перед машиной. Человек сам становится одним из видов сырья, подлежащего целенаправленной обработке. Поэтому тот, кто раньше был субстанцией целого и его смыслом — человек, — теперь становится средством. Видимость человечности допускается, даже требуется, на словах она даже объявляется главным, но как только цель того требует, на неё самым решительным образом посягают. Поэтому традиция в той мере, в какой в ней коренятся абсолютные требования, уничтожается, а люди в своей массе уподобляются песчинкам и, будучи лишены корней, могут быть именно поэтому использованы наилучшим образом. Ощущение жизни служит обычно рубежом между пребыванием на службе и частной жизнью. Однако частная жизнь становится пустой, механизируется, и досуг, удовольствие превращается в работу.

Механизм техники может оказывать на людей в массе совсем иное давление, чем это было возможно прежде. Так, например, если исчерпывающие сведения вначале давали людям духовное освобождение, то теперь это обратилось в господство над людьми посредством контролируемых сведений. Воля государства может при современных средствах коммуникации охватить самые отдалённые области и в любую минуту заявить о себе в каждом доме.

Техника делает существование всех людей зависимым от функций сконструированного ей аппарата. И если аппарат перестаёт действовать, то комфортабельная жизнь мгновенно сменяется величайшими, ранее неведомыми бедствиями. Тогда человек оказывается брошенным на волю судьбы в значительно большей степени, чем прежний крестьянин в его близкой природе жизни резервов больше нет ⁵.

* * *

Несомненно одно: техника направлена на то, чтобы в ходе преобразования всей трудовой деятельности человека преобразовать и самого человека. Человек уже не может освободиться от воздействия созданной им техники. И совершенно очевидно, что в технике заключены не только безграничные возможности, но я безграничные опасности. Техника стала ни от кого не зависимой, все за собой увлекающей силой. Человек подпал под её власть, не заметив, что это произошло и как это произошло. Да и кто может в наши дни сказать, что он проник в сущность этого процесса? Между тем демонизм техники может быть преодолён только посредством подобного проникновения. И, быть может, все те беды, которые связаны с техникой, когда-нибудь будут подчинены власти человека. Организация рынка, например, может действительно на каком-то этапе спасти от преходящего бедствия, а затем, возможно, вновь перейти к свободе рынка, чтобы не закончить полным упадком, когда уже нечего будет распределять. Однако вместе с тем в любом планировании заключена возможность «демонизма», элемента непредвиденного.

Во всех тех случаях, когда техника устраняет техническое неблагополучие, это неблагополучие может усилиться. Абсолютная технократия поэтому невозможна. Полагать, что задача преодоления техники с помощью техники вообще осуществима, означает прокладывать новый путь неблагополучию. Фанатизм ограниченного понимания отказывается от технически возможного в образе предположительной техники. Остаётся, однако, вопрос: как человек, подчинённый технике, в свою очередь станет господствовать над ней? Вся дальнейшая судьба человека зависит от того способа, посредством которого он подчинит себе последствия технического развития и их влияние на его жизнь, начиная от организации доступного ему целого до его собственного поведения в каждую данную минуту. Все моменты техники соединены связями того или иного происхождения, что позволяет современному человеку осознать следующее: в атмосфере отчётливой рассудочной ясности наших дней он полностью отдан во власть некоего зловещего процесса, который неумолимо и грозно сложился из действий самих людей.

Современный человек и проникает и не проникает в суть происходящего, стремится технически и рационально взять все в свои руки, чтобы предотвратить надвигающееся бедствие.

В целом феномен техники, поскольку он не распознан, не только опасность, но и задача. Причудливые образы фантазии являются и своего рода обращением к человечеству с призывом подчинить их себе. Неужели же действительно все возможности человека вместе с его уникальностью исчерпаны и медитация исчезнет из нашей жизни? Нет ли таких истоков человеческой жизни, которые помогут в конечном итоге подчинить человеку всю сферу техники, вместо того чтобы рабски подчиняться ей? Реальность техники привела к тому, что в истории человечества произошёл невероятный перелом, все последствия которого не могут быть предвидены и недоступны даже для самой пылкой фантазии, хотя мы и находимся в самом центре того, что конституирует механизацию человеческой жизни. Одно во всяком случае очевидно: техника — только средство, сама по себе она не хороша и не дурна. Всё зависит от того, что из неё сделает человек, чему она служит, в какие условия он её ставит. Весь вопрос в том, что за человек подчинит её себе, каким проявит он себя с её помощью. Техника не зависит от того, что может быть ей достигнуто; в качестве самостоятельной сущности — это пустая сила, парализующий по своим конечным результатам триумф средств над целью.

Может ли случиться, что техника, оторвавшись от смысла человеческой жизни, превратится в средство неистового безумия нелюдей или что весь земной шар вместе со всеми людьми станет единой гигантской фабрикой, муравейником, который уже все поглотил и теперь, производя и уничтожая, остаётся в этом вечном круговороте пустым циклом сменяющих друг друга, лишённых всякого содержания событий? Рассудок может конструировать такую возможность, однако сознание нашей человеческой сущности будет вечно твердить: в целом это невозможно. Не только мысль подчиняет себе технику. Теперь (и это продолжится в грядущие века) принимается глобально-историческое решение по поводу того, каковы возможности человека в радикально изменившихся условиях его жизни. Все прежние известные в истории попытки их реализации рассматриваются под углом зрения того, что они означают теперь, как они могут повториться, каково их действительное значение. Философская мысль должна отчётливо понимать весь смысл этой реальности. Она создаёт только идеи, установки, оценки, возможности для отдельных людей, однако эти отдельные люди могут неожиданно стать существенным фактором.