Ефим Викторович Островский:
Человек и институт. Наш президент должен быть философом

Большая глупость полагать, что проблемы президента в корне отличаются от наших собственных проблем. Иначе говоря, президент ограничен в своих действиях теми же проблемами, что и каждый из нас. Только кажется, что он обладает «неограниченной» властью — ведь зона управления президента простирается всего лишь на расстояние его вытянутой руки. Президент может протянуть руку и снять телефонную трубку для передачи указаний; может протянуть руку и подписать указ. Но его указы и указания могут быть выполнены или не выполнены, и не только по злой саботажной воле, но и по причине банальной некомпетентности, из-за недостатка того или иного управленческого ресурса, из-за неверно или неточно поставленной задачи. Отличить злую саботажную волю от объективной невозможности трудно, а часто и невозможно. Мы знаем это, потому что сами много раз находились в подобной ситуации.

Нужна точечная терапия

Однако президент это не только и не столько человек, сколько институт. И «совершенствует экономику», «развивает Россию», «преодолевает кризис» он не собственными руками, а посредством людей и идей, объединённых в системы; то есть посредством организаций и идеологий. Сила президента есть результирующая всех сил общества. Президент обладает лишь одним особым источником власти: способностью конфигурировать векторы различных общественных сил. Власть над созданием конфигураций подразумевает, что одни векторы сил, складываясь, взаимно погашаются; другие же — взаимно усиливаются.

Творческая работа над созданием различных конфигураций — это политика. Политика — это мышление и воля. Мышление, позволяющее охватить внутренним взором, представить себе максимум векторов общественных сил. Воля, позволяющая осуществлять ту или иную конфигурацию, а не только умствовать о её возможности.

Сегодня принято видеть в новейшей истории России три периода — советскую предысторию России, связываемую с именем Михаила Горбачёва, эпоху Бориса Ельцина и новую эпоху, связываемую с новым президентом Владимиром Путиным. Можно сформулировать иначе: 1985–1991 годы — разрушение социалистической системы, 1991–1999 годы — строительство и стабилизация новой системы. А что есть содержание наступающей эпохи? Какие цели может ставить перед собой новая страна? Достойная жизнь? Но чего эта жизнь должна быть достойна? Достоинства самого по себе не существует — как не существует и единой для всех времён и народов нормы для так называемой нормальной жизни.

Чему новый президент России может предназначить государство нашей страны (именно так! — поскольку страна и государство это, без сомнения, разные вещи)? Чем будет его политика — продолжением стабилизации, которая оставалась задачей правительства России на протяжении периода пяти премьеров — своеобразной пятипремьерщины, сменившей семибанкирщину? Или новый президент действительно задаст своей политикой новую эпоху, указав стране цели, измеряющие её достоинство. Цели, предназначающие России держать на своих плечах мир совместно с иными субъектами мировой политики. Быть действительно одной из держав мира — а не страной, являющейся только объектом политики иных центров сил.

Список задач для правительства, которое формируется новым президентом, очевиден. Однако основная проблема состоит в том, что стране требуется не президент, знающий очевидности, а человек, который сможет привести институт президентства России в соответствие с мировым контекстом: с тем, чтобы включить наше общество в мировой исторический процесс. России нужен не «новый директор», а политик мирового масштаба.

Итак, президенту нужно стать политиком. Прошедшие десять лет не дали нам политиков. А, например, Ельцин? — спросите вы. Попытаемся объяснить. Политик ставит цели. Цель же никогда не может появиться изнутри системы — только извне, только из контекста. Год за годом последние десять лет мы поддавались искушению полагать, что существует «объективный контекст». Однако «объективного контекста» не бывает: может существовать лишь предощущение будущего, или норма долга, или норма этики, которые указывают на цель — или на круг возможных и допустимых целей. В этом смысле никакой «новый директор"-менеджер, как бы он хорошо ни умел достигать поставленных целей, не является политиком.

Политика — это, повторим, сочетание мышления для правильной постановки целей и воли к их достижению. Михаил Горбачёв обладал кое-каким мышлением, но не обладал волей. Борис Ельцин в избытке обладал волей, но не приобрёл требуемого уровня мышления. То есть мы уже пережили два синдрома псевдополитики: безвольное мышление и безмысленную волю.

А каковы цели? Экономическая программа? Далеко не только. Экономическая программа — это как если бы лечением человека занимался один дантист. Или хирург, который в лучшем случае может заменить больной орган другим. А если заболевание системное? Тогда организм просто не выдержит всех операций.

Тут, пожалуй, подходит акупунктура: надавливание, часто болезненное, на точки, мобилизующие организм на поиск и использование собственных ресурсов выздоровления, адаптации и развития.

Нужна философия

Точечная терапия — не только знание, где надавить; это и знание о том, когда это делать; как возбудить одновременно несколько ресурсных систем — политическую, экономическую, культурную, в каком порядке это делать. Сегодня — две системы одновременно; завтра — третью; послезавтра — первую и третью. Точечная терапия подобна музыке, требующей гармонизации и ритма. И главное, она требует от целителя стройной системы взглядов на мир.

Ведём ли мы речь о том, что новый президент должен вдруг стать философом? И да, и нет.

Нет — потому же, почему Аристотель не начал пытаться сам стать Александром Македонским. Да — постольку, поскольку президент это не человек, а институт. Как сказал однажды Павел Романов, «своя мысль — не обязательно самостоятельно придуманная мысль»; главное, чтобы она стала своей, была ответственно присвоена. Новый президент — если он принимает вызов, требующий от него превращения в политика, — не только может, но и должен участвовать в специфической «приватизации» (присвоении) — присвоении политической философии.

Что есть субъект управления президента? Каковы рамки его полномочий, его долга и его ответственности, рамки его экспансии? Россия? СНГ? Русский мир как постнациональная структура русских, то есть говорящих на русском языке граждан мира — Русского мира, — переплетающегося с иными мирами? Отсюда вытекает следующая группа вопросов: какова стратегия России? и в чём отличие стратегии от тактики? и в чём в этой связи состоит оперативное искусство для нашего государства и его отдельных представителей, от чиновника регистрационного управления Урюпинска до президента России? Каковы геоэкономические рамки этой стратегии? Наконец, что есть объекты управления?

Не ответив на эти многочисленные проклятые вопросы, нельзя не только сообщить, какова программа нового президента России, нельзя даже поставить задачи к её подготовке. Требуемые ответы могут быть лишь продуктом философской работы. Но, говоря о философии, мы имеем в виду политическую философию: не философско-научный подход, а философско-политическую практику.

Политический философ озадачен не просто формулированием философии — но таким её оформлением, которое подразумевало бы, кто станет проводником идеологии, построенной на её основе. Политическая философия соотносит себя с существующими людьми и организациями, идеями и идеологиями. Промежуточным результатом такой работы должно стать формулирование новой идеологии развития, а также определение субъекта и носителя этой идеологии и этого развития. Говоря проще, необходимо определиться, какой класс или прослойка населения может быть или уже является носителем такой идеологии.

Новый либерализм

Коммунизм и либерализм выросли из одного корня — из европейской философии развития. Может быть, именно этим и была вызвана их ожесточённая борьба. Коммунизм проиграл, мы обернулись к либерализму. Но либерализм гайдаровской эпохи был холодным и бесчеловечным, если что-то и согревало его, то только импортные сигареты, баночное пиво, сникерсы и куриные окорочка. Он был предназначен для разрушения прежней системы — и именно поэтому облёк сильные и тёплые идеи свободолюбия, веры в себя в холодные тона наживы и рвачества. Всё это закончилось нелёгкими впечатлениями от «подвига Кириенко» в августе 1998 года, коррупционными скандалами начала 1999 года.

Когда мы задумываемся о факторах замедления реформ, нам представляется, что людям было просто необходимо время, чтобы изменить отношение к своим ценностям, идеям, — недоучтена была скорость изменения общественного сознания. Однако сознание всё же поменялось, и это есть главный результат десяти реформаторских лет. И в ходе избирательной кампании 1999 года, и после неё мы утверждали и утверждаем: в стране возникло и утвердилось новое поколение. Здесь надо предостеречь от серьёзной ошибки — от отождествления нового поколения с молодёжью вообще. Известно: каждый год миллионы молодых людей входят в трудоспособный возраст — но новое поколение возникает не каждый год и даже не каждое десятилетие.

Прошедшее десятилетие породило важный ресурс, который необходимо не упустить в ходе «большой инвентаризации страны». Этот ресурс — люди, освоившие новое поколение деятельностей: современное управление — финансами, корпорациями, кризисными предприятиями и гуманитарные технологии — технологии образования и переобразования, управления эмоциональными состояниями и создания особых социально-культурных сред и прикладных идеологий. И когда мы говорим о новом поколении, мы говорим не только и не столько о новом поколении биологических особей, сколько о новом поколении человеческих качеств и технологий, которыми эти люди, овладев, могут пользоваться.

Либерализм 1980–1990-х хотел иметь свободу, как будто бы движимый «эдиповым комплексом» по отношению к государству СССР, эту свободу отбиравшему. Свободолюбивое новое поколение — иного источника: как говорил Ежи Лец, «не знаю, кто открыл воду — но явно это были не рыбы». Для рыб вода — это среда обитания, она незаметна. Так же и новое поколение, живущее в свободе как рыбы в воде и не мыслящее для себя другой среды.

Новый либерал не хочет ничего разрушать — всё, что нужно и не нужно, он уже видит разрушенным; новому свободолюбивому поколению нужен тот тип идеологии, который позволяет организовать жизнь. У нового поколения нет иллюзии того, что свобода пригодна только для разрушения, — потому что сами представители нового поколения именно на ценностях ответственной свободы и веры в себя выстроили свою нынешнюю жизнь. И именно поэтому новому поколению не очень комфортно среди либералов первой волны: те слишком привыкли разрушать, противодействовать, саботировать, те могут себе позволить парализующие волю многочасовые обсуждения и легки на подъём только тогда, когда нужно мобилизоваться на какой-нибудь протест или показать своё блестящее красноречие.

Парламентские и президентские выборы в России показали, что большинству населения хочется перемен и новизны, не ломки чего-нибудь ещё, а строительства. Пусть пока новое поколение ещё физически не оказалось в большинстве — но именно новое поколение играет роль локомотива, который может увлекать за собой подвижной состав России; и большинство населения России готово признать это новое поколение ведущим, лидерским слоем России. Интересы России совпадают с интересами этого самого «нового поколения». А тут недалеко до национального согласия и даже новой общенациональной идеи, новой народной мечты. Мы утверждаем: новое поколение и есть манифестация национальной идеи постольку, поскольку сегодня высокие смыслы более не могут быть выражены лишь текстом и даже гипертекстом, но только «гипердрамой», развёртывающейся в реальной жизни и воплощаемой в жизнь героями нынешнего времени нового поколения. Новое поколение может стать объективными образцами, «живыми образцами» реализации объединяющей народ новой идеи.

От президента — человека и института — требуется одно: соответствовать этим ожиданиям.