Мир вступает в эру тотального рынка. Пространство бизнес-операций переживает постиндустриальную реконструкцию. Этот процесс имеет как прагматичное, так и идеальное, «миссионерское» измерение. Не вполне очевидный парадокс эпохи: эти традиционно разводимые векторы на сей раз не противостоят друг другу. Напротив, уникальность ситуации в том, что сугубо практическое и высокое то и дело синергийно сочетаются, взаимоусиливаясь и открывая необъятные возможности для новой практики. Человек, однако, стремится объять открывающуюся реальность, создавая новую социальную оболочку. И реконструируя последствия тектонических подвижек в новую композицию практики и жизни. К этим дуновениям пронзительной новизны стоит прислушиваться тем, кто хочет добиться успеха на игровых площадках «Нового мира». Этот текст является сокращённой версией лекции Александра Неклессы «Тотальный рынок: постиндустриальная реконструкция пространства операций», прочитанной на организационно-деятельностной игре «Проектирование рынка гуманитарных технологий: новое сообщество». Александр Неклесса — заместитель генерального директора Института экономических стратегий, член бюро Научного Совета «История мировой культуры» при Президиуме Российской Академии наук, председатель Комиссии по социокультурным проблемам глобализации, известный российский исследователь геоэкономики и глобальной политики, автор приблизительно 300 публикаций по вопросам международных отношений, политологии, экономики, истории. Около 30 лет проработал в системе Российской Академии наук. С |
|
Печальная повесть о балансовой стоимостиЕсли сегодня мы составим список крупнейших мировых корпораций и поделим их на две группы, исходя из некоего критерия (который, надеюсь, станет ясен чуть позднее), то получим довольно странный и любопытный результат, ярко характеризующий современную экономику. Первую группу составят корпорации, чья балансовая стоимость относится к их рыночной капитализации в отношении примерно десять к одному. Как-то раз весьма знаменитый российский экономист был поражен, узнав, что рыночная стоимость, то есть капитализация, одной всемирно известной компании составляет 28 миллиардов долларов. «Как же так? Это невозможно! — воскликнул он. — Я уверен, что несколько сотен!» В каком-то смысле он был прав, но вот в каком? Хотя, действительно, балансовая стоимость — стоимость физических активов — этой мощной корпорации составляет-таки пару сотен миллиардов. Недавно я заглянул в Интернет чтобы проверить состояние дел этой компании и обнаружил: её капитализация снизилась до 24 миллиардов долларов. Так что дела обстоят подобным, шокирующим многих образом не только в России: расхождения стоимости физических активов и цены предприятия на рынке обретают порой драматичные пропорции, причём происходит это повсюду. И всё же балансовая стоимость предприятия интересует сегодня многих. Однако вопрос можно поставить иначе: будет ли она столь же серьёзно интересовать экономических игроков и завтра? Другая группа компаний представляет собой противоположную картину. Отношение их балансовой стоимости к рыночной капитализации достигает одного к десяти, и даже более. Вы эти компании знаете, в основном это предприятия новой Knowledge-Based Economy (англ. — буквально: экономика основанная на знании): постиндустриальное, информационное и тому подобное производство… И вот эта ситуация для нас интересна! Парадокс представляет собой зримое воплощение конфликта эпох — индустриальной и постиндустриальной, и это же наблюдение имеет прямое отношение к теме рынка гуманитарных технологий. Рассмотрим, однако, далеко не самый простой случай. Представим себе людей, занятых, к примеру, производством самолётов: его оптимизацией, борьбой за снижение себестоимости продукции, то есть обеспечением материальной стороны экономического процесса. Конечно, они делают важное дело, потому что современные, надёжные, быстрые самолёты — товар, который продаётся и приносит немалые деньги. И соотношение качество/цена играет в этом процессе немалую роль. Только вот что такое «качество»? Как формируется этот показатель? Исчерпывается ли он техническими характеристиками изделия? А теперь выведем из тени на ту же площадку социогуманитарных технологов: постиндустриальных мультипликаторов, междисциплинарных транспрофессионалов: людей, использующих ряд специальных нетехнических средств, чтобы обеспечить фирме-производителю оптимальные условия существования. То есть отличную репутацию, положение в профессиональной среде, стратегический горизонт, выгодные партнёрства, общественные связи, соответствующее позиционирование, услуги специалистов, гармоничные социокультурные сопряжения в различных уголках мира и многое другое. Чем занимаются эти люди? Привлечением покупателей? Не только. Этим занят один сегмент — служба рекламы и маркетинга. Управление же стратегией компании обеспечивает нечто другое: устойчивое функционирование, долгосрочную перспективу — миссию, горизонт действия — и соответствующий образ в глазах общества… Иначе говоря, социогуманитарные специалисты осуществляют целенаправленное, но не всегда прямое, а скорее рамочное — позитивное влияние на котировку ценных бумаг корпорации; обеспечивают рост её рыночной стоимости, которая благодаря хорошо аранжированным усилиям может значительно превысить стоимость принадлежащих компании основных фондов. Часто так оно и происходит. Софт или хард?Итак, производство, технологическая инфраструктура — это своего рода промышленный «хард» (аппаратная часть, инженерные технологии). А всё остальное, что обеспечивает успех, популярность и признание бренда, — это «софт» (программное обеспечение) — социогуманитарные технологии. Соотношение этих составляющих в современной экономике претерпело серьёзную трансформацию. Конечно, если вести речь не о «свечных заводиках» (хотя, возможно, теперь уже и о них тоже). Более того, в инженерной сфере нужно приложить немало усилий, чтобы произвести конкурентоспосбный продукт, а в сфере «софта» можно действовать менее суетливо, порою даже небрежно. Но при этом в совокупном результате иметь на счету большую долю прибыли! Такова специфика современной экономики. Сегодня роль материального производства, физических активов может составлять одну десятую, а то и двадцатую часть от реального результата, который получает предприятие. Впрочем, если вы работаете на уровне кустарной мастерской и лоточной торговли, вас эти проблемы не касаются. Повторюсь: пока не касаются. Но по мере развития предприятия и вашей сети вы всё более и более сталкиваетесь с необходимостью и неизбежностью освоения гуманитарных технологий. Известны примеры, когда прибыльные и стабильные организации внезапно несли серьёзный урон, терпели крах. Почему? В чём была их проблема? Ответы, наверное, будут различны, но обратим внимание на один системный эффект: вспомним, что когда-то потребитель гонялся за производителем — ибо был дефицит товаров; а затем уже производитель гонялся за потребителем и даже создавал его — началось перепроизводство. Что же происходит сейчас? Проблема отношений потребителя и производителя имеет тенденцию решаться в системе нелинейных уравнений, как ситуация эффективного, но запутанного симбиоза, сложных сетевых отношений, замкнутых на вынесенные в будущее магниты ситуации — её «странные аттракторы». Если посмотреть на это непростое хозяйство со стороны, получается размывание хозяйственной логики, абракадабра. Но такая абракадабра, которая при умелом использовании, даёт хороший результат. То есть не анализ ситуации, когда потребитель ищет производителя или наоборот, а постижение другой, ещё не прописанной в деталях сетевой логики их взаимоотношений… Или, если угодно, правил своеобразной игры. Наверное, поэтому игровой подход к ряду проблемных ситуаций часто оказывается продуктивным! Вот почему оргдеятельностные, деловые, стратегические и другие игры переживают сегодня бум, становятся популярными инструментами проектирования, конструирования, планирования и организации различных видов деятельности. Они позволяют, избегая отождествления и формализации, постигать новую рациональность мира неопределённых, нелинейных правил поведения. Но вернёмся к прибыли, не гарантирующей успеха компании. За что же тогда бороться, если не за нее? Самое ценное, что существует в современной экономике, — это специфические деятельностные ниши. Если предприниматель, проектная группа, амбициозная корпорация находит такую нишу — рутина заканчивается и начинается стремительный полёт, прорыв в будущее; возникает чувство совершенно иной экологии существования. В том смысле, что теперь можно не рвать у рынка подметки на ходу, а делать дело, не слишком оглядываясь на текущий прогноз погоды — и всё равно получать впечатляющий результат. Ибо вы нашли (создали) собственное уникальное предметное поле и осваиваете его. Действительно, в первом случае вы работали на площадке, переполненной конкуренцией, — боролись за каждую даже не нишу — ступенечку, хватались за любой заусенец — и если действовали старательно и эффективно, то получали результат. А во втором случае вы как сыр в масле катаетесь в нише, пока она никем, кроме вас не освоена. Но если не найти такую нишу — то придётся скрести зубами двадцать пять часов в сутки, чтобы сделать хотя бы небольшую зарубку и ровно на неё превысить усилия конкурентов. Раньше нечто подобное, кажется, называлось «крысиными гонками»… А «нишей» может оказаться само новое восприятие мира и правил поведения в нём. Управление хаосомНам неплохо известно, как хаос превращается в космос: берётся глина, обжигаются кирпичи, передаются строителям, те строят дом, насыщая его более или менее хорошо организованными коммуникациями, а потом… потом продаются квартиры. Но как космос превращается в хаос? Один вариант ответа прост: подложили гексогена — вот и хаос… Дело, однако, в том, что существует другой хаос, сопряжённый не столько с разрушением, сколько с новым творением, с обновлением и новизной бытия. Сейчас столь привычный нам сложившийся космос индустриальной экономики, космос капитализма, космос западного общества последних столетий, расползается на глазах. Распадается его понятийная оболочка. При этом машины продолжают ездить, люди — работать, дома — стоять, материальный порядок вроде бы незыблем. Но в умах и делах уже ощущается пульс другого бытия — в мир проникла хаотизация, которую мы называем «переходом», хотя другой берег пока невидим и неведом. Радикально меняются контуры прежних констант. Само определение рынка как пространства операций, имеющих коммерческую цель, стало уже «слишком узко в плечах». Если увлекаться только хозяйственной деятельностью, получением финансового результата, можно получить нежданный удар, откуда не ждешь: например от политической или культурной реальности, хотя это, пожалуй, упрощённая рационализация положения вещей. Реально же на смену «просто» рынку идёт рынок «тотальный». Поясню: термин этот можно понять и в том смысле, что все без исключения становится рыночным — превращается в пространство денежных обменов: за все и везде платят, все покупают и продают… Даже то, что раньше не продавалось за деньги. Действительно, такая тенденция имеет место: капитализация как универсальный дешифратор антропологической активности фиксирует этот тренд, но в том числе как своего рода судорогу отчаяния. Тотальный рынок — это другое. Это ситуация, в которой пространство операций обретает самостоятельную ценность и цельность, а его финансовая, и тем более производственная составляющая становится пусть значимой, но только частью. И если она не идёт на поклон к новой реальности, то рискует проиграть, получив откуда-то сверху (или сбоку) тот самый удар «в лоб». Современный «капитал» несводим к финансовому капиталу: человеческий капитал, интеллектуальный капитал, социальный капитал, семантический капитал, культурный капитал — все это экономические реальности наступившей эпохи. То есть другие формы деятельности, описываемые таким понятием, как социогуманитарные технологии. К ним, однако, уже нельзя относиться как к гарниру, комплиментарному экономическому процессу. В новой реальности всё обстоит как раз наоборот. Сегодня гуманитарные технологии — это основной продукт экономики. Интерлюдия: экономика со сброшенной шкуройВ Ходят в миру и другие байки. Один мой знакомый — прямо как дитя: любит все разобрать и посмотреть, что внутри. И вот он развинчивает свой недешёвый мобильный телефон известной европейской марки и видит: внутри — все Made in Malaysia. То есть теперь детали производятся в Малайзии или в Китае, а сборка происходит в Финляндии или во Франции. А мы-то привыкли, что наоборот… И знать не знаем, что творится в неведомых странах на сюрреалистических предприятиях, чьи стены состоят из бамбуковых шестов, а потолки — из полиэтиленовых тентов. И где работают голые люди. На Западе для обеспечения стерильности ряда производств тратятся большие деньги. А тем временем в чистых горных зонах Юга и Востока строятся простенькие «заводики», куда в одежде не пускают — на ней микробы; а санобработанных дезинфекцией аборигенов — вполне; и вот они — голые — работают: изготавливают нечто. Себестоимость выходит фантастическая! Так Китай становится центром сборки деталей, произведённых в этих загадочных уголках Земли… Но можно ли утверждать, что это и есть технологии сегодняшнего, а тем более завтрашнего дня? Что именно такой подход есть истинный образ творящихся на Земле перемен? Что именно здесь их вектор? Экономика — «это наше все»Так в каком же мире мы живём? Постепенно становится понятно, что в мире не вполне капиталистическом. Капиталисты — уже не монопольно правящий класс. К власти идёт страта, враждебная прежнему порядку вещей и относящаяся к капиталистам свысока. Точно так же над миром национальных государств нависают наднациональные конструкции. Пространство операций очищается от географических излишеств — возникает свободная просторность действия, где географическая привязка обременительна, подобна каменному якорю, оставшемуся от ковчега прежнего общества. Наконец — самое интригующее: в нашем мире больше не царят безраздельно административные и экономические системы. Это мир динамичных проектных структур, представляющих собой не организации, но связки функций, соединяющих проекты и реализующих их индивидов. Эта формула действия создала пространство операций, которое сегодня называют сетевым обществом. Стоит без движения, упершись лбом в проблему, административный динозавр. Ему и не нужно двигаться — он максимально защищён от персональных рисков. Буксует и экономический электровоз: пока огоньки согласований бегают с уровня менеджмента на уровень топ-менеджмента и обратно, а на исполнительский уровень идут команды и указания — здесь разделение рисков выше, но организационная оболочка создаёт иллюзию безопасности. Тем временем проектная система действует — ищет решение, ибо устроена так: либо найдёт его, либо погибнет — уровень персональных рисков здесь максимален. Современное пространство операций — это зона турбулентности, которая исследуется лишь последние два-три десятилетия как сложно организованная реальность, содержащая компоненты принципиальной неопределённости, в условиях которой приходится (!) принимать решения и производить действия. И здесь мы вновь сталкиваемся с феноменом нелинейных организованностей, творящими нечто «из воздуха» и дарующими новые качества социального бытия. Ведь хаос хаосу рознь. И тот созидательный, динамический хаос, из которого произрастают инновационные структуры — можно смело назвать сегодняшним Клондайком. Или Родосом (лат. Hiе Rodus, Hie Salta — «здесь Родос — здесь прыгай»: античная пословица, указывающая на необходимость предъявить свои способности и возможности здесь и сейчас). Именно здесь сегодня «прыгают», достигая подчас колоссальных результатов! Экономика освобождается от хозяйственной оболочки. Современное миростроительство необходимо включает в себя политику и культуру, вырабатывая собственную философию действия. Становится ясно: «гуманитарные излишества» — видение, миссия и другие, над которыми ещё пять—десять лет назад смеялись, — есть не что иное, как структурообразующие гены, на которых крепится конструкция успеха и прорастает цветущая сложность новизны. Матрица корпоративной стратегииМодернизированная схема автора
|
|